Александр Блок. Творчество и трагическая линия жизни выдающегося поэта Серебряного века - Константин Васильевич Мочульский

Блок не «заимствовал» и не «подражал» Григорьеву: в забытом поэте-неудачнике 40-х годов он узнал самого себя, лирическое отражение своего лица[51].

В 1914 и 1915 годах, подготовляя к печати издание стихотворений А. Григорьева, Блок написал вступительную статью «Судьба Аполлона Григорьева». Идеолог «почвенности», сотрудник «Москвитянина» и друг Достоевского, театральный критик, переводчик и поэт, Григорьев в изображении Блока несколько «стилизован». Но именно эта субъективность восприятия, это включение Григорьева в личный мир поэта необыкновенно показательны. Вглядываясь в жизнь автора «Кометы», Блок говорит о судьбе лирического поэта вообще и о своей судьбе. «Чем сильнее лирический поэт, – пишет он, – тем полнее судьба его отражается в стихах… Детство и юность человека являют нам тот божественный план, по которому он создан; показывают, как был человек „задуман“. Судьба Григорьева повернулась не так, как могла бы повернуться, – это бывает часто; но о том, что задуман был Григорьев высоко, свидетельствует его жизнь, не очень обычная, а еще более, пожалуй, чем жизнь – стихи…

…В судьбе Григорьева, сколь она ни „человечна“ (в дурном смысле слова), всё-таки вздрагивают отсветы Мировой Души; душа Григорьева связана с „глубинами“… Человек, который через любовь свою слышал, хотя и смутно, далекий зов; который был действительно одолеваем бесами; который говорил о каких-то чудесах, хотя бы и „замолкших“; тоска и восторги которого были связаны не с одною его маленькой пьяной человеческой душой – этот человек мог бы обладать иною властью…

…В поэзии Григорьева есть определенное утверждение связи с возлюбленной в вечности (увы! – в последний раз!), ощущение крайней натянутости мировых струн вследствие близости хаоса; переливание по жилам тех демонических сил, которые стерегут поэта и скоро на него кинутся… звуки надтреснутой человеческой скрипки»…

Лицо Григорьева все больше и больше приближается к лицу Блока; и вот – два лица сливаются. В чьей судьбе «отсвет Мировой Души»? Кто слышал «далекий зов»? Кто говорил о чудесах? Неужели Григорьев?

Цикл из 30 стихотворений «Снежная маска» выходит отдельной книжкой в апреле 1907 года (издательство «Оры»); он включается впоследствии вместе с другими стихами этого года в сборник «Земля в снегу», появляющийся в печати в сентябре 1908 года (издательство «Золотое руно»). В каноническом тексте «Собрания стихотворений» стихи 1907 года теряют заглавие «Земля в снегу» и распределяются в трех отделах: «Снежная маска», «Фаина» и «Вольные мысли». Предисловие, написанное поэтом для «Земли в снегу», не попало в собрание сочинений и большинству читателей Блока осталось неизвестным. Между тем – это настоящая лирическая поэма, освещающая трагический смысл стихов о страсти и гибели. Поэт пытается объяснить «неумолимую логику» трех своих книг: «Стихи о Прекрасной Даме» – ранняя утренняя заря; «Нечаянная радость» – «первые жгучие и горестные, первые страницы книги бытия»; и вот – «Земля в снегу». «Плод горестных восторгов, чаша горького вина. Когда безумец потеряет дорогу, уж не вы ли укажете ему путь? Не принимаю – идите своими путями. Я знаю сам страны света, звуки сердца, лесные тропинки, глухие овраги, огни в избах моей родины, черные очи моей спутницы. Что из того, что Судьба, как цирковая наездница, вырвалась из тусклых мерцаний кулис, и лихой скакун ее, ослепленный потоками света, ревом человеческих голосов, щелканьем бичей, понесся вокруг арены, задевая копытами парапет? И вот Судьба – легкая наездница в прозрачной тунике, вся розовая, трепетно стыдливая на арене, нагло бесстыдная в страсти, хлестнула невзначай извилистым бичом жалкого клоуна, который ломается на глазах амфитеатра, – хлестнула прямо в белый блин лица. В душе клоуна – пожар смеха, отчаяния и страсти. Из-под красных треугольных бровей льется кровь, – оттого и не видно дороги. Идет, пошатываясь и балагуря, но не протягивайте рук и не спасайте. Далеко в потемках светит огромный факел влюбленной души. Если с ним заблужусь, то уж некому спасти, ибо сама Судьба превратила эту пышность, этот неизбывный восторг, эту ясную совесть, эту радостную тоску – в ничто. И я протяну к ней руки, и поклонюсь ей в ноги, – будь Она в образе цирковой наездницы в ажурных чулках с голубыми стрелками, с тонким и оскорбительным бичом, с глазами пленительной мещанки, сияющими лишь по привычке всегда сиять, до гроба сиять».

Так раскрывается образ Судьбы: Возлюбленная – наездница с бичом, мещанка с глазами, сияющими по привычке. А вот другое ее обличье – Цыганка.

«Так развертывается жизнь. Так, всему изумляясь, ни о чем не сожалея, страдной тропой проходит душа. Расступитесь. Вот здесь вы живете, вот в этих пыльных домиках качаете детей и трудитесь… Но издали идет к вам вольная, дерзкая, наглая цыганка с шафранным лицом, с бездонной страстью в черных очах. Медленно идет, гуляя, отдыхая от одной страстной ночи к другой. В черных волосах бренчат жалкие монеты, запылен красно-желтый платок. Вам должно встать и дать ей дорогу и тихо поклониться… Но не победит и Судьба. Ибо в конце пути, исполненного падений, противоречий, горестных восторгов и ненужной тоски, расстилается одна вечная и бескрайная равнина – изначальная родина, может быть сама Россия… И снега, застилающие землю – перед весной. Пока же снег слепит очи, и холод, сковывая душу, заграждает пути, издали доносится одинокая песня Коробейника: победно-грустный, призывный напев, разносимый вьюгой: „Ой, полна, полна коробушка!“»

Лирикой образов и ритмов Блок чертит восходящую мелодическую линию своих стихов: Наездница – Цыганка – Россия – три образа судьбы поэта, три голоса, ведущих песню.

Стихи «Снежной маски» – звуковая запись движения. Смысл слов подчинен песенной стихии, широкой, стремительной, летящей. Это – человеческим голосом поет вьюга, свистит ветер, трубит метель. Мир взвился вихрем и понесся в захватывающем дыхание полете. Кружится снег, падают звезды, на вьюжном море тонут корабли, сердце скользит над бездной. Глагол «лететь» повторяется без конца:

И снежные брызги влача за собой,

Мы летим в миллионы бездн…

Или:

Над бескрайними снегами

Возлетим!

За туманными морями

Догорим.

…………………………………….

Чтоб лететь стрелой звенящей

В пропасть черных звезд!

В стихотворении «Голоса» «двое проносятся в сфере метелей». Она увлекает его в пропасть. Голосом, задыхающимся от полета, торопит его гибель:

О, настигай! О, догони!

Внимай! Внимай! Я – ветер встречный!

Мы – в лунном круге!

Мы – в бездне звездной!

Сердце его, как горная лавина, «катится в бездны». И всё несется вместе с ними. В стихотворении «Настигнутый метелью»:

И неслись опустошающие

              Непомерные года,

Словно