Барышня ищет работу - Салма Кальк

Он смотрел и улыбался, и как-то по-доброму улыбался. И я даже поверила, что всё будет хорошо.

5. На пороге великих перемен

5. На пороге великих перемен

Ожидался обед, но я поняла, что не хочу из этого кресла никуда, вот совсем никуда. Как-то многовато всего — и магических действий, и воспоминаний — оказалось на меня одну. И вообще я только сегодня с поезда, в котором провела одиннадцать дней.

Хозяин оставил меня в кресле, но заверил, что от обеда мне не отвертеться никак, а сейчас, мол, решим, где я буду жить.

А что, у меня есть варианты, где жить? Я думала, здесь будет какое-нибудь студенческое общежитие, что ли. Или я сниму квартиру, или комнату. Если в Иркутске, тьфу, Сибирске только в путь сдаются и квартиры, и комнаты, то и здесь, наверное, тоже?

Я даже успела задремать, когда высокие двери заскрипели, открываясь, и кто-то вошёл решительным шагом.

— Вот, Аннушка, это Ольга Дмитриевна, Оленька. Надо учить, понимаешь, душа моя? — спросил кого-то Пуговкин.

Я в великом изумлении открыла глаза и увидела рядом с Пуговкиным даму его лет. Такую… сухощавую, хрупкую, совершенно седую, волосы красиво уложены в узел. В изящной кремовой блузке, с рюшами и тонкими полосками кружева, и с камеей у ворота. А тёмная юбка хитрыми складками до полу спускается.

— Здравствуйте, — пробормотала я и попыталась встать, вежливость-то никто не отменял.

— А это супружница моя, Анна Мироновна, — представил даму Пуговкин. — Сиди-сиди, вот сейчас обедать пойдём, а там и встанешь.

— Очень приятно, — пробормотала я.

Дама оглядела меня, я же уже не удивилась даже серо-стальным глазам, кажется, здесь это визитная карточка некромантов. Да, в даме я определённо ощутила некое родство, такое же, как с Пуговкиным, и, прости господи, с Соколовским.

— Где ж вещи барышни? — спросила Анна Мироновна. — Несите во флигель дальний, там тепло и удобно.

— Что… такое дальний флигель? — спросила я.

Мне было неловко — всю жизнь здоровая, тут чуть что — лежу пластом. И еле шепчу. Куда это годится? Ещё подумают, что я всегда такая, и не станут связываться.

— Здесь, у нас. С отдельным входом, так что ни мы тебя не стесним, ни ты нас, — сообщила Анна Мироновна. — Там вечно кто-нибудь из студентов живёт, у кого никого в Москве не сыскалось, а сейчас очень удачно, что пустой стоит. Пообедаем, и покажу. А вещи пусть сейчас уже несут, скажу Пашке.

Она вышла, и там командовала невидимому мне Пашке, и ещё Митрофану — хватать чемоданы барышни и нести, и машинку тоже, осторожно, это ж не просто поклажа, а целый ценный аппарат, понимать надо. И барышня наша молодец, раз управляться с ней умеет.

Я под журчание этого голоса смогла приподняться и снова сесть прямо, а то опять растеклась по креслу, словно медуза какая. Отдельный флигель, хорошо. Посмотрим, но если сегодня не нужно никуда идти и ничего искать — так это ж просто замечательно.

— Благодарю вас, — сказала я Пуговкину. — Сколько мне нужно будет отдавать за аренду?

Он только отмахнулся.

— Да живи, не нужно никакой аренды. У нас же как — дети выросли, разбежались все по своим домам, а места много, под большую семью строились. Внуки, конечно, прибегают в гости, но это не то, уже не то. Поэтому — живут приезжие студенты, а теперь и ты поживёшь. Понимаешь, такие маги, как мы с тобой — они редки. Это ж не боевой маг какой-нибудь там, или даже не стихийник, их тоже много. Некроманты — птицы редкие, а некроманты женского полу — редкие вдвойне. И знаешь, о бабушке-то твоей любопытно, конечно, разузнать. Рогнеда, говоришь, Витольдовна, по фамилии Спасская. Любопытно, весьма любопытно. И как полностью звали сына её, твоего, стало быть, отца, мы ведь тоже сведений не имеем, так?

— Так, — согласилась я.

— Никогда не слышал о Дмитрии Спасском, а должен был, наверное. Поэтому придётся поискать. Потыкать кое-каких знакомцев, пусть поспрашивают. И документы поглядят. Кстати, о документах. Болотников прислал мне договор о твоём обучении, но чует моё сердце, посмотрим мы его с тобой уже завтра. Сейчас поешь да пойдёшь обустраиваться.

Тут вернулась Анна Мироновна и велела нам обоим идти за стол.

— Можно ли… руки помыть? — спросила у неё я.

— Конечно, что ж молчишь-то, голубушка, ещё и чаю, поди, напилась, — хозяйка подхватила меня под руку и повлекла по коридору куда-то вдаль.

Вдали за обычной белой дверью я увидела отлично оборудованную ванную. Вот прямо настоящую ванную — с фарфоровой, наверное, раковиной и такой же ванной, с большим зеркалом на стене, с блестящими золотом кранами. И с унитазом, не поверите, с нормальным белым унитазом. Комната была вдвое более, чем у Софьи Людвиговны, и вся сантехника выглядела не просто новенькой, но ещё и очень недешевой. Вот что значит — столица!

— Не встречала такого дива, да? — усмехнулась хозяйка. — О прошлом годе раскошелились и по всему дому сделали. Тут для гостей, у нас в покоях тоже есть, и у тебя во флигеле.

— И… вода горячая, да? — несмело спросила я, но раз у Софьи была, то и здесь тоже должно быть.

— Магический подогрев, — с гордостью кивнула она.

— В Сибирске всё скромнее. В тех домах, где мне доводилось бывать, — добавила я.

— Но, кажется, доводилось видеть такое диво? — хозяйка смотрела испытующе.

— Верно, доводилось, — кивнула я.

— Вот и славно. Мимо столовой мы с тобой проходили, не заблудишься?

— Нет, я заметила, спасибо.

— Значит, приходи.

Хозяйка величественно отбыла, а я заперла дверь на щеколду и принялась радостно мыть руки горячей водой с мылом и делать всё прочее, что положено с дороги и после чаепития. Потом ещё и умылась, и вовсе почувствовала себя человеком, стоящим на пороге великих и позитивных перемен.

Обеда я почти что и не запомнила. Похлёбка, запечёные овощи, кто-то ещё и пост держит, а кто-то нет. Запили чаем. А после Анна Мироновна проводила меня в тот самый флигель.

Это была одноэтажная пристройка к дому, состоящая из двух комнат и ванной — с