Тудор Аргези - Феодосий Видрашку

надменный, самоуверенный поворот головы и такие же глядящие в пустоту глаза. Волос только меньше, чем у бесноватого, более полная фигура — барон по возрасту старше своего шефа. Газеты напоминают подробности биографии барона. Оказывается, он выделился как «хороший организатор» во время подавления ноябрьской революции — руководил тогда ударным карательным батальоном и стал одним из вдохновителей национал-социалистского движения. В 1927 году Киллингер организовал в центральной Германии ударные отряды в поддержку фюрера. А когда фюрер стал во главе государства, барон был назначен рейхскомиссаром и затем министром-председателем Саксонии. С начала второй мировой войны Киллингер был уполномоченным по особым делам министерства иностранных дел рейха на Балканах, а после оккупации Чехословакии назначен чрезвычайным уполномоченным в Братиславу. Завершив там дела по «наведению порядка», барон прибыл в Бухарест. Ясно было, что он займется «наведением порядка» и здесь. Он должен был присматривать за тем, как готовится Румыния к войне против СССР, на это у него были особые полномочия фюрера, о чем знал только Антонеску. Киллингер стал фактическим хозяином Румынии.

— Эти бандиты со свастикой, наверное, не оставят и нас в покое, — сказала Параскива мужу, удивленному ее странным облачением. Параскива была опоясана широким кожаным ремнем, а на ремне в кобуре висел старый револьвер, который она взяла у родственника, полковника в отставке Стаматиади. — Пусть только попробует кто-нибудь приблизиться…

Аргези расхохотался:

— Хорошая ты моя, храбрая ты моя, все это твое снаряжение для воробьев… Будем готовиться к тяжелой жизни. Будет очень тяжко.

3

Со вступлением Румынии в воину против Советского Союза публикация произведений Аргези в периодике находилась под запретом. Писатель постепенно поправлялся после перенесенной болезни и работал над новым романом «Лина». Основываясь на материале той поры, когда он был лаборантом на сахарной фабрике, Аргези с новой силой обрушивается на эксплуататорский строй, на политические нравы своего времени, разоблачает продажную буржуазную печать. В это же время он создает большую книгу (в собрании сочинений она занимает три тома) под названием «Учебник практической морали». Он скрупулезно анализирует нравы общества, не оставляя без внимания ни одно, казалось бы, самое незначительное явление повседневности. Эта книга и своего рода «учебник жизни», трактат о том, как нужно жить бескомпромиссно, честно, чтобы тебя никогда не мучила совесть. И впервые за многие годы он пишет как бы лаконичную, весьма выразительную автобиографию. Поводом для этого послужило письмо одного оказавшегося в затруднительном положении молодого литератора, в котором он «разъяснял» Аргези, что молодые таланты должны быть на иждивении писателей, художников, композиторов старшего поколения, что старшее поколение обязано, мол, выдавать молодым постоянное денежное пособие. Парень сообщал, что ему двадцать один год, и подчеркивал, что, не оказывая материальную помощь молодым, — старшие писатели толкают их на путь Раскольникова. Тудор Аргези напоминает молодому человеку, что «на родине Раскольникова выработан прекрасный принцип, которым руководствуются все, — «кто не работает, тот не ест».

Он вспоминает, как в двенадцать лет он преподавал математику взрослому человеку и изучал алгебру вместо него. Во время каникул работал учеником каменотеса, расписывал надгробия. В шестнадцать лет был секретарем художественной выставки и печатал первые стихи. Семнадцати лет работал лаборантом завода, а в восемнадцать лет руководил этой лабораторией. В девятнадцать был диаконом и преподавал закон божий в офицерской школе. Во время своих странствий по чужим землям он становился то грузчиком, то продавцом стеклянных побрякушек за десять сантимов штука, научился мастерить кольца и крышки для часов. Когда было нечего есть, терпел. Вернувшись на родину, не чуждался никакой работы, кроме грязного дела газетного шантажа и торговли своим пером и совестью. «Моя совесть и перо ничем не запятнаны. В пятьдесят восемь лет сдал экзамен на аттестат типографского наборщика. В этой деревне, где я живу, выполняю любую работу как настоящий раб земли вместе с женой и со своими детьми, которым не стыдно делать все, кроме четырех вещей: паразитировать, лгать, красть и попрошайничать (разрядка моя. — Ф. В.).

Если я и обрел литературное имя, то это ночным трудом. Дрожащей от физической усталости рукой я брал ручку и писал. Я не знаю, заслуживаю ли звания писателя, но я заработал это звание жесточайшим трудом и сейчас в шестьдесят казнюсь над листком бумаги так же, как и в двадцать один».

Работать! Найти, чем заниматься, не ждать, пока работа придет к тебе… В условиях, когда государство занято только заботами о наживе, о завоевании чужих земель, о том, как подавлять недовольство масс в условиях, когда государство, воевавшее со своим собственным народом, вовлекло страну в преступную войну против своего великого соседа, нужно работать, если хочешь выжить. Так говорит Аргези тем, кто обращается к нему за советом, что делать. Так говорит он своим детям. Прежде всего личный пример. В создавшемся положении он не в состоянии обеспечить семью, прокормить себя. И он поступает на курсы усовершенствования наборщиков, сдает экзамен, чтобы на всякий случай иметь возможность заработать кусок хлеба в типографии. Курсы полиграфии проходит и сын Баруцу и идет работать наборщиком. Митзура помогает матери по хозяйству с утра до ночи — нужно добывать все со своего участка, из своего сада, он — единственное спасение. И главное, говорит им отец, берегите здоровье, военная обстановка не время для болезни.

Со своими бедами идут к своему защитнику бедняки окраины Мэрцишор. Взрослые мужчины на фронте. Приходят заплаканные женщины — матери, жены, сестры убитых и пропавших без вести. Показывают сообщения военного командования: «погиб под Одессой», «погиб под Симферополем», «погиб под Новороссийском», «погиб, под Ростовом», «погиб на подступах к Кавказу»… Погиб, погиб, погиб… И все незнакомые простому, безграмотному народу названия. «Где это, господин Аргези? Хотя бы знать, где это, где похоронен…» Что он ответит им, уполномоченный бедноты предместья Мэрцишора, поэт Тудор Аргези? Но отвечать надо.

— Это далеко, в России, — говорит он и опускает глаза. Он вспоминает вдруг, как он должен был отвечать двадцать три года тому назад на такие же вопросы матерей румынских солдат, погибших на улицах Будапешта… За что они погибли? За что погибает сейчас в степях России румынский бедный крестьянин? Он так и останется там, неизвестно за что отдавший жизнь… Богатые арендуют вагоны и привозят с фронта убитых. Газеты полны сообщений в траурных рамках — это только те могут позволить, у кого есть деньги платить за объявления…

Смерть уносила не только солдат на фронте. Погибали коммунисты и революционеры в тюрьмах, специальных лагерях для политических заключенных, старые, несгибаемые борцы, умирали дома в нищете и безвестности. Так ушел из жизни один