Убийца-юморист - Лилия Беляева

— Я пошел! — Игнатий как выдернул себя из кресла. — Поганая страна! Дикие, плебейские нравы!

— Но денежки ты огребаешь только тут, дорогой! — поддел его папаша. советую не строить иллюзий. Гармонии между нищим и миллиардером не было и не будет в России. Тем она и «погана» прежде всего. Я лично забаррикадировался на случай, если всякого рода неудачники полезут целоваться со мной. А ведь, боюсь, полезут!

— Полезут! Потому что царь им необходим! Батюшка! — выкрикнул Игнат.

— Да Пугачев-то, да Разин когда были, ученая голова? Не при царях ли? — крикнул и его отец.

— Ребята! Ребята! Не надо так нервно! — подала голос Клавдия Ивановна, стоя за столом и обеими руками опираясь на спинку стула. Так обычно ведут себя учительницы. Позже окажется, что так оно и есть — жена Михайлова преподаватель английского. — Не надо ссориться! Страна переживает трудный период. Но не может же нынешний хаос существовать вечно! Как-то же все устроится! Взять тебя, Антон, — обратилась она к лысеющему сыну. — Ты же сумел просчитать ситуацию, ушел из своего института, стал бизнесменом. Игнатий тоже при деле. Вы же с голоду, во всяком случае не умираете!

— Еще чего! — оскорбился Игнатий, стряхивая столбик пепла в железную пепельницу в форме шкатулки. — Михайловы созданы всегда быть на коне. Иначе лично я лишусь уважения своего прапрапрадеда, который служил при дворе. И я, как дворянин, повторяю — нашему народу нужен монарх. Но с компьютером. Наш народ темен, пьян и туп. Ему, такому, в самый раз царь. Он всех готов считать царями. Он хочет сказку, миф!

— Каша у тебя в голове, сын мой! — рубанул папаша. — И царя там не наблюдается! Россию грабанули по-крупному. Это факт. Просвета не видно это ещё один факт. Скажу больше — оглядываться назад бессмысленно. На днях читал дневники Суворина, издателя известного. Он пишет в начале века просто, по-бытовому, о привычках любезной тебе монархической семьи. Цитирую почти точно. Одной фрейлине матушка-императрица обещала заплатить её долги в 400 тысяч рублей, разумеется, за счет казны. Витте же дал ей всего 250 тысяч. Матушка-императрица узнала об этом его «проступке» и не пускала его к себе целых полтора года. Еще картинку из прежнего быта сиятельных особ желаешь?

— Я же не о том! — поморщился Игнат, с подозрением разглядывая сигару, словно оружие, способное выстрелить. — Я же о монархе!

— О том ты, родной, — погладил его ласковым тоном несговорчивый папа. — О том, о чем ты не имеешь желания даже знать. Скорее всего, тебе хочется быть оригиналом. На, лови ещё один бытовой фактик из биографии монарших кругов. Как пишет тот же Суворин, а не верить ему оснований нет, он был вхож всюду и отменно информирован, так вот, он пишет, что великие князья теми или иными способами всегда брали взятки и наживались… И потому, потому, милый мой, случилась революция! Народ наш российский, хоть и такой-рассякой, но чуток на ложь!

— Быдло он, твой народ! Кого только не терпел! — высоко взял Игнат, словно позабыв, что владеет баритоном. — Мало ему на голову, мягко говоря, какали?

Папа раскурил новую сигарету плавающими движениями свободной руки разогнал дым и заключил:

— Правильно! Тут ты в точку! Он даже нас с тобой терпит! И за одно это ему стоит сказать спасибо.

— Ребята! Ребята! — вмешалась в процесс старая женщина. — Сколько можно спорить? И о чем, о чем? Неразрешимые вопросы! Над ними бились лучшие умы! Я считаю так: какое бы сегодня ни было время, а есть возможность веровать. Не надо прятаться, не надо тайком посещать храм. Это — много! И вообще пора перейти на какие-то простые, разумные темы…

— Бабуся, что же, — в немом смехе клипмейкер потряс плечами, поговорим о странностях любви… Или лучше о значении носков точно по ноге… Можно переметнуться на Антонио Бандераса, секс-символа Америки, поохать-поахать по тому поводу, что эта кинозвезда в детстве ничем не отличался от своих сверстников, купался в море, играл в футбол… Ну чем занимается большинство нашего серого населения в часы досуга? Все, а пас. Меня здесь не понимают. Пойду отдраивать мелом бляху с собственным именем, уже пришитую к культурной революции!

— Мотай! — согласился родитель. — Но помни — перегибать палку в облом деле и начинании — себе дороже!

— Ты, все-таки, считаешь мое дело достойным?

— Ну раз тебе платят за него «баксики»!

Игнат чмокнул бабушку в розоватую щечку, отцу пожал руку и исчез. На меня — ноль внимания. И правильно — он ведь жил где-то в поднебесье, не ходил, а парил. Что ему какие-то заурядкорреспондентки, если его последний клип про певицу Урсулу показывают по теле то и дело. И сразу понимаешь: такое не показывать нельзя, так как где ещё увидишь расчлененку женского тела, суверенные женские груди, порхающие в некоем космическом пространстве наряду с мужскими любвеобильными плавками? Тут скрыта, разумеется, бездна смысла, в том числе и философского…

Геннадий Владимирович, его отец, тоже не стал засиживаться, спросил меня только:

— О моем родителе хотите писать? Что ж, это дело. Не последний человек был. Не имею к нему претензий. Мать, конечно, обидел, когда ушел… Но жизнь непредсказуема. Я вон тоже ушел из первой семьи. Хотя, как и отец, не считаю возможным отказаться от помощи прежней жене и дочери. У нас, Михайловых, это в крови. Как бы мы не относились друг к другу, какие бы взгляды не исповедовали, — в трудную минуту, если нас пробуют атаковать, держимся все вместе. Скала! Утес! Могу ли я быть вам чем-то полезен? Предупреждаю заранее — фирмач всего-навсего, вице-президент совместной российско-американской фирмы по поставке лекарств. В настоящее время работаем над внедрением в рынок средств, препятствующих зачатию. Нищим лучше не рожать. Согласны?

— А то, — сказала я.

— Вот именно, — подтвердил потомок писателя. — Но если хотите знать, что я думаю о своем отце, поподробнее…

— Буду признательна…

— Только хорошо думаю. Вот кто был способен вкалывать так вкалывать! Как уйдет в свой кабинет с раннего утра, так часов до трех не появляется. Мой брат Василий и я учились на его примере. И наши дети получили неплохое наследство от деда. Никого из них не назовешь бездельником. Каждый даже в это сложное время нашел свою нишу и созидает… Прошу прощения. Мне пора. Открываем выставку наших товаров… Мамочка, дай щечку. Будьте здоровы и счастливы.

Захлопнулась дальняя дверь. Стала слышна музыка из соседней квартиры. Видно, кто-то там широко распахнул окно…

Мы остались с Клавдией Ивановной вдвоем. Конечно же, я тотчас сказала:

— Какие хорошие у вас потомки!

— Очень, очень, — легко согласилась она со мной и назидательно добавила: — В то время, когда сейчас многие пьют, потому что бездельничают, а бездельничают потому, что пьют, — мои ребята все время в деле, в заботах. Не стану скрывать, они обеспеченные люди. Отсюда — зависть. Ах, уж такая наша страна Россия. У нас не способны радоваться что своя корова жива-здорова, а только тому радуются, что у соседа сдохла, ибо…

Я поняла — сидеть мне тут, с этой дамой, до первых петухов и, следовательно, надо рубить по живому.

— Клавдия Ивановна, — начала я коварную фразу, — а ведь вот когда хоронили Владимира Сергеевича, кто-то хохотнул или хихикнул, а кто-то сказал, что это вы…

Она села, потом встала, опять села и только затем всплеснула руками и грозно переспросила, сводя к переносью черные брови:

— Как это? Как это? Будто бы именно я, женщина с высшим образованием, повела себя таким диким образом?!

Я кивнула:

— Представьте себе…

— Какое безобразие! Какая подлость! — закричала старая дама, хлопая об стол тарелку с пирожками, отчего пирожки посыпались на белую скатерть. Чтобы я! Я! Унизилась до такого поступка! — она воздела руки кверху, и шелковые пышные рукава её лиловой кофты опали до костлявых локотков. Чтобы я…на похоронах… да ещё при всех…

Понимала ли я, что творю жестокость? Понимала. Но мне нужно было, для дела нужно было чуть-чуть сдвинуть бывшую жену В. С. Михайлова с позиции уверенной в себе и дидактичной дамы с преподавательским прошлым. Мне надо было, чтобы она побыла хоть какое-то время просто старой женщиной…

— Я знаю, знаю, кто это про меня сказал! — заявила она со злорадным торжеством. — Это Софка, рыжая Софка, его прихихешка, на которую он сменил меня и моих детей! Только она могла лить на меня прилюдно подобную грязь! Это ничтожество! Это, по сути, проститутка! Это гадина с куриными мозгами! Абсолютно без образования! Абсолютно невоспитанная! И он, дворянин, польстился! И она отплатила ему! Отплатила! Изменяла налево и направо! Так ему и надо! Вы, девушка, думаете, что я очень злая? — Она смотрела на меня с горделивым вызовом. — Это потому вы можете так думать, что не знаете, что такое измена! Вас Бог миловал! Я ведь, признаюсь, когда Владимир ушел от меня, такой весь родной, привычный, чуть с ума не сошла! Я же ему во всем помогала! Я же его рукописи перепечатывала сама в первые годы…