Да – тогда и сейчас - Мэри Бет Кин

Раньше Питера хоть можно было запереть дома, чтобы не виделся с Кейт. А теперь между ними навсегда встала эта девчонка, скрестив руки на груди.

Энн старалась расслабиться, дышать ровнее, чтобы мысли в голове улеглись, но был в Кейт этот изъян, не заметный Питеру. Видел бы он ее красное, злое лицо у венгерской булочной на Лексингтон-авеню. Истинное лицо Кейт Глисон, которой пришлось сбросить маску. Вот она, старая как мир история любви. Мужчина и женщина узнают друг друга по-настоящему, когда уже слишком поздно. Но даже тут Энн не могла не признать, что есть в Кейт что-то, достойное восхищения, – то, как она, не колеблясь, подошла к ней, как взглянула ей в лицо и велела держаться подальше. Она любит его, поняла Энн в тот день. Любит больше всего на свете. И она отчаянная девчонка. Просто раньше Энн плохо ее знала.

Если ей не хватает смелости подойти к сыну и заговорить с ним, какой смысл его караулить? Вопрос, конечно, интересный – это и без доктора Оливера понятно. Странное дело, но Кейт всякий раз удавалось ее застукать. Как будто она знала, что Энн где-то рядом, и нарочно ее высматривала. Конечно, нельзя исключать, что девчонка всегда выходит из дома с таким выражением лица, будто за ней кто гонится. Но Энн отчего-то казалось, что Кейт чует ее приближение.

Они стали жить вместе. В Алфабет-Сити, в обшарпанной квартире на первом этаже. Энн на несколько месяцев потеряла Кейт и Питера из вида, но частный детектив сумел их разыскать. Она смогла заглянуть в зарешеченное окно, когда никого не было дома, и увидела гору посуды в раковине, пустые бутылки в мусорном ведре, коробки из-под хлопьев на столе.

Когда грянуло одиннадцатое сентября 2001 года, Энн не была в Нью-Йорке около месяца. Ехать в город не имело смысла – машины туда не пускали и общественный транспорт не ходил. Поэтому она дни напролет сидела у телевизора – она все-таки купила телевизор – в надежде, что лицо сына мелькнет среди полицейских, пытающихся справиться с царящим на улицах хаосом. Питер не погиб. Она бы почувствовала. Но все равно отчаянно хотела услышать его голос. Энн каждые несколько часов ходила к таксофону на Перри-стрит, вставляла карту, набирала его домашний номер и слушала гудки. Тринадцатого сентября он наконец ответил.

– Питер? – выдохнула Энн вместо приветствия.

– Да, – отозвался он после секундного колебания.

У него был усталый голос. Он ждал, ждал и ждал. Она хотела сказать: не ходи туда. Пусть другие рискуют. В новостях говорят про обломки, которые падают с огромной высоты.

Но она так ничего и не сказала. Только слушала его дыхание, пока не повесила трубку.

Примерно через год после того, как они съехались, Энн увидела, как Кейт вышла из-за угла с пакетами из химчистки на плече и, столкнувшись со знакомой, зачем-то показала ей руку. За секунду до того вид у нее был серьезный, а тут Кейт вдруг повеселела, закивала в ответ на какую-то реплику знакомой, спустила пакеты с плеча так, что они мазнули по грязному тротуару. Копаясь в сумочке в поисках ключей от дома, она все еще улыбалась в воротник своего пальто. Пару секунд спустя появился Питер. Он бежал трусцой по тротуару, но, убедившись, что Кейт его не видит, замедлил шаг. Потом подкрался и схватил ее за талию. У Энн сжалось сердце.

Поженились, подумала Энн. Она пыталась разглядеть поближе левую руку сына, словно это дало бы ответы на все мучающие ее вопросы. Неужели Глисоны пришли? И Джордж? Свадьба была пышная? Рано утром Питер вышел из дома один. Судя по густой щетине, совсем как у Брайана, последние несколько дней у него были выходные. Энн проследила за ним до парка, где он, не особенно напрягаясь, сделал несколько коротких забегов, потом опустился на холодный асфальт, посидел немного и лег на спину, раскинув руки и ноги. Он чуть-чуть поправился с того Хеллоуина, когда она увидела его впервые за много лет. Питер щурился, глядя на небо, потом закрыл глаза. Изо рта его ровным столбом поднимался пар. Энн очень давно не видела, как ее сын отдыхает после тренировки.

Чем бы там Кейт ни занималась, график у нее был свободный. Сначала она ездила на автобусе до Куинса, потом стала спускаться в метро на Двадцать шестой улице. Питер выходил то в дневную смену, то в ночную. Иногда он приходил домой, как раз когда Кейт отправлялась на работу. Они успевали только обняться у входной двери. Энн не слышала, о чем они говорят.

В две тысячи четвертом году Питер и Кейт переехали. Энн поняла, что что-то назревает, по тому, как они суетились и что-то обсуждали у входной двери. А потом она несколько раз приезжала и не видела их совсем. Наконец Энн набралась смелости заглянуть в окно – и тут же отпрянула, встретившись глазами с толстым полуголым мужиком, жарившим что-то на сковородке.

Незнакомец подошел к окну:

– На что залюбовалась?

Энн решила не пасовать:

– Здесь ведь раньше жили другие люди?

Мужчина рассмеялся:

– Может, и жили, но теперь здесь живу я. – Он окинул Энн оценивающим взглядом. – Хочешь зайти?

Она бросилась прочь.

Частный детектив, к которому Энн обращалась все эти годы, ушел на пенсию, так что пришлось найти другого. Новый сыщик раздобыл адрес и фотографию нарядного особнячка во Флорал-Парке, похожего на пряничный домик. Кейт и Питер действительно поженились. И пока выплатили за жилье лишь десять процентов.

– Что это за район? Кто там живет?

Энн и сама не понимала, отчего ее так потрясли эти новости. Не думала же она, что Кейт и Питер проторчат всю жизнь в полутемной дыре.

Детектив пожал плечами:

– Что вы, собственно, хотите узнать?

– Не знаю, – ответила Энн.

Она долгие месяцы не решалась отправиться во Флорал-Парк, хотя нашла его на карте и выучила дорогу. Наступил две тысячи пятый год, а у Энн все никак не укладывалось в голове, что Питер живет в своем доме – не в их гилламском. В конце концов она села в машину, за три часа добралась до Нью-Йорка, потом поехала через мост и до Лонг-Айленда. Глядя на дорожные знаки, Энн вспомнила, что была тут с Брайаном, еще до женитьбы, на втором или третьем свидании. Энн совсем забыла об этом, а тут словно воочию увидела, как Брайан, сидя на песке, уговаривает ее пойти поплавать, пока он