Ясновельможный пан Лев Сапега - Леонид Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сапега легко и непринужденно приводил все новые аргументы, которые наголову разрушали программу действий так называемой партии мира. Часть депутатов перешли на его сторону, но наиболее предвзятые не оставляли попыток отработать свои деньги. Несколько шляхтичей кричали, мешая литовскому канцлеру говорить. Несколько наиболее ярых его противников, как только Cапега закончил свою речь, попытались устроить настоящий бедлам: начав с едких насмешек «С неубитой лисы шубы не шьют», «Вот, слушайте предателя» перешли к откровенным призывам: «Рубите его на куски!». Барьеры были опрокинуты, возник общий шум, королевская охрана и телохранители Сапеги схватились за сабли, чтобы защитить канцлера, но тот нисколько не волновался, так как был готов к худшему развитию событий. Чтобы остудить пыл, заседание приостановили. Сапега покинул зал под охраной католических епископов. Кто-кто, а они были очень заинтересованы в увеличении своей паствы на востоке, поэтому поддерживали литовского канцлера. На следующем заседании король даже не стал выносить этот вопрос на обсуждение, война с Московией не была одобрена сеймом.
Однако Сапега не собирался отказываться от этой затеи. Ему удалось склонить на свою сторону некоторых польских магнатов, например коронного гетмана Жолкевского. Среди сторонников войны был и Станислав Варшицкий (он правил посольство в Московию вместе со Львом Сапегой в 1600 году). К ним присоединился вроцлавский воевода Ян Потоцкий и некоторые другие. В общей сложности желающих воевать набралось порядка одиннадцати тысяч человек. Из них сам Сигизмунд выставил две тысячи двести человек, отряд Льва Сапеги по количеству почти вдвое уступал королевскому: под флагами канцлера сражались всего девятьсот двадцать воинов. Цифра незначительная. Не правда ли? Тому было несколько причин: часть литвинов уже находилась на территории Московии, вторая часть войска сражалась в Инфлянтах против Карла IХ. Кстати, гетман великий литовский Ян Кароль Ходкевич выступал против помощи Лжедмитрию II и против войны с Московским государством. И выказывал свое недовольство королю. Как и раньше, упрекал его в том, что не выделил средств и не прислал вовремя военную помощь в Инфлянты, потому и не удалось одержать окончательную победу над шведами [17, с. 122]. Еще более, чем на короля, Ходкевич злился на канцлера: из-за хитростей этого лиса с ним, великим гетманом, случались всякие неприятности. Гетман давно сделал для себя вывод, что этот человек из государственной канцелярии спит и видит, как бы оставить его без работы, а заодно и без гетманской булавы. Судя по всему, Cапега сам жаждал лавров великого полководца. Еще больше убедился в этом Ходкевич, когда ему сообщили, что канцлер со своим отрядом, не дождавшись остальных, двинулся в сторону Смоленска. «Видимо, ему мерещится, что после моей победы под Кирхгольмом он сумеет с какой-то тысячей человек взять штурмом самую сильную крепость Московии, — с издевкой подумал Ходкевич. — Что ж, пусть попробует, это ему не секретную корреспонденцию у моих гонцов выискивать. И технология проста, не нужно никого убивать или связывать, просто добавить настойку сон-травы в спиртное. На такие дела он великий мастер».
Тем временем «староста велижский Александр Гонсевский, сидя на границе, наблюдал за делами в Московском государстве, писал к королю листы и уверял, что дела идут как нельзя лучше для Речи Посполитой, что Смоленск готов капитулировать, как только король появится под этим городом» [96, с. 487]. Гонсевского можно было понять: он был молод, честолюбив, мечтал о карьере и очень хотел воевать. А еще он жаждал отомстить Василию Шуйскому за свое почти двухлетнее заточение (во время заговора против Лжедмитрия I московиты бросили его за решетку). Именно Гонсевский сообщил Льву Сапеге о том, что обстановка на границе самая что ни на есть благоприятная для вторжения на территорию противника. Нетерпение канцлера подогревалось и донесениями разведки: смоленский гарнизон малочисленный и город можно будет легко взять. Сапега и Гонсевский рассчитывали одним львиным броском захватить Смоленск.
При встрече в сентябре 1609 года в Орше канцлер убеждал короля, не медля, идти на Смоленск. Он чуть ли не за руку тянул Сигизмунда в поход [71, с. 403]. Оптимизма Сапеги и Гонсевского не разделял коронный гетман Станислав Жолкевский. В своих записках он указывал: «На частной аудиенции пан гетман спрашивал его величество короля, на что ему рассчитывать, если уж король решил завершить это дело: каким образом, какими силами, сколько их, и каким пойдут путем. Поскольку в прошлом году имел король намерение идти на Северскую землю, размышлял пан гетман, не надо ли так понимать, что пойдем быстрее в этом направлении? Ведь Смоленск — старый замок, к тому же Борисом только что очень укреплен, и если не поддастся по своей воле, задержал бы короля и усложнил планируемый поход его. Для захвата Смоленска нужно много пехоты и амуниции, северские же замки — деревянные и такой армии, даже если бы не хотели поддаваться, — должны бы. Король на это пану гетману ответил, что пока и сам не определился, будет ли что-то. Что же касается направления, то хочет идти на Смоленск, так как его обнадежили, что Смоленск готов поддаться, что и теперь староста велижский этим занимается, и ему дано уже несколько сотен людей конных и пеших. Упоминали и пана Сапегу (очевидно, здесь имеется в виду Я. Сапега — Л. Д.), что когда шел на Москву около Смоленска, то как был бы он именем короля, а не мошенника (Лжедмитрия II — Л. Д.), то уже тогда поддался бы этот замок. Пан гетман на это только сказал, чтобы король приказал хорошо разведать, не случилось бы ошибки» [89].
Дважды, в 1584 и 1600 годах, Лев Сапега приезжал в Московию дипломатом, в третий раз он пришел туда завоевателем. Около 19 сентября 1609 года канцлер великий литовский со своим отрядом расположился под стенами Смоленска. Скоро и король выступил в поход. Он приказал сделать это же и обоим своим великим гетманам: коронному польскому — С. Жолкевскому и литовскому — Я. Ходкевичу. Жолкевский всячески старался избежать участия в войне, продолжал возражать против нее, ссылаясь на то, что она начинается поздно по времени года, перечислял неудобства, которые неизбежно ждут армию в осеннее и зимнее время. Но Сигизмунд твердо стоял на своем. При встрече в Минске король имел очередной длинный разговор с гетманом
