Дом Ветра (СИ) - Савански Анна

Но разве только Диана тихо умирала от любви? Виктор страдал не меньше. Он пытался забыться в объятьях других женщин, но не мог — его постоянно преследовал незримый образ возлюбленной. Диана поселилась навсегда в его сердце, пленила душу и поглотила остатки здравого смысла. Вино помогало на время снять душевную боль, но тогда просыпалась совесть, с которой боролась гордость. О, она его враг, если бы не она... Возможно, никогда. Но в жизни нет сослагательных наклонений. Первые месяцы он считал себя правым, но потом это чувство начало отпускать его.

Она преследовала его везде. В их спальне до сих пор лежал небрежно сложенный голубо-зеленый пеньюар на софе, а туалетные принадлежности так и остались разбросанными на ее столике. А ее духи впитались с годами в подушку, по ночам он обнимал ее, чтобы вдохнуть, чтобы на минуту ощутить ее присутствие.

Он ничего не хотел менять, будто бы ждал скорого возвращения жены, но та не приезжала к нему. Они, два гордеца, которые скорее умрут, нежели простят друг друга. Он не мог забыть ту, последнюю, ночь. Теперь он разгадал тайну ее слез, но от этой разгадке на душе становилось еще тяжелей.

Она мысленно его предала, она думала его оставить. Зачем? Он со всем бы справился сам, но она все испортила. Он верил ей, а она была готова изменить ему. Хотя она призналась, а не подло, за спиной совершила преступление. Он должен найти в себе силы хотя бы просто привезти ее домой.

Может, он не будет так нуждаться в ней, будет испытывать отвращение при взгляде на нее. Но его сын нуждался в матери. Он уже больше не мог врать ему каждый вечер, и ему стало больно смотреть за сыном проводящим время у окна, ожидая, что у дома остановится машина и оттуда выйдет его мать. Джордж любил Диану, и он совсем не виноват в том, что его отец считает ее предательницей. Он обязан ехать в Париж. Диана будет сопротивляться, но он воспользуется правами супруга. Пускай он ее свяжет, и силком привезет домой, зато она будет рядом с Джорджем.

Его ждал Париж. А ждала ли Диана?

***

Утром выпал снег. В детстве Диана обожала выбегать на улицу, чтобы поиграть в снежки и покататься на коньках, но сегодня она ненавидела снег. Тогда, в детстве, она могла часами с подругами и сестрами гонять по улице, совсем не стесняясь ни из-за своего происхождения, ни из-за друзей не ее круга. Она была простой девчонкой, а сейчас женщиной с прошлым. Все ее эмоции, все ее чувства из-за беременности изменились. Диана была то раскаленной фурией, то кротким ангелом. Никто не знал, что от нее ждать.

Женщина выглянула в окно. Перед домом остановилась машина, вышел мужчина. Он был безупречно одет: пальто, сшитое по последней моде; цилиндр, аристократизм в его манерах. Диана гадала, кто бы это мог быть. Она наспех накинула тяжелый жакет, чтобы скрыть живот. Посмотрев в зеркало, быстро припудрила темные круги под глазами. Все равно выглядит она ужасно.

Кто-то вошел в спальню. Диана увидела гостя, на лице появилась улыбка, которая медленно расплылась. Несколько минут они сверлили друг друга взглядом, полным неприязни. Диана сильнее запахнула жакет, скрывая живот, а Виктор скинул с себя пальто, повесив на вешалку.

— Что ты здесь делаешь? — ледяным тоном потребовала она ответ. — Неужели соскучился?

— Я хочу, чтобы ты вернулась домой. Сделай это не ради меня, а ради сына, — Виктор знал, на что надо давить, чтобы Диана сдалась без боя.

— Я не поеду! — она как можно дальше отошла, — тем более с тобой.

— Диана, я умоляю тебя. Подумай о сыне, — ей нравилось, как он почти унижается перед ней, как он готов ползать у нее в ногах. — Диана, ты можешь не прощать меня. Мы не будем спать в одной постели, — она обернулась; он поймал во взгляде нерешительность, однако в голосе нерешительности не было:

— Виктор, ты причинил мне боль. Ты понимаешь это? Я любила тебя, а ты даже не удосужился меня понять, расценив это как покушение на твои собственнические права на меня, — Виктор осознал, насколько глубоко он ее ранил.

— Я поступил так, как считал нужным, — продолжал он.

— Вот и живи со своим Эго, а меня оставь! — выпалила она.

Диана ощутила слабость в теле, она схватилась за прикроватный столик, медленно переводя дыхание. Виктор мгновенно оказался рядом, обнял за талию, усаживая на кровать. Супруги встретились глазами, и Диана заплакала, пытаясь спрятать лицо. Он все понял, все узнал. Как же было больно на душе.

— Почему ты не сказала, что ждешь ребенка? — он задал вопрос ласково, от нежности у нее защемило сердце.

— Я хотела, чтобы ты страдал, — прошептала Диана.

— Тогда ты получила свое. Мы едем в Лондон, пока ты не довела себя до могилы, — он нежно гладил ее живот, при этом успокаивая, но она активно вырвалась, несмотря на слабость.

Наступит ли покой в их душах когда-нибудь? Она устала и не могла сопротивляться больше. Угасло ее бунтарство, и только это перевесило чашу весов в пользу Виктора. Теперь ей безразлично. Излечится ли она когда-нибудь? Она не любила его больше, и это открытие потрясло ее до глубины души.

Глава 21

Это происходит всегда, когда рушится цивилизация. Люди, обладающие умом и мужеством, выплывают, а те, кто не обладает этими качествами, — идут ко дну.

М. Митчелл. «Унесенные ветром»

Февраль 1929.

Осталось только уповать на чудо. Он давно знал, что она, возможно, не выживет. Он пытался заставить ее жить, но она упорно что-то доказывала ему. Словно хотела показать, что, мучая себя, причиняет боль и ему тоже. Возможно, она умрет. Он думал когда-то, что упрямство — черта его семьи, но, как оказалось, его жена обладала не меньшей настойчивостью. Но как же Диана не понимала: своим поведением, безразличием она причиняет боль другим, не только Виктору. Вероятно, все скоро будет кончено...

Он помнил, как холодным январским днем увозил ее домой. В душе была какая-то странная пустота, та, что, съедает все, не оставляя при этом ничего. Он корил себя, не ожидая прощения. Только ее безразличие помогло ему сломить сопротивление женщины. Только поэтому она уехала с ним. Они ни о чем не говорили, Виктор молча помогал собираться, видя, как ей это нелегко дается. Он смотрел на прозрачную холодную гладь Ла-Манша, в ней он увидел скорбь и одиночество. Он подошел к Глории, стараясь как можно мягче задать свой вопрос, что постоянно крутился у него в голове, с того самого момента, как узнал, что станет отцом. Глория с опаской взглянула на хозяина, боясь его праведного гнева, но не посмела уйти: ее хозяйка явно бы не одобрила такого.

У него больше не было сил на непонятную, нелепую борьбу с Дианой. Джордж, их темноволосый зеленоглазый мальчуган, радостно встретил родителей, побежав с раскрытыми объятьями, но Диана не могла больше дарить ему ту ласку и заботу, словно в нем она видела образ мужчины, нанесшего ей такие сильные душевные раны. А мальчик страдал, не понимая, за что его наказывает мать. Никто за короткое время не смог привести Диану в чувства, будто бы она решила провести в жизнь малыша и уйти в безвестность.

Сейчас, стоя у окна в кабинете Артура и Джейсона, Виктор осознавал, что все закончилось трагично. Как же будет смеяться его отец, как же он будет радоваться! Еще вчера он с отчаянием пришел в церковь Святого Августа, где когда-то они венчались и крестили сына. Отец Питер с испугом посмотрел на него: сейчас этот сильный, несгибаемый человек был похож на раба, готового смиренно принять страшную ношу. Он давно знал Виктора и его супругу, и все, что мог посоветовать — молиться за судьбу Дианы, а сына крестить. В суматохе и мрачности Виктор даже забыл, что у него появился сын. Этот крошечный ребенок совсем был не похож на здорового крепыша, их первенца. Виктору было трудно принять то, что ребенок будет больным, неполноценным человеком.

Выбрав в крестные родители Урсулу и Джейсона, Виктор назвал мальчика Робертом Томасом Маршалом, в честь его великих предков. Скоропостижное крещение все приняли как должное, ибо ребенок мог умереть в любую минуту. Все начало меняться после того, как ребенку дали имя, словно бы его стали оберегать его великие предки. С каждым днем малышу становилось все лучше, и теперь оставалось только молиться о здоровье жены. Диана должна выжить, его раненое сердце безумно жаждало этого. Кажется, он был готов ползать в ногах у супруги. Если она его не простит, то вся его жизнь превратится в бессмысленное представление.