Александр Блок. Творчество и трагическая линия жизни выдающегося поэта Серебряного века - Константин Васильевич Мочульский

1906 и 1907 годы – самые трагические и самые творчески напряженные в жизни Блока. Все существо его потрясено; он «слепо отдается стихии» и из отчаяния, страсти и гибели создает «произведения искусства». Он сознает, что жизнь проиграна, но хочет, по крайней мере, продать ее дорого «за чистое золото» поэзии.

В 1907 году, кроме ряда больших критических обзоров и рецензий, он пишет вторую «лирическую статью»: «Девушка розовой калитки и муравьиный царь». Поэт вспоминает о своей жизни в Южной Германии, на курорте Бад-Наугейм. Старый романтический городок, с высоким готическим собором и таинственным садом, разбитым на валу замка. Страна германской легенды; аллея, круто взбегающая вверх, утопает в розах и георгинах. Кажется, что в розовых кустах мелькают средневековые пажи, гибкие и смеющиеся мальчики: они ищут Госпожу и не находят. Ее нельзя найти. Госпожа «с непробудными синими глазами» – только видение. Далекая, она никогда не приближается, но вместо нее приходит хорошенькая дочь привратника с льняными косами. Ее можно целовать, на ней можно жениться и потом открыть булочную на Бюргерштрассе. А мечтательные пажи по-прежнему будут называть ее «Девушкой розовой калитки». «Весь романтизм в этом, – продолжает автор. – Искони на Западе искали Елену – недостижимую совершенную красоту… Неподвижный рыцарь – Запад – все забыл, заглядевшись из-под забрала на небесные розы… И мечтания его ничем не кончатся. Не воплотятся». Блок ищет родины для своей романтической души и находит ее на Западе, в стране германской легенды, «где нежные тона, томные розы, воздушность, мечта о запредельном, искание невозможного». Он тоже мечтал о «das Ewig Weibliche» и женился на хорошенькой дочери привратника. Но у него есть и вторая родина – Россия. Из своей работы «Поэзия заговоров и заклинаний» автор вводит в статью легенду о муравьином царе, сидящем глубоко в земле на багряном камне. «И всего-то-навсего видны только лесная тропа да развалившийся муравейник, да мужик с лопатой, – а золото поет». Это золото – сердце русского народа, творящее живую легенду. «Ничего не берут с собой. Ни денег, ни исторических воспоминаний эти русские люди… эти тихие болотные „светловзоры“. Статья заканчивается описанием сибирской тайги, где в самом центре шаманства живут северные «светловзоры». Автор вспоминает рассказы и стихи об этой таинственной стране своего друга Георгия Чулкова.

Так сталкиваются в душе Блока романтизм германского Запада и «шаманская», песенная Россия. Раздвоение и соединение противоположностей – источник его лирики.

Для «Старинного театра», устроенного известным театральным деятелем бароном Н.В. Дризеном, Блок переводит «Действа о Теофиле» («Le miracle de Theophile»), трувера XII века Рютбефа. Это старинное предание о человеке, продавшем душу дьяволу и спасенном заступничеством Божией Матери, лежит в основе средневековых легенд о докторе Фаусте. Блок перевел «миракль» простым народным языком, легким и забавным стихом (четырехстопный ямб со смежными мужскими рифмами). Ему удалось сохранить простодушие и очаровательную свежесть подлинника. «Действо о Теофиле» было поставлено в декабре 1907 года в «Старинном театре», шло много раз и имело большой успех.

В том же году Блок был привлечен С.А. Венгеровым к редакционной работе по изданию первого тома сочинений Пушкина («Библиотека великих писателей под редакцией С.А. Венгерова. Том 1. Пушкин. Изд. Брокгауза-Ефрона»). Ему принадлежат примечания к 28 лицейским стихотворениям Пушкина. Поэт проделал огромную работу по изучению рукописей, сравнению печатных редакций, выяснению источников и литературных влияний. Его комментарии достойны ученого пушкиниста: они отличаются точностью и глубоким проникновением в стихотворную манеру юного Пушкина.

Сборнику «Земля в снегу» Блок предпослал введение: «Вместо предисловия». Перед ним два эпиграфа: первый состоит из одной строки: «Зачем в наш стройный круг ты ворвалась, комета?» и подписан инициалами Л. Б. Второй – стихотворение Аполлона Григорьева «Комета», начинающееся стихами:

Недосозданная, вся полная раздора,

Невзнузданных стихий неистового спора,

Горя еще сама, и на пути своем

Грозя иным звездам стремленьем и огнем.

Что нужды ей тогда до общего смущенья?

До разрушения гармонии?

Автор первого эпиграфа – жена поэта. На ее вопрос Блок отвечает стихами А. Григорьева:

…В созданья стройный круг борьбою послана,

Да совершит путем борьбы и испытанья

Цель очищения и цель самосозданья.

Так, с помощью другого, близкого ему по духу поэта, пытался Блок оправдать и объяснить вторжение в свою жизнь «недосозданной», горящей кометы, невзнузданной стихии, разрушающей гармонию его «стройного круга». Роковая женщина – комета – послана ему для «борьбы и испытанья». Он верил, что из огня страстей он выйдет очищенным. Также из Григорьева взят эпиграф к первому из трех стихотворений «Н.Н. Волоховой», являющемуся прологом к «Снежной маске». Встреча Блока с Аполлоном Григорьевым в 1907 году была предопределена судьбой: она произошла на переломе его жизни. Доселе – спутником поэта, его «duca, signor е maestro»[50] был философ-мистик Вл. Соловьев. Теперь певец «Вечной Женственности» уходит – и его место занимает беспутный, бурный, вдохновенный и пьяный Аполлон Григорьев. В нем – избыток клокочущей, стихийно-неистовой жизни, безудержье страстей, тоска народной песни, угарная цыганщина, бродяжничество и гибель. Блок принял в свою душу, прочел в его горькой участи знаки своей собственной судьбы. В стихах пропившего свой талант «народника-почвенника» он нашел «звуки надтреснутой человеческой скрипки», пронзившей его навсегда. Лирические темы «Земли в снегу» сплетены с любимыми образами Григорьева. Бездомный бродяга в страшном и призрачном городе: Петербург, кабаки, рестораны, цыгане, гитара, «подруга семиструнная», гибельная страсть и терпкое вино; влюбленная, в очах которой сияет «не звездный свет – кометы яркий свет», которая влечет и жалит, «как змея»; а вдали – темная, кочевая «цыганская» Русь в ее бескрайно-песенном разливе – в этом мире Блок узнал родину своей души. Он страстно впитал в себя цыганскую традицию русской поэзии, идущую от Пушкина и Баратынского через Фета и Полонского к А. Григорьеву, и в цепи его образов-символов: комета, Снежная Дева, Незнакомка-Фаина появилось новое звено: Цыганка. Его пленило стихотворение Григорьева «Цыганская венгерка», и он говорил Е.Ф. Книпович: «„Цыганская венгерка“ мне так близка, будто я ее сам написал». В облике цыганки – своевольной и дерзкой – явилась ему стихия русского народного скитальчества. Слияние этих двух образов произошло в драме «Песня судьбы», где русская деревенская девушка, раскольница с монашеским именем Фаина, уйдя в город, становится цыганкой.

Поэзия Григорьева – кипящая и сгорающая в неистовстве страстей – созвучна драматическим темам «Стихов о России» и «Розы и Креста». Мотив «радость-страданье» блоковского Гаэтана перекликается с привычными запевами Григорьева: «блаженство и страданье», «счастье-мученье», «наслажденье в