Избранные произведения - Пауль Хейзе

охотников, но его-то как раз и не было. Хотя все они, казалось, молчали, из их середины поднимался такой гам, будто болтала сразу добрая сотня народу. Между ними непрерывно, с трудом прокладывая путь, сновали кельнерши, провожаемые хмурыми взглядами старика. Подойдя к какой-нибудь из девушек (что, конечно, было нелегко при его неуклюжести и удавалось лишь благодаря грубому натиску), он украдкой успевал сделать ей нагоняй в промежутке между двумя приторными улыбками по адресу гостей. Одни поспешно утирали слезы, перед тем как вновь обрести ловкость балерины, другие яростно чертыхались себе под нос. Хелена, проходя мимо и всякий раз с завистью глядя на Жозефину и ее велосипедистов, вынуждена была опускать глаза. Анна, которой удавалось поддерживать порядок среди всей этой кутерьмы, частенько посматривала вниз на Конрада, однако делала вид, будто не узнает его. Рядом с ней на скамейке в голубом военном мундире сгорбился доктор, неотрывно глазевший на нее. Всякий раз, когда начинала звучать танцевальная музыка и раздавался хриплый, пронзительный писк кларнетов, все взгляды, скучные и невыразительные, приковывались к окну танцевального зала. Когда взвывали трубы, городские женщины затыкали уши.

Отчаянно жестикулируя, велосипедисты звали своих знакомых к себе на лужайку. Здесь на сочной траве сидеть было гораздо приятнее, кроме того, меньше мешало пиликанье оркестра.

Знакомые велосипедистов шумно приняли приглашение, и, будто следуя наглядному примеру, вскоре новая кучка гостей удалилась с террасы, чтобы устроиться внизу. Спустя некоторое время за ними устремились другие гости, так что переход постепенно превратился в настоящее переселение. Приходилось перетаскивать на лужайку стол за столом вкупе со всеми стульями. На помощь Жозефине отправили вторую, а потом и третью кельнершу.

Однако нарушение привычной обстановки со всем беспорядком и нелепостями, какие бывают при непредвиденных событиях, а также некоторой растерянности персонала, вызвало у гостей какое-то детское, каникулярное настроение, так что общество рассталось с постылой чопорной торжественностью и свободнее отдалось веселью. В то время, как деревенские все больше налегали на выпивку, горожане, уставшие от духоты и сидения в четырех стенах, радовались красотам природы. И взрослых, и маленьких горожан больше всего заинтересовал небольшой ручей, протекавший по лужайке. Они обступили это живое чудо, строя догадки и домыслы, интересуясь, не источник ли вечной молодости этот ручеек? Из воздушных замков, выстроенных в душах и сердцах в этот весенний день, возник целый фантастический город. Не прилагая никаких усилий, Конрад оказался распорядителем праздника. Незаметно образовались как бы два лагеря: верхний, где всем заправлял отец, и нижний, подчинявшийся сыну. Вверху остались преимущественно зажиточные пожилые люди, а внизу собралась сплошь одна молодежь. Но поскольку вновь прибывавшие устремлялись в основном на лужайку — отчасти ради новизны впечатлений, отчасти потому, что там было веселее, нижний лагерь становился все многолюднее, тогда как верхний убывал. «Словно предзнаменование», — подумал Конрад.

Старик недовольно следил за ростом рядов молодого соперника, и как только новая партия гостей вставала с мест и уходила на лужайку, глаза его наливались злобой:

— Можно подумать, что внизу подают лучшее вино, чем наверху, — бурчал он, — а оно ведь из одной и той же бочки.

— Их никто сюда не переманивает, — парировал Конрад, — а силой я их не могу прогнать назад.

При всем том никто не переманивал друг у друга гостей, для этого оба были слишком умны и вышколены. Напротив, они помогали друг другу и делали то, что было на руку обоим. Со временем, когда внизу стало недоставать места, терраса вверху постепенно заполнилась, так что наконец установилось равновесие.

В то время, как отец и сын совместно делали общую работу, каждый на своем месте, их внутренние душевные противоречия отодвинулись на некоторое время на задний план. Верх взяло уважение друг к другу. Бросив на лужайку испытующий взгляд, старик пробурчал себе под нос какие-то непонятные слова, что у него должно было означать удовлетворение ходом дел. Конрад, со своей стороны, должен был признать, что грозные взгляды отца поддерживали образцовый порядок.

Тут в нем заговорила совесть.

— Жозефина, — позвал он, — Жозефина, будьте так добры и пойдите к отцу. Передайте ему, что сегодня вечером (я об этом совершенно точно знаю) намечается драка в танцевальном зале.

Жозефина ушла и вернулась.

— Что он ответил?

— Ничего, только засопел.

— Тогда пойдите еще раз. Я убедительно прошу его не относиться к моему предупреждению легкомысленно. Это заранее условленное дело, я сам слышал от ваггингенцев.

Жозефина сходила к старику и снова возвратилась.

— Он говорит, что все понял с первого раза, ему не надо что-либо повторять дважды — он не оглох и не сошел с ума.

— Тогда баста! Довольно! В третий раз я ему ничего не скажу!

Но через какое-то время чувство ответственности опять заставило Конрада позвать кельнершу.

— Жозефина! — попросил он, — скажите отцу, что мне искренне жаль возвращаться к этому делу в третий раз, но оно мне не дает покоя. Драка начнется в шесть часов. Мне кажется, надо позвать несколько десятков крепких парней.

На сей раз Жозефина вернулась, громко всхлипывая.

— Ваш отец — чудовище. Я не позволю так с собой обращаться!

— Что он сказал?

— Он назвал меня бесстыжим, подлым человеком!

— Этого вы ни в коей мере не заслужили. Примите мои извинения за него. Очень сожалею. Но меня интересует, какое распоряжение он передал?

Она раздраженно выпалила:

— Вам не стоит беспокоиться о яйцах, которые еще не снесла курица. Он сам знает, что ему надлежит делать, и не нуждается в поучениях и советах. Впрочем, если вы такой трус, то могли бы спрятаться под нижней юбкой у Юкунды.

— Ну ладно! — заскрежетал зубами Конрад, взвившись от бешенства и сжав кулаки. Потом забегал в гневе.

— Черт меня побери, — поклялся он; — если я сегодня вечером хоть пальцем пошевелю! — Клятва поначалу принесла ему успокоение, но это было мрачное, адское спокойствие.

А тем временем Катри, красная, как дикий мак, подбежала к Анне:

— В танцевальном зале я больше не стану обслуживать, — пожаловалась она, всплеснув руками.

— Почему? — наверное, спросила Анна, потому что снизу нельзя было расслышать ее вопрос.

— Потому! — бушевала Катри. А потом у нее вырвалось: — Потому что они свиньи!

Хозяин «Павлинов», стоявший рядом, презрительно пожал плечами; Хелена, хозяйничавшая поблизости, насмешливо скривила рот; Анна же с головы до пят смерила бернскую гордячку недоверчивым взглядом.

— Наверное, причина совсем другая, — язвительно заметила она, медленно произнося каждое слово, чтобы мог слышать брат. — Вам, наверное, нравится обслуживать в другом месте, — и подмигнула брату.

— Ты не можешь ее принуждать, — вмешался Конрад, подходя к стене террасы.

— Но ведь больше некому работать! — раздраженно бросила в