Барышня ищет работу - Салма Кальк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Надевайте обратно, — вздохнул он после нескольких моих бесплодных попыток.
Я попробовала поднять руки… не тут-то было. Руки не поднимались, совсем. Как после той памятной ночи, когда случился стихийный выброс, так это назвал Соколовский. Я ещё раз попробовала… и со стоном закрыла глаза.
Почувствовала, как на меня надевают мой крестик обратно… и выдохнула. Стало проще, и дышать тоже, потому что меня больше не рвали на части. Но и внезапно обострившиеся перед тем чувства вдруг снова стали обычными, нормальными, как у человека, а не как у чудища неведомого.
— Что это… такое? — прохрипела я.
Пуговкин улыбнулся.
— Это, голубушка Ольга Дмитриевна, ваша сила. Обычно сила мага смерти рождается вместе с ним, и просится наружу тут же, как только он появился на свет. Случается, что и позже, но к школьному возрасту такие маги всё одно уже про себя знают. Понимаете, мир наш таков, что это непременно случается. Сама смертная изнанка мира зовёт, и ищет выход, а она всегда его ищет, и каждый новый некромант для неё — это тот самый выход в мир живых. Поэтому некроманты раньше других осознают себя магами, ведь Смерть не дремлет. Именно мы, имеющие доступ к этой страшной и неодолимой силе, стоим между миром живых и мёртвых. Это великая обязанность и великая честь. Нам дано немного более, чем прочим магам, но и жить нам труднее, и спросят с нас строже, когда придёт час. А всё потому, что Жизнь и Смерть — вечные враги, вечные соперники, вечные друзья и вечные возлюбленные. И мы приглядываем, чтобы ни одна из великих сил не взяла верх, а мир наш пребывал в священном равновесии. И вам, голубушка, тоже выпало приобщиться, гордитесь!
Он говорил так, что его хотелось слушать и слушать. Хорошо говорил.
— И что же, есть и маги жизни тоже? — спросила я, чтобы хоть что-нибудь спросить.
— А вы не знаете, да? Есть, как не быть. Только — встречаются ещё реже, чем некроманты. Немного силы жизни есть у каждого мага-универсала. У нас с вами нет, мы сильны другим. С ними случится чего — они восстановят свой первоначальный облик и силу той самой жизненной компонентой, а нас с вами просто не возьмут до срока, — усмехнулся Пуговкин.
Это было… очень странно и вообще необычно. Меня учили другому и по-другому. А сказок вот таких не рассказывали.
Я обнаружила, что почти лежу в кресле, попыталась сесть прямо… но не нашла в себе сил на это простейшее действие. Совсем не нашла. Дрыгнула руками — и всё.
— Это у нас с вами, голубушка, случился первый урок. А теперь будет второй, — сказал Пуговкин, подошёл, присел на подлокотник и взял обе мои ладони в свои.
Я не поняла — это ещё что и зачем? Но он только усмехался, и… я внезапно ощутила, что от его ладоней к моим тоненькой струйкой течёт… что-то. И от этого мне становится легче дышать, и вот я уже могу приподняться, выпрямиться и сесть нормально. Так, стоп, что-то такое, кажется, делал Соколовский… там, в доме Софьи. Он… тоже помогал мне, выходит?
— Есть ли у вас жених, Ольга Дмитриевна? — интересовался тем временем Пуговкин.
— Нет, — пошевелила я головой, голова всё ещё шевелилась слабо. — Откуда бы? — вспомнила, усмехнулась. — Был тут один, желал, чтобы я составила счастье его жизни, а как услышал про мага, так и сбежал сразу же.
— Неужто простец решился? — хмыкнул Пуговкин, поднялся и стряхнул руки. — Ладно, о том ещё подумаем. Но жениха бы вам, а после и мужа, попроще будет-то.
— Попроще? — я не понимала.
— Именно, именно. Я вижу, что вы не знаете о магах и магии ничего, совсем ничего. И мне весьма любопытно, как так сталось. Сейчас я велю принести вам пирогов каких, что ли, перекусить и восстановить силы, и чай пусть свежий несут, паразиты. И вы расскажете, откуда вы такая у нас взялись.
4. Решиться и рассказать
4. Решиться и рассказать
Я воспользовалась паузой, пока несли чай и пирожки, и пыталась собраться с мыслями. Потому что вообще-то я даже Соколовскому не сказала прямо, кто я и откуда. Побоялась. Страшно мне. Сейчас, если честно, я была рада, что ни слова ему не сказала, потому что… потому что. А вот стоит ли доверять его учителю?
Мысли разбегались, как тараканы, и я никак не могла ухватить хоть одну и сообразить. Что делать-то? Какими словами сказать, если говорить? А то скажешь, а он и не поверит.
Но если его ученик знает о таких случаях, то и он, наверное, тоже знает. Читал все те же самые книги и может сделать те же самые выводы. Хоть и не держал в руках моих документов. Просто ему потребуется время, чтобы догадаться. А вдруг от того, что я сейчас скажу, зависит моя программа обучения? Потому что, ну, наверное, даже в глухом углу знают, что такое магия, хотя бы какие-то самые общие вещи? Вроде того, что мне тогда соседки в больнице у Зимина рассказывали. А я не знаю, и запросто могу не знать чего-то важного.
Что ж выходит, рассказывать? Всё, как есть? И про бабушку Рогнеду? И что там ещё я даже и вообразить не могу сейчас?
Пироги принесли, они очумительно пахли, у меня громко заурчало в животе. Мне захотелось провалиться под кресло от неловкости.
— Говорю же, есть нужно! Немедленно берите пирог, голубушка, и кусайте, ясно вам? И чаем, чаем запивайте! Первое же дело — чай с пирогами, что ж вы, Ольга Дмитриевна, как неродная, в самом-то деле, учиться ведь приехали, а не с визитом пришли, — бурчал Пуговкин, а сам устраивался в соседнем кресле, по другую сторону столика.
Пирожки оказались с капустой, необыкновенно вкусные. Чай тоже был хорош — красивого красноватого цвета, а судя по запаху, в него добавили мяту, но возможно, что-то ещё. И даже тоненько порезанный лимон лежал тут же на блюдечке, и тоже — с отличным запахом. И наколотый сахар — в сахарнице, со щипцами.
Хозяину, надо сказать, подали хорошего такого размера чашку