Записки, или Исторические воспоминания о Наполеоне - Лора Жюно

— А Полина?[47] Что с ней сталось? — В голосе его слышалось особенное волнение. — Я узнал, и то из английских газет, — прибавил он с горьким смехом, — что Клебер обходился с нею дурно после моего отъезда… Видно, что моя привязанность к ней оказалась поводом к преследованию!.. Все, кого любил я, имели несчастье не нравиться ему…

Жюно не отвечал. Ему казалось, как он потом говорил мне, что нельзя было обвинять Клебера, так недавно трагически погибшего, и потому он хотел смолчать.

— Разве ты не слышишь? — сказал Первый консул громко и с досадой. — Спрашиваю еще раз: правда ли, как утверждают англичане, что этот человек был зверем с такой доброй, любезной женщиной?

— Все это время я был далеко от генерала Клебера, но знаю, что он в самом деле обходился с Беллилот дурно. Когда ей понадобился паспорт, его достал ей Деженетт; а иначе, я думаю, главнокомандующий заставил бы ее ждать долго, — тут Жюно невольно усмехнулся.

Наполеон, однако, понял это иначе: он схватил Жюно за руку, так что на ней остались следы его пальцев, побледнел и сказал дрожащим от гнева голосом:

— Как? Что хочешь ты сказать? Неужели он…

Жестокая буря чувств помешала ему говорить. Не любовь и даже не воспоминания привели его в это ужасное состояние: одна мысль, что Клебер мог быть наследником его в любви госпожи Фурес, лишала его рассудка[48].

Жюно спокойно отвечал, что госпожа Фурес встретила со стороны Клебера только препятствия в получении паспорта, так же, впрочем, как и все, кто хотел оставить Египет. И повторил, что Деженетт с удивительным радушием помог ей получить все, что было нужно, и показал себя в этом случае, как всегда и везде, обязательным и добрым человеком.

Первый консул тотчас успокоился и обратил разговор к тому, что касалось Жюно. Он долго объяснял, как хотелось бы ему, чтобы Жюно пользовался всей властью парижского коменданта; советы его были советами отца сыну. Замечательный разговор их продолжался более часа. Я не упоминаю о многих равно занимательных частях этого разговора, но через столько лет память моя сохранила только то, что прямо относится к Жюно и ко мне; а я приняла строгое правило не повторять речей Наполеона наобум, если не знаю или не помню их достоверно. Все слова такого человека важны. И особенно мы, кто были вблизи него так долго, мы еще больше других обязаны передавать тщательно все, что относится к нему.

Жюно по приезде в Париж не обзавелся домом. Он еще не был уверен в своем назначении и почитал бесполезным устраиваться, потому что приказ ехать куда-нибудь мог расстроить все в одну минуту. Он жил у Мео, очень хорошего ресторатора и владельца гостиницы. Всегда внимательный к своему семейству, Жюно вызвал в Париж сестру, брата, зятя и одного из дядей. Все они жили у Мео — и Жюно был счастлив. Первый консул объявил ему, что в должности коменданта он должен вести себя сообразно своему чину и жить в своем доме. Жюно тотчас велел искать себе квартиру. В Париже была, вероятно, тысяча домов и в Сен-Жерменском предместье, и в квартале Шоссе д’Антен, вновь отделанных и симпатичных, но, не знаю как, ему отыскали дом на улице Вернейль (в самой заброшенной, грязной ее части), и он снял его в минуту рассеянности. Дом меблировали и приготовили меньше чем в три недели. Жюно поселился в нем летом 1800 года. Он разместил прелестные экипажи в своих каретных сараях, прекрасных лошадей — в своих конюшнях, лучшие бургундские вина — в своем погребе[49], и потом начал искать себе жену.

Первый консул сказал ему: «Особенно постарайся жениться на богатой». — «Очень хорошо, — думал Жюно, — только надобно еще, чтобы она понравилась, а наследницы почти все страшны как черти».

Однажды утром приехал он к одной даме, нашей приятельнице, и говорил о приказании Первого консула и собственном своем намерении жениться и наконец устроить свою домашнюю жизнь, чего давно желал.

— Были ли вы у госпожи Пермон? — спросила общая наша знакомая.

— Нет, и упрекаю себя за то каждый день. Но что значит ваш вопрос?

— То, что ее дочь, мне кажется, была бы для вас лучшей невестой.

— Ее дочь?! — воскликнул Жюно. — Она была ребенок, когда я отправился в Египет.

— Теперь это уже не ребенок, а девушка шестнадцати лет. Я стараюсь, чтобы она вышла замуж; но мать ее так занята глупым браком дочери с одним человеком, который годится ей в отцы, что третьего дня, когда я рассказывала ей о моем намерении, она не хотела ничего слышать. А я говорила о прекрасном молодом человеке, потомке одной из лучших фамилий Франции.

— Но какое же дело до всего этого мне? — спросил Жюно, смеясь. — Вы говорите о девушке, вокруг которой двадцать искателей; а я не люблю такого соперничества. Девица Лулу — кажется, так звали ее, — верно, создание прихотливое, избалованное, несносное. Нет, нет, покорнейше благодарю!

И он убежал.

От госпожи д’Орсе Жюно поехал к другой даме, тоже нашей знакомой. Это была женщина любезная, остроумная, но не злая. Она часто ездила к моей матери, которая очень любила ее. Сама обладая превосходными данными, она старалась выгоднее оттенять все мои достоинства, когда мы выезжали вместе. Такие знаки дружбы приятны женскому сердцу, и я всей душой была привязана к госпоже Гамелен.

Едва приехав к ней, Жюно начал говорить, что ищет себе жену.

— Ах! — сказала госпожа Гамелен. — Как бы я желала, чтобы вы женились на одной знакомой мне девушке. Жаль, что она скоро выходит замуж; нечего и думать об этом.

— И вы не можете мне сказать ее имени, потому что она выходит замуж?

— О, почему же не могу! Вы знали ее, когда она была ребенком. Это девица Пермон.

Жюно расхохотался. Я как будто преследовала его. Но ему были известны откровенность, ум и непринужденность госпожи Гамелен, которая произнесла мое имя с особенным чувством, и потому он начал расспрашивать ее обо мне. Она отвечала как женщина веселая и остроумная.

— Почему же не были вы у ее матери по приезде в Париж? — спросила она, видя, что Жюно глядит в сад с рассеянным видом.

— Не знаю, — отвечал Жюно, — но, кажется, я хорошо сделал, потому что влюбившись в вашу молоденькую приятельницу…

— Ну и женились бы на ней. Ведь вы хотите жениться.

— Но вы сами сказали, что госпожа Пермон очень желает выдать свою дочь за господина В.,