Переплет - Бриджет Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дарне остановился и присвистнул, ошеломленный ярмарочной суетой.
– Пойдем, – рассмеялся я. – Ты разве не проголодался?
– Проголодался. Я угощу вас пирогами, – ответил он.
– Мы не попрошайки, Дарне. Я и сам могу купить пироги.
– Ладно, я просто… неважно.
Клякса совсем ошалела: то и дело дергала поводок. Мы двинулись к ближайшему прилавку и купили пироги. Клякса умяла свой, не жуя, довольно облизнулась и уставилась на нас, в надежде получить добавку. Но мы уже свернули в узкий боковой ряд и продолжили бесцельно бродить между шатрами и деревянными прилавками. У прилавка с украшениями Альта остановилась, глаза ее загорелись. Дарне потянулся к карману:
– Сколько стоят голубые бусы?
– О… спасибо, Люциан. Ты очень щедр.
Он отмахнулся, показывая, мол, пустяки. На миг я проникся к нему глубокой неприязнью – тоже мне, молодой лорд, подачки раздает… но он поймал мой взгляд и весело подмигнул.
За следующим прилавком Дарне купил три раскрашенных деревянных яйца и бросил одно мне так неожиданно, что я едва его поймал. Другое было вручено Альте.
– Дарне, – заметил я, – расписные яйца принято дарить своей зазнобе.
– Я так и сделаю, – ответил он и показал третье яйцо, которое оставил себе. – Бог с тобой, Фармер, это всего лишь яйцо. А ты смотришь на меня так, будто я задумал взять взамен твою душу.
Я натянуто рассмеялся и сунул яйцо в карман. Где-то зазвонил колокольчик, и Альта потянула меня за рукав.
– Пойдем, а то опоздаем.
– Не опоздаешь, не бойся. Сначала же танцуют малыши… Танец с лентами, – пояснил я, увидев, что Дарне не понимает, о чем речь. – В центре ярмарочной площади возводят большой столб, к нему привязывают ленты. Девчонки танцуют вокруг него и опутывают лентами, да так, что потом не распутать.
– Это очень красиво, – добавила Альта. – А Пераннон Купер выбрали королевой Пробуждения. Эмметт, ты непременно должен ее увидеть!
Она помахала подружкам, собравшимся в центре ярмарочной площади, улыбнулась Дарне и убежала.
В честь праздника девушки надели свои лучшие платья; голову каждой украшал растрепанный венок из подвядших полевых цветов, да и сами они, ясноликие, напоминали первоцветы. Почти все распустили волосы, лишь Альта заплела две передние пряди в косички и связала их на затылке, словно хотела отличаться от остальных. Девчонки, обступив Альту, зашушукались и захихикали, потом обернулись и стали смотреть на нас. Сисси Купер указала на Дарне, притворяясь, что вежливо машет ему рукой, и прыснула.
– Я словно торт в витрине кондитерской, – заметил он.
Я рассмеялся. Именно так они и смотрели на него: голодными, завистливыми, мечтательными глазами. Все, кроме Альты: сестрица полагала, что торт предназначается ей.
Дарне невозмутимо развернулся, поднял руку и прикрыл глаза от солнца. Его щеки порозовели.
– Тебе правда хочется посмотреть на танец с лентами? Или, может, незаметно улизнем?
– Давай, – ответил я.
– Слава богу.
Я не стал говорить, что вряд ли ему удастся что-то сделать незаметно, ведь девчонки с него глаз не сводили. Просто взял его за руку и увел в толпу, пытаясь не обращать внимания на Альту, принявшуюся звать его по имени. Толпа чуть поредела, и мы бросились бежать, пока не очутились там, где ярмарка почти заканчивалась; несколько одиноких обшарпанных прилавков стояли, как заброшенные сараи.
– Сбежали, – с облегчением выдохнул он и остановился перевести дыхание. – Побаиваюсь я девчонок в этом возрасте, и особенно когда они собираются в стаи.
– Как волчицы.
– Или вороны.
Я улыбнулся.
– Значит, у тебя нет сестер?
– Есть, целых две. Лизетта и Сесилия. Но они старше меня.
– Надо же, я не знал.
До меня вдруг дошло, что о Дарне я знаю совсем мало; например, он никогда не говорил о своих родителях. Хотел было сказать ему об этом, но он переменился в лице, и я обернулся посмотреть, что привлекло его внимание.
Прилавок с книгами стоял вдали от прочих, на участке, по колено заросшем травой. Полупустая тележка пробуравила в земле глубокую колею. Торговец мог быть тем же человеком, продавшим мне книгу много лет назад, разве что седых волос прибавилось, живот еще больше прирос к позвоночнику и глазки бегали чаще. А может, это был совсем другой человек – так ли это важно? Тот или другой, он по-прежнему торговал книгами. Стопки разноцветных кожаных корешков с золоченым узором; несколько переплетов попроще, один или два – с массивными металлическими уголками; обрезы с пятнами плесени. Я шагнул к прилавку, и отчего-то мое сердце забилось чаще.
Дарне так крепко схватил меня за руку, что я чуть не вскрикнул.
– Ты что это задумал, Фармер?
– Ничего. Просто хотел… – я растерянно моргнул.
– Ты, что ли, не знаешь, что это такое?
– Я просто хочу посмотреть.
Он прищурился, молча развернулся и ушел так быстро, что ошейник впился в горло Кляксы; бедняжка захрипела, засеменив на натянутом до предела поводке. Я замер, раздумывая, что делать дальше. В ушах звенела пронзительная, высокая мелодия волынки: вдалеке начался танец с лентами. Мелодия то нарастала, то стихала, уносимая порывом ветра. Книготорговец не смотрел в мою сторону; его сальные седые волосы были спрятаны под шляпу. Прилавок выглядел покосившимся, шатким и, казалось, готов был рухнуть в любой момент. Но книжные корешки переливались на ярком весеннем солнышке оттенками голубого, красного и пыльно-зеленого с золотым тиснением…
Вдруг словно лопнула натянутая нить: я вышел из оцепенения и бросился вслед за Дарне.
– Эй! Погоди! Стой же!
Но я не мог угнаться за ним. Не сомневаюсь, что он меня слышал, но останавливаться не желал и даже побежал быстрее, лавируя в высокой траве и спускаясь в лощину.
Уворачиваясь от торчащих веток, я наконец нагнал Люциана, да и то лишь потому, что низкая ветка хлестнула его по лбу, заставив остановиться.
– Что с тобой? – выпалил я.
Он обернулся и набросился на меня, словно продолжая старый ожесточенный спор:
– Тебе они нравятся, да? Книги? Спорим, у тебя где-нибудь припрятана пара штук? Чтобы было чем согреться зимними вечерами? Упиться чужим унижением, разлитым по бумаге, читать о нем снова и снова, пока ты…
– Что? Да что ты такое несешь?
– Тебе должно быть стыдно!
– Из-за чего?
– Ах, значит, по-твоему, в этом нет ничего стыдного? Человеческими жизнями торгуют на ярмарке, чтобы крестьянам
