Тудор Аргези - Феодосий Видрашку
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Тудора Аргези появился новый адрес: «Лагерь для политических заключенных Тыргу-Жиу».
5
Приказ министра внутренних дел Румынии № 203208 от 2 октября 1943 года: «Арестовать и интернировать в лагерь для политических заключенных Тыргу-Жиу гр. Иона Теодореску-Аргези. виновного в опубликовании в прессе ряда статей, оскорбляющих общественную мораль».
В лагере Тудора Аргези поместили в одиночке номер 8 пятого барака. От Бухареста до Тыргу-Жиу ехали почти целый день, и Аргези наблюдал сквозь зарешеченное окно машины дорогу, пустые села, осиротевшие землянки крестьян.
«К нам из Жиу длинен путь… Пламя в печке не раздуть, — и нигде идущий мимо не увидит струйки дыма. В доме хлеба ни ломтя… Плачет мать, кричит дитя… гнев томит тебя и жалость. Все загублено, отпето… О Румыния, ты ли это?»
Аргези знал, что в лагере Тыргу-Жиу томятся коммунисты, честные патриоты, представлявшие опасность для фашистского режима. Сюда привезли оставшихся в живых после землетрясения 1940 года узников «Дофтаны», здесь заключены руководители компартии Георге Георгиу-Деж, Киву Стойка, Георге Апостол, Николае Чаушеску, «красный принц» Скарлат Каллимаки, профессор Октав Ливезяну, многие антифашисты, не склонившие головы перед Антонеску и гитлеровскими киллингерами.
Солдат, дежуривший у камеры, шепнул Аргези, что он знает все его стихотворения наизусть, а дома держит его книжки за образами. Через солдат, крестьян в военной одежде, Аргези удавалось получать бумагу, карандаши, и он писал. В лагере Тыргу-Жиу он создал цикл антивоенных стихотворений и пьесу «Шприц».
«Лагерь этот, — напишет Аргези после освобождения, — был идиотским карательным учреждением, где люди содержались без суда и следствия, и представлял собой изобретенную в Берлине чудовищную машину для опустошения континента посредством массовых убийств. За время войны машина усовершенствовалась, применялись индустриализированные методы уничтожения людей. Вершиной этих злодеяний явились преступления в Люблине, Киеве, Краснодаре и в десятках и сотнях сел и городов Советского Союза. В лагере Тыргу-Жиу заключенные жили в постоянном страхе перед наступлением ночи. Ночью убивали без разбора. Опасность парила в воздухе. Среди заключенных находились замаскированные агенты гестапо, которые шпионили и доносили. В довершение ко всему за право быть заключенным этого лагеря надо было платить».
Параскива получила первое письмо. Узник пытался успокоить семью, просил не поддаваться на провокации приспешников режима, заверял, что чувствует себя хорошо и ему ничего не надо. «У меня новая келья», — шутил он в письме. На конверте мелким почерком указан обратный адрес: «Тыргу-Жиу, лагерь для политических заключенных».
Параскива собралась в путь. Митзура осталась дома, а Баруцу поехал с матерью.
В тесный вагон то и дело заходили жандармы и устраивали проверку. Молодой прихрамывающий офицер взял документы у Параскивы, потом у Баруцу.
— Вы куда едете?
— В Тыргу-Жиу…
Офицер снова посмотрел в документы, переводя взгляд с Параскивы на Баруцу. Юноша с темными усиками очень уж был на отца похож. Оглянулся. Его коллега проверял документы в другом конце вагона.
— Вы к Тудору Аргези едете? — спросил офицер тихо.
Офицер молча погасил фонарик, достал из бокового кармана аккуратно сложенную газету, на миг зажег фонарик и показал ее Параскиве и Баруцу. Это был экземпляр «Информации» с «Бароном».
— Из рук в руки переходит, — шепнул офицер, — и в том лагере тоже…
Это было самое радостное сообщение, которое привезли на свидание с Тудором Аргези его жена и сын.
Из лагеря Параскива увезла предписание о необходимости уплатить большую сумму денег за содержание там мужа.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
1
Тудор Аргези, как и другие узники, сидел в лагере Тыргу-Жиу без судебного разбирательства. Властям было невыгодно вести судебные процессы над видными деятелями страны — удобнее держать их изолированными от общества негласно. Не было устроено суда и над- редакцией «Информации дня». Газету просто закрыли в день появления памфлета Аргези, 1 октября 1943 года.
В лагере Тыргу-Жиу Аргези тяжело заболел. Лагерной администрации он показался безнадежным, и писатель был выдан семье под обязательство не выпускать его за пределы Мэрцишора и не допускать его участия в любой форме в работе печати.
После освобождения Румынии от фашизма и ее вступления в войну против гитлеровцев на стороне Советского Союза Аргези включается в активную литературную и журналистскую жизнь вместе с демократическими силами страны. Хорошо знающий Тудора Аргези видный румынский публицист и общественный деятель, нынешний председатель Союза писателей Румынии Джеордже Маковеску сказал: «Тудор Аргези всегда был с нами, на нашей стороне».
В новой серии «Записок попугая» Аргези бичует фашистское охвостье, приспособленцев и саботажников, укрывающихся от возмездия, истинных военных преступников, тех, которые пытались укрыться за привычной прозрачной ширмой фашистов — «мы выполняли указания».
24 января 1945 года начинался процесс над румынскими военными преступниками, втянувшими Румынию в антисоветскую войну, и Тудор Аргези называет его «днем траура». Характеризуя гнилую, инертную часть общества, всегда стремившуюся извлекать выгоду для себя даже из самых трагических для народа событий, Аргези пишет с болью: «Сегодня, 24 января 1945 года, предаются суду авторы цепи последовательных трагедий нашего народа. Это день позорного траура. Позора для всех нас — не будем делать исключения ни для кого. Ни для тех, которые хлестали нас по щекам и издевались над нами, ни для нас самих, терпевших эти пощечины молча и безропотно…
У французов были маки, у русских — партизаны. Известно, чем занимались во время оккупации сербы, греки, норвежцы, бельгийцы, голландцы, поляки… Наберемся смелости и в этот час обратимся мыслью к горькой правде и к своей совести. Вполне естественно, это неудобно. Но мы все в разной степени являемся сообщниками всех преступных актов, подлежащих суду. В то время. когда наши друзья, братья и товарищи гибли в тюрьмах, бродили по белому свету, — не будем лицемерить — мы ели жирно, запивали смачно, хохотали громко, развлекались в переполненных пивных, ресторанах и на балах».
На окраине Бухареста, в Мэрцишоре, снова заговорил в полный голос замечательный писатель Румынии.
Одну из своих таблет в «Записках попугая» Аргези посвящает общему положению страны, борьбе политических группировок за власть, стремлению буржуазных кругов распространять в народе чувства неуверенности, паники и страха. Аргези ведет разговор от имени воина, вернувшегося с фронта в краткосрочный отпуск с наградой за отличное выполнение боевого задания в
