Избранные произведения - Пауль Хейзе

Важные мужчины, степенные, знающие себе цену, например, директор газового предприятия Винигер, краснели, когда она, пробегая мимо, нечаянно задевала их рукой. Кичливые франты вроде молодого Фондерхайдена, молокососа, который нагонял на людей тоску своими презрительными гримасами и сидел, вытянув ноги под стул соседа, — так вот, подобные личности робко опускали глаза под ее взглядом и торопливо садились, как положено. Если она нечаянно что-нибудь роняла, все вокруг наперегонки пытались ей услужить, будто благородной даме.

Воплощенная властность! Вот из кого получилась бы хозяйка «Павлинов»! А какой благословенный выводок краснощеких отпрысков произвела бы она на свет! То были бы драчуны-мальчишки, азартно лазающие по деревьям, способные победить в потасовке полдюжины сверстников, или плотно сбитые девчурки, стройные, с прямой спиной, с косами до самых коленок, с двумя ямочками на лице: одна на подбородке и одна на левой щечке. Или еще лучше — и девчонки, и мальчишки.

И работящей она была, Бог свидетель! Как она обслуживала гостей! В этом отношении даже ворчливая тетушка-ведьма не смогла бы не признать за ней таланта. Катри была спокойной и уверенной в себе среди всей этой кутерьмы, словно хорошо вымуштрованный солдат под обстрелом. Она не суетилась бестолково, как другие кельнерши, которые то причитали, то ссорились, будто делили между собой парней. И что в ней совершенно особенно ценил Конрад: Катри обслуживала всех ровно, совершенно невзирая на лица. Не так, как чувствительная Жозефина, задерживавшаяся около каждого спортсмена, хваставшего своими мускулами, или как идеальная Хелена, которая теряла зрение и слух, когда запевал мужской хор с гулкими басами и заливистыми тенорами; или глупая Бригитта, патологически не терпевшая стариков. Она так сердито шипела на какого-нибудь почтеннейшего государственного советника, будто он вздумал посвататься к ней. Катри же со всеми была одинаковой, будь он стар или млад, хорош собою или безобразен, важная персона или незначительная личность. Она не кривила рот, когда кто-нибудь заказывал лишь подслащенную воду. Для нее важны были заказ и его исполнение; люди были ей безразличны. Даже чересчур безразличны. Она вела себя по отношению к посетителям гордо, надменно, глядя на них сверху вниз. Нет, собственно говоря, обращение ее нельзя было назвать оскорбительным. Когда один из них пожаловался на Катри и его спросили почему, он не смог произнести ничего определенного. Как бы это сказать? Катри вела себя неприступно-враждебно. Да, именно враждебно.

Заказы она принимала с таким выражением лица, будто сама была архангелом, выслушивающим просьбу от погрязшего в грехах человеческого создания. Напитки и кушанья она подавала со снисходительным видом, словно оказывая незаслуженную милость. И горе тому, кто осмеливался хоть чуть-чуть приударить за ней, неважно, в чем это проявлялось — в словах или в мимике. Таких гостей она потом обслуживала с нескрываемым отвращением. Ее решительно нельзя было помирить с ними ни лестью, ни чаевыми. Обслуживая гостей, Катри не давала сорваться с языка ругательным словам лишь благодаря непогрешимому самообладанию.

Честно говоря, ее чрезмерная чопорность чем-то даже нравилась Конраду. Благодаря ей воцарился дух почтительной сдержанности, который свидетельствовал в пользу ее семейного воспитания.

Пока Конрад предавался раздумьям, его задел чей-то локоть.

— Господин Ребер! Вы заснули или раздумываете над планом военной кампании? — И когда он поднял глаза, оказалось, что это была Катри, со смехом уходившая от него.

— Вот чертовы бабы! — весело пробормотал он, — неужели они умеют читать мысли?

Швейцар бесцельно слонялся, будто неприкаянный, то и дело наскакивая на гостей и даже не извиняясь перед ними, но не по злому умыслу, а из-за своей врожденной неотесанности.

— Господин Ребер! Ваш отец велел вам передать, что полковник Аллегри фон Мендризио уже трижды спрашивал о вас. Отец считает, что вы должны наконец явить свой благословенный лик. Неужто господин полковник должен бегать за вами, высунув язык, будто охотничья собака?

Конрад немного помедлил, терзаясь сомнениями. Вообще-то в ответ на несправедливый упрек он был не прочь поступить наперекор отцу, но ему непременно хотелось засвидетельствовать свое почтение полковнику Аллегри, питавшему к нему отеческую благосклонность.

— Отец там? — спросил он.

— Да, — раздалось в ответ.

— Я приду, — мрачно пробормотал Конрад и поднялся.

— Ведите себя хорошо! — насмешливо крикнула вслед Катри, всерьез озабоченная. — Возьмите себя в руки, чтобы опять ничего не случилось, потому что во второй раз на дню я не сумею быть «добрым гением».

— Поколдуйте в мою пользу, — пошутил он.

Прийдя на террасу, среди многолюдья он заметил за одним столом людей в мундирах, блестевших позументом. При виде их на сердце у него стало приятно, тепло; оно наполнилось благодарностью, словно кто-то вытащил его на солнышко из глубокой трясины, в которой он погряз по горло. Золотые пуговицы и блестящие сабли посылали ему приветы — свидетельство чести, уважения, дружбы. Здесь царил дух общности идеалов и помыслов, объединявший всех — от Женевы до Шафхаузена, от Базеля до Кьяссо.

Когда Конрад с сияющими глазами бодрым шагом направился к столу, за которым сидели офицеры, полковник живо поспешил ему навстречу, вызвав у всех своим порывом бурный возглас одобрения. Старый воин обнял Конрада и похлопал по плечу. Так как Конрад не был знаком с остальными офицерами, состоялось представление по полной форме. Все обменялись военными приветствиями, затем последовали дружеские рукопожатия, и по настоянию полковника Конрад занял место рядом с ним.

Хозяин «Павлинов» между тем отошел в сторонку, но полковник с несколько аффектированной сердечностью вернул его.

— Ну, старый ворчун, — засмеялся он, — что бы это значило? Почему вы ретируетесь, будто рекрутская коняга, не нюхавшая пороху? Может, вы загордились и наше общество вас не устраивает? Конечно, когда сын — такой великолепный парень, можно и возгордиться. У меня самого сердце не нарадуется, когда я вижу его. — И он похлопал Конрада по колену, будто любящий дядюшка.

Старик, устыженный восторженными похвалами, которые воздавались отвергнутому сыну, сморкался и что-то бормотал себе под нос, но потом нерешительно приковылял к столу.

— Что вы уставились друг на дружку, будто двое барсуков на одну кость? Вставайте! — приказал полковник. — А ну-ка, станьте рядом друг с другом.

Однако это ничего не изменило. Отец и сын мирно стояли рядом, подавляя в себе взаимную неприязнь и стараясь казаться любезными. Правда, они избегали прикосновений и смотрели в разные стороны.

Полковник смерил обоих взглядом и остался доволен смотром.

— Ну что, ребята? — обратился он к товарищам. — Если бы у нас все солдаты были такой породы, а? Черт побери, вот это было бы войско, правда? Как думаете? Поневоле поверишь, что они, исконные швейцарцы, заставят перекувыркнуться лошадей вместе со всадниками!

Потом обратился к отцу:

— Да,