Тудор Аргези - Феодосий Видрашку
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот вопрос обращен непосредственно к Аргези.
Каракостя укоряет поэта: он-де, Аргези, «пролетарий», «посланник, призванный вывести мир из равновесия». «Плодотворная почва для процветания подобных личностей, — замечает Каракостя, — скифские пространства». Что же касается европейского сообщества, то оно «следует другими путями — это пути консолидации и интеграции под знаменами устроителей «нового порядка». А эти знамена, к удовольствию Каракости, высоко подняты пятой сессией общества «Служба культуры письма» в Германии. Там, оказывается, установлено, что «литературное творчество должно быть рассматриваемо как функция биологическая». Дабы не отстать от участников этой сессии, Каракостя замечает, что он давно «предсказал банкротство творчества Аргези и его ценителей». Могущественный издатель и редактор требует от критики «навсегда покончить с шумными преувеличенными оценками «аргезинского мира» и бесконечными хвалебными сближениями Эминеску — Аргези».
Заметим, что это писалось и печаталось в 1942 году, когда фашистское войско Гитлера и Антонеску рвалось к Сталинграду.
Газеты призывали народ к терпению и послушанию.
«Румынскому народу всегда жилось нелегко в этих краях на семи ветрах и на пути всех бед. Но его жизнеспособность, непреклонная вера в справедливость выдержали все испытания, и род наш продолжал свое существование сквозь века и тысячелетия благодаря особой дисциплине, покорности, послушанию, уважению к своим руководителям и законам, тесно, сплоченный и единодушный во всех больших и малых делах» («Универсул», июнь 1942 г.).
Осенью 1942 года вся пресса сообщала о выходе книги барона Манфреда фон Киллингера «Борьба за Верхнюю Силезию». В этой шикарно изданной и щедро иллюстрированной книге печатаются портреты и семейные фотографии барона: лощеные, сытые физиономии чад и домочадцев, снимки молодого командира ударного батальона до зубов вооруженных и брошенных против немецкого рабочего класса головорезов. Книгу предваряет полное значительности предисловие: «Присутствие господина министра Манфреда фон Киллингера среди пас пусть будет постоянным стимулом и примером для подражания. Пусть это напоминает о том, чего может достигнуть человек, когда он смел, решителен, полон инициативы и безгранично предан своей стране». (Предисловие Е. Лупашку к книге Киллингера.)
Приближался 1943 год. Калитка Мэрцишора почти не закрывалась. Старики, женщины, оставшиеся сиротами дети приходили к уполномоченному бедноты со своим горем — все больше и больше становилось мертвых, все дальше и дальше на восток уходили оставшиеся в живых их близкие. И тогда по недосмотру военных цензоров к родным просачивались письма, в которых сообщалось о боях в излучине Дона. «Где это, господин Аргези?»
Из газет ничего нельзя было понять — сплошь материалы о победах и доблести фашистских войск.
По случаю новогоднего праздника газета «Универсул» поместила передовую под заголовком «Румыния — защитница Европы». И тут же сообщила о визите Антонеску в Берлин, о его встречах с фюрером, о восторженных похвалах, заработанных Антонеску у главарей рейха.
«Румыния является одним из самых главных партнеров рейха в войне и, следовательно, одним из самых главных ее партнеров по распределению плодов будущей победы и последующего мира… Участие Румынии в общей антибольшевистской войне получило в Берлине самую высокую оценку» («Универсул», 15 января 1943 г.).
Эта же газета в статье «Восточная плотина Европы» писала: «Румыния всегда служила и будет и впредь служить неприступной стеной против восточных нашествий». И снова упоминание о «беспримерной жизненности румынского рода», о том, что он, этот род, будет и впредь «выполнять с самоотверженностью миссию восточной плотины Европы».
«Возводить плотину из трупов… Вот к чему они призывают». Аргези отложил газету. Он поднялся наверх в угловую комнату, в которой работал, пока не наступали холода. Комнату эту называют еще и лабораторией потому, что здесь находится некоторое оборудование для анализа почвы, для приготовления различных отваров из трав, микроскоп для «продления луча моего глаза», как он говорит. Когда большие деревья сбрасывают листву, из окна лаборатории виден почти весь город. Вот высокое здание дворца связи на Кала Виктории, вот здание банка, широкая лепта Больших бульваров… «Восточная плотина Европы». Каком# подлецу пришла в голову эта мерзость? Он машинально протянул руку и включил старый батарейный радиоприемник. Передавали то же самое, о чем писали газеты:
«Сегодня больше, чем когда-либо, мы должны основываться на моральном единстве мысли и чувства. Это должно объединить нас вокруг трона, вокруг вождя государства и правительства. Только так мы сможем преодолеть трудности этого тяжелого часа».
Вдруг заговорили о трудностях «тяжелого часа». Но пока что еще только в общей форме. А в конкретной — трубят вовсю о великой миссии румынской армии, «которая оказывает упорное сопротивление советским атакам. Боевые действия румынских воинов, закаленных в совместных боях плечом к плечу с армиями рейха, превратили румынские войска в отборную армию современной войны». В обзоре печати сообщают заголовки главных статей: «Россия — вот главный враг», «Тотальная война», «Большевистская опасность», «Пробил час», «Героическое румыно-германское сопротивление под Сталинградом»… Радио передает, что в завтрашних газетах будут широко освещаться торжества в Бухаресте по случаю десятилетия прихода к власти Гитлера. Барон Киллингер устроит по этому случаю дружескую встречу с румынскими журналистами в институте румыно-немецкой культуры на улице Василе Ласкэр.
«Журналисты могут оказать политическому руководству огромную помощь, — говорил Киллингер на этой встрече. — Но они, если не применяют так, как положено, свою интеллигентность и ловкость, могут принести как политическому руководству, так и своему народу в целом непоправимый вред. Серьезный и ответственный журналист дороже золота. Безответственный журналист достоин виселицы». Барон предложил тост за вклад румынских журналистов в общую победу и не преминул предупредить, что за малейшую ошибку журналисты вызовут на себя не только его, барона Киллингера, гнев, но и гнев целой группы ответственных лиц. Касаясь Сталинграда, Киллингер процитировал слова Геринга из опубликованного в газетах доклада по случаю десятилетия прихода Гитлера к власти: «Сталинградская битва — это сражение, в котором Германия утвердит свою окончательную победу». Но на второе утро предупрежденные об ответственности журналисты все же должны были сообщить, что «бои под Сталинградом… с каждым часом принимают характер все более волнующий и драматический», и о том, что «командный пост фельдмаршала Паулюса передал последнюю радиограмму»… «Музы должны молчать».
7 февраля 1943 года во всех церквах Румынии служили молебен. Поминали погибших под Сталинградом…
Война пошла в обратный путь.
4
«Гадюка».
Так озаглавил Тудор Аргези свой памфлет.
«Ты увиваешься вокруг меня, гадюка. Слышу, как шуршишь среди бумаг… Ты, тварь, питающаяся грязью и доносами, шпионила за мной, подстерегала как вор и вот уже сколько времени лежишь поперек моей дороги… Но я давно
