Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее - Джозеф Хенрик

генетически не родственных инуитам, однако, очевидно, перенявших много инуитских практик. Возможно, это потомки дорсетских эскимосов[275].

Как и в Австралии, межгрупповая конкуренция между популяциями охотников-собирателей, скорее всего, способствовала распространению социальных институтов, позволявших рассеянным малым группам поддерживать широкую сеть прочных отношений и сплачивать локальные команды для совместной деятельности — китовой охоты, обороны поселений, набегов. Группы, которым это давалось хуже из-за иных социальных норм, вероятно, проигрывали более способным группам. В такой обстановке межгрупповая конкуренция вряд ли могла способствовать доверию и справедливому отношению к незнакомцам, но требовала поддерживать сеть тесных социальные связей с доверенными союзниками, друзьями и родственниками.

Очень похожий сюжет развертывался на нагорье Большой Бассейн в Северной Америке. Большой Бассейн — это громадный водораздел между Скалистыми горами и хребтом Сьерра-Невада. В период от 200 до 600 года н. э. охотники-собиратели, носители нумских языков, вышли из Восточной Калифорнии и веерообразно распространились по Большому Бассейну. Три группы носителей нумских языков — пайюты, шошоны и юты — постепенно вытеснили донумских охотников-собирателей, которые там жили, а на границах территории заставили отступить некоторые земледельческие народы, которые понемногу подбирались к этим землям. Как и в случае их австралийских “коллег”, движущей силой для них было сочетание новых форм социальной организации и передовых технологий. Гибкая социальная организация разделения-объединения и обряды позволяли не только периодически собираться вместе для охоты, обмена информацией, набегов и заключения браков, но и в определенные сезоны разделяться на независимые семьи, чтобы охотиться, собирать пищу и обороняться (устроить успешный набег на мобильную нуклеарную семью очень трудно). В отличие от охотников-собирателей, которых вытеснили эти группы, они во многом полагались на интенсивные приемы переработки растений и запасания пищи (и хитроумные плетеные емкости для воды), которые позволяли им одновременно сохранять высокую плотность популяции и лучше противостоять капризам окружающей среды, например засухам.

После 1650 года, когда нумские группы впервые попали в исторические хроники, они быстро прославились храбростью, и их отряды вселяли ужас своими внезапными нападениями. В этот период нумские группы вытеснили ненумских обитателей долин Уорнер-вэлли и Серпрайз-вэлли и захватили их территории[276]. Одна группа носителей нумского языка, команчи, впоследствии вышла на Великие равнины, научилась владеть лошадьми и резко расширила свою территорию. Команчи быстро вытеснили другие группы коренного населения, по большей части земледельцев, и заставили испанцев отступить навсегда. Их мобильные охотничьи отряды в конце концов стали доминировать на огромной территории, и оттеснить их смогла только другая быстро расширяющаяся группа — Соединенные Штаты[277].

Древние экспансии

Эти примеры межгрупповой конкуренции, когда одна группа охотников-собирателей расширяется за счет другой группы или групп охотников-собирателей, так поучительны отчасти потому, что мы знаем, что представляли собой эти сообщества во времена первых контактов с европейцами, и имеем некоторые представления об их институтах, языках и образе жизни. Однако археологические данные показывают, что такого рода экспансии, как крупного, так и мелкого масштаба, уходят корнями глубоко в эволюционную историю нашего вида. Более миллиона лет назад наш род распространился из Африки и захватил самые разные регионы Евразии с самыми разными условиями, где происходили быстрые климатические и экологические изменения. В той степени, в какой выживание в этих эволюционно новых и суровых условиях зависело, во-первых, от сотрудничества, а во-вторых, от социальных сетей, позволявших сохранить технологии (огонь, лук и стрелы, рыболовство, изготовление одежды), избирательное вымирание благоприятствовало любому поведению, передававшемуся через культуру и поддерживавшему как то, так и другое[278].

Примерно 60 тысяч лет назад группы Homo sapiens (наши предки) покинули Африку и принялись распространяться, на сей раз за счет других преставителей нашего рода и вида. Как и в случае носителей пама-ньюнгских языков в последние несколько тысячелетий в Австралии, экспансию этих популяций в населенную неандертальцами Европу, которая началась 50 тысяч лет назад, можно проследить по каменным лезвиям с притупленным краем. Подобно инуитам, наши предки, вероятно, добились таких успехов с помощью более совершенной технологии, а именно луков и стрел. Эти выходцы из Африки в какой-то степени скрещивались с представителями других человеческих линий, с которыми они встречались, но в конце концов африканцы вытеснили их культурно и подавили генетически. Теперь это уже, наверное, звучит знакомо. Археология мало что может рассказать нам о процессах, стоявших за этими экспансиями, но свидетельства насилия соответствуют гипотезе, что войны и набеги в какой-то степени имели место (как у шимпанзе). Периодически встречавшийся у людей палеолита каннибализм, включавший и поедание взрослых, указывает на насильственные конфликты между группами[279]. Как типично для таких экспансий, европейские популяции, то есть неандертальцы, тоже подражали вновь прибывшим из Африки, что указывает на культурную передачу по критерию престижа.

В последние тысячелетия, особенно с 12 тысяч лет назад, когда началось одомашнивание растений и животных, напряженность межгрупповой конкуренции резко возросла, что способствовало возникновению все более сложных и крупных обществ. Джаред Даймонд утверждал, что на глобальном уровне без межгрупповой конкуренции невозможно объяснить, почему некоторые группы земледельцев и скотоводов распространились по всему земному шару, а эскалация напряженности этой конкуренции в Европе и, шире, в Евразии помогает понять, почему именно европейцы, а не ацтеки или вальбири, захватывали мир с XVI века[280].

В целом этот комплекс данных показывает, что межгрупповая конкуренция в самых разных формах, в том числе в виде ненасильственной конкуренции, формировала культурную эволюцию и социальные миры, в которых мы живем уже целую вечность, на протяжении большей части эволюционной истории человечества. Если эти данные очерчивают хотя бы приблизительно верную картину, то межгрупповая конкуренция через воздействие на социальные нормы, на системы репутации, на наказания и институты, которые определяют жизнь конкретного человека, должна была сильно повлиять на нашу генетическую эволюцию. Обратимся к этому процессу — разновидности самоодомашнивания[281].

Глава 11

Самоодомашнивание

Трехлетние испытуемые, пришедшие в Лабораторию сравнительной психологии и психологии развития при Институте Макса Планка, должны выполнить несколько заданий. Сперва, чтобы развеселить детей и помочь им освоиться, их знакомят с перчаточным игрушечным мышонком Максом и с экспериментатором. Во время этой разминки экспериментатор применяет знакомые предметы привычным образом, например, использует цветной карандаш для рисования. Потом ребенку дают возможность применить те же предметы. После этого наступает очередь Макса. Макс иногда пользуется предметами неправильно, скажем, пытается рисовать не тем концом карандаша. Большинство детей сразу указывают Максу на ошибку, а те, кто этого не делает, говорят, что Макс ошибся, когда их просят рассказать, что он делал. В результате дети усваивают, что Макс иногда делает