Дом Ветра (СИ) - Савански Анна

— Папочка, — Урсула обняла отца. Она уже давно выросла, и сегодня он понял, что самой стойкой, самой сердечной их них троих была не Аманда, не Диана, — Урсула.

— Я горжусь тобой, — Рамсей зажал ее лицо между ладоней, видя Джорджину.

— Что ж, всего хорошего, Урсула, — Диана и Аманда вместе покинули дом Рамсея. Только средняя дочь поддержала отца, не дав окончательно разочароваться в своих детях.

На короткое время в их семье наступили сумерки, отец не общался с дочерьми, Урсула — с сестрами. Диана не хотела слушать доводы отца, боясь, что он снова упрекнет ее в жестоком отношении к мужу. Аманда же беспокоилась, что Рамсей укажет на ее недостатки, назовет наседкой, так как, кроме своей семьи, она ничего более не видела. Их мужья не пытались помирить сестер, считая, что во всем они обязаны были разобраться сами. Они поняли, какими были эгоистками, какими же глупыми. Иногда стоит идти на уступки, чтобы наступил мир. В день росписи Кэтлин и Рамсея дочери последнего пришли в дом регистрации попросить прощение у отца. Он простил им минутное помутнение. Разве так должно быть — вражда детей с отцами?

***

Зима 1931.

Дела действительно шли плохо. У Фредерика становилось все меньше работы в лаборатории, его коллеги с нетерпением ждали Новый год в надежде, что тот принесет хоть немного облегчения, но становилось только хуже. Часть сотрудников приходилось уволить, а Фредерик воспринимал это как потерю части себя. Когда-то, еще в той жизни, не обезображенной кризисом, под его чутким руководством трудилось более десяти фармацевтов, сейчас их осталось пять. Каждый раз становилось больно, когда кто-то уходил. Они больше не испытывали ничего нового, стараясь следить хотя бы за старым, а аптека на Тюдор-стрит точно превратилась в выжженное поле: полки не ломились от препаратов, заказы медленно уменьшались.

Фредерик не принялся уподобляться своему начальнику, пускаясь во все тяжкие. Виктор пил, тратил деньги на любовницу, содержа для них квартиру, дарил Еве нескромные украшения, совсем не считаясь с мнением других. В трудностях Фредерик с Верой будто заново влюбились друг в друга. У нее на работе тоже не все шло гладко, поэтому она все меньше пропадала в музее и больше находилась с Еленой. Они были счастливы в своем маленьком мирке, пока большой мир не начал давать о себе знать.

Зимой Виктор почти перестал выплачивать заработную плату: ее еще получали простые работяги, а начальников и технологов он попросил подождать. Цены на продукты питания резко подскочили, Сваны стали испытывать нехватку денег. Первое время Фредерик старался не говорить жене о положение вещей, он считал, что Вере не нужно забивать голову лишними проблемами, ей и так хватало забот, особенно в конце каждого месяца, когда она составляла смету на будущий — было легче, если знать, на что рассчитывать в дальнейшем. Тогда-то Фредерик и решил обратиться за помощью в некую маленькую фирму, которая давала денег взаймы. У друзей постыдно занимать, да и сам Фредерик полагал, что забирает нужное его друзьям.

Вера ощущала, как с каждым днем им делалось тяжелее. Супруг превратился в нервного, неуравновешенного человека, чтобы не раздувать угли, она молчала, обиды копились в ней, и Вера боялась, что однажды ее терпение лопнет, и тогда она устроит настоящую бурю. Она догадывалась, ее муж обманывал, в этом просто не было сомнений. Она не понимала, откуда берутся новые хрустящие купюры, на что он покупает дорогую вырезку или целую утку. Каждая попытка вывести мужа на откровенный разговор заканчивалась фиаско: Фредерик упорно отпирался, скрывая истинное положение вещей.

В тот промозглый зимний день Вера возвращалась с работы. Она уже не засиживалась допоздна, как раньше, а старалась прийти домой, пока сумерки не опустятся на город, нежно укутав его звездным покрывалом. Вера искала в маленькой черной сумочке ключи от калитки:

— Только тихо, — услышала она, что-то холодное стальное уперлось в бок, открытый благодаря распахнутому серенькому полушубку. Вера вздрогнула, пытаясь оглянуться, но кто-то другой не дал ей этого сделать.

— Доставай ключи, — приказал второй голос. — И пошли в дом. Нам нужно, перекинутся парой фраз, — женщина стала судорожно искать связку ключей, открыла дверь, кто-то толкнул ее. Она упала, ощущая, как скрипит пол от незваных гостей.

— Что вам нужно? — тихо спросила она, стараясь придать голосу уверенности.

Один из мужчин, гладко выбритый, с темными, как ночь, глазами, поднял ее на ноги и усадил в кресло. Елена играла наверху с престарелой миссис Максвелл, которая работала ради девочки, не беря жалование с ее родителей.

— Твой муженек задолжал нам деньжат, — произнес второй, со шрамом на щеке, — приличную сумму.

— И не хочет отдавать, — добавил темноглазый.

— Он ничего вам не должен, — почти крикнула Вера.

— Еще как должен, милашка, — тот, что со шрамом, больно схватил ее за подбородок, дерзко заглядывая в глаза, от этого взгляда ей стало не по себе.

— Должен! Тысячу! — второй подошел сзади, прижимаясь всем телом.

В ее памяти, зараженной страхом, всплыл тот случай, когда Фредерик спас ее от рук бандита, но сегодня его не было рядом. Похоже, они знали, когда нужно приходить с угрозами.

— Нет! Вы лжете!

— Ох нет, малышка, — они чувствовали, как от страха она стала обмякать, как она дрожит, как почти готова согласиться на все. Это заводило, это будило все потаенные, неосознанные желания.

— Слушай внимательно! — прохрипел тот, что лапал ее сзади. — Если он не вернет все до пенни через две недели, то ты будешь первая, кого коснется наша месть.

Они ушли так же тихо, как пришли. Вера поднялась на ноги; они подкашивались, казалось, вот-вот она упадет в обморок. Она добрела до спальни, скидывая с себя всю одежду. Вера мылась кипятком, долго терла себя мочалкой, словно так смывая с себя их прикосновения. Пришло мерзкое ощущение, то, что не смыть водой, то, что будет еще долго преследовать. Вера постирала чулки и только тогда почувствовала некое облегчение.

В какие еще долги влез Фредерик? Какое он имел на это право? Как не подумал о них с Леной? Когда сумел скопить такую сумму? Но чем больше она задавала вопросов, тем больше находила ответов. Вот оно, объяснение дорогим покупкам! Вот она, причина странного поведения. Но где, где ей найти такую сумму? Все, что пришло на ум, так это взять в долг у Каталины.

Вера знала, что Кат недавно продала одну из своих картин и наверняка не успела эти деньги куда-нибудь вложить. Она наспех оделась, надеясь, что застанет подругу дома. Каталина отворила дверь не сразу. В тот же вечер на указанный номер Вера прислала деньги. Она не стала пытать мужа, как и он гадать, кто погасил его долг. Все счастливо разрешилось, им не предстояли глупые объяснения, бурные ссоры. Но иногда сильная пощечина лучше молчания. Кто знает, как живут невысказанные слова? Сейчас им удалось отвести бурю, но все равно они осязали нехватку денег. Вера боялась, что муж влезет в новые долги.

Время наступили тяжелые, порой приходила черная мысль, что, опустившись на дно, страна уже не станет прежней. Темная пелена плотно опутала мир, почти не оставив белых пятен, правда, осталось одно место на земле, куда тьма еще не успела проникнуть. Порой Вера жалела, что много лет назад они оставили Россию, ведь там, как сообщали газеты, все было благополучно. СССР казался раем, где у всех была работа, где не знали голода и высоких цен, но это было только с виду. Каждую ночь кто-то исчезал, каждую ночь пополнялась армия строящих эту империю. Свобода осталась словом, был тотальный контроль.

***

Каталина обмакнула кисти в воде и бросила их на стол. Захотелось подойти к окну, чтобы напитаться природой, а там, может, и муза прилетит. Вдохновение — это вещь приходящая и уходящая, капризная служительница Аполлона всегда сама решает, кого коснутся рукой, кому подарить упоительное чувство радости. Картины стали отражением ее внутреннего мира — миры, которые видела во снах, образы из далекого прошлого, далекого Мадрида. В памяти были еще живы узкие улочки и ароматы базаров, памятники, что оставили мавры, напоминавшие о самой лучшей и самой неприятной истории родины. Чем дольше она жила в этом туманном городе, тем больше осознавала, как же отдаленно то время, когда она росла как сеньора, учась всему понемногу и страшно завидуя тем неотразимым женщинам, что поспешили изменить свою природу ради новых идеалов. Теперь она, Кат, превратилась в одну из тех, кого много лет назад назвали бы взбесившимися бабенками.