Головы профессора Уайта. Невероятная история нейрохирурга, который пытался пересадить человеческую голову - Брэнди Скиллаче
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Об экспериментах Уайта, «касающихся воздействия глубокого охлаждения на ткани центральной нервной системы», Мюррей писал так, будто они были научной фантастикой: в такое, утверждал он, «невозможно поверить». Уайт убедительно доказал, что посредством глубокого охлаждения мозг можно на значительное время ввести практически в стазис, – без кровоснабжения, без метаболизма он будет казаться «мертвым»! – а затем снова оживить без всякого вреда для него. «Только подумайте, что это значит, – развивал мысль Мюррей. – Мозг, этот тончайший, сложнейший, хрупкий механизм, управляющий всем, не только способен перенести охлаждение, казалось бы несовместимое с жизнью. Его можно таким способом спасти»[542]. Остановка мозгового кровообращения открыла дорогу мощному прогрессу в кардио– и нейрохирургии: она позволила оперировать дольше и выполнять более тонкую работу. Успешными операциями по удалению труднодоступных опухолей и даже реконструкцией аорты медицина обязана новаторской работе Уайта. Именно эта работа, утверждал Мюррей, была его главным достижением. Уайт узнал, как заморозить голову, чтобы сохранить ее функциональность, и значит, сберечь пребывающую там личность – человеческую душу. Разве это не достойно признания?
Об остальных, не столь общеполезных изысканиях Уайта Мюррей предпочел не распространяться. В своей заявке он и словом не обмолвился о том, чем могла быть полезна пересадка человеческой головы. Перед написанием заявки Мюррей попросил Уайта вкратце описать работу над методикой перфузии, предупредив не впадать в многословие (в тексте не должно быть ни одного лишнего знака) и не упоминать «пересадку организма». «Чтобы тебе самому не пришлось конфузиться, – пояснил Мюррей. – Буду рад помочь»[543]. Свое письмо Мюррей подписал «твой брат по ланцету», пообещав сделать все, что в его силах, чтобы заявка попала к членам Нобелевского комитета. Но, предупреждал он друга, «наша переписка должна храниться в полном секрете»[544]. Строго говоря, Уайт не должен был даже знать, что его выдвигают. Согласно регламенту Нобелевского комитета, имена номинантов (и тех, кто их выдвигает) должны оставаться засекреченными в течение 50 лет – это гарантия анонимности. Однако всем очевидно, что сами члены комитета не всегда исполняют регламент.
Уайт отправил Мюррею и свой дополненный послужной список. Дописав карандашом новые сведения (со своими узнаваемыми печатными прописными и завитушками у строчных) поверх старых, напечатанных на машинке, он отдал эту мешанину дочери Пэтти – набрать на компьютере. В итоге текст занял ровно 12 страниц. У Уайта – две ученые степени, четыре почетные. Он занимал 13 различных постов в системе здравоохранения, редактировал три крупных журнала – Surgical Neurology, Resuscitation и Journal of Trauma – и входил в редколлегии еще нескольких изданий. Состоял членом 58 обществ в нескольких странах, участвовал в многочисленных попечительских советах и удостоился несметного числа наград и дипломов. Уайту отчаянно хочется добавить к ним еще одну – но на сей раз это не в его власти. Остается сидеть и ждать.
Нейрокомпьютерный интерфейс
Уайт сидел. И ждал. Тем временем в начале 2010 года, но по другую сторону Атлантики, в Цюрихе швейцарские хирурги сообщили горькую новость молодому (всего 21 год) гимнасту, студенту Давиду Мзее, неудачно выполнившему приземление после сальто вперед. Поролоновое покрытие не смогло смягчить удар, и Мзее сломал шею. После нескольких месяцев физиотерапии к Давиду вернулась способность управлять верхней частью тела, но ногами при таком повреждении спинного мозга он почти не мог двигать (а левой – совсем). Как и многим до него, Давиду предстояло провести остаток жизни в инвалидной коляске[545].
Нидерландский инженер Гертьян Оскан попал под машину в 2011 году. В его 28-й день рождения врачи сообщили ему, что он будет парализован до конца своих дней. Спустя несколько месяцев сломал позвоночник одаренный спортсмен Себастьян Тоблер – во время падения с горного велосипеда. Медики сказали ему, что его спинной мозг «молчит»: значит, ноги навсегда обездвижены[546]. У всех троих спинной мозг получил необратимые повреждения – пучки нервов отмерли вследствие травмы, отека и цепной реакции самоуничтожения (когда умирающие нервы посылают сигнал, который запускает отмирание соседних). Все они старались приспособиться к новым условиям жизни, к ограничениям… и все следили за новостями, ждали и надеялись на какой-нибудь научный прорыв. Крейг Ветовиц описывал ощущение беспомощности и досаду: о тебе заботятся те, кого ты сам должен защищать и опекать. Крейг мечтал совершить невозможное – он был согласен на пересадку всего организма, чтобы остаться в живых, давно простившись с надеждой вернуть телу подвижность. Но у Ветовица, парализованного в 1977 году, было куда меньше возможностей, чем у Мзее, Оскана и Тоблера, парализованных в 2010-м и 2011-м. Эти трое снова будут ходить. В этом им поможет «обход» поврежденного позвоночника и превращение в киборгов.
Ученые из BrainGate не сидели сложа руки. К 2015 году группа исследователей во главе с Дэвидом Бортоном из Брауновского университета завершила предварительную разработку системы. Как некогда Уайт, они проводили опыты на макаках-резусах. Двум обезьянам хирурги повредили спинной мозг так, чтобы у каждой отказала одна задняя конечность. Макаки могли ходить только на трех: лабораторные видеозаписи показывают, как обезьяны подволакивают «бесполезную» ногу[547]. Повреждение спинного мозга означало, что нервные сигналы не могли достичь конечности – или были настолько ослаблены, что уже не могли преобразоваться в движение. Но все изменилось, когда мозговые волны обезьян пропустили через компьютер.
Джон Донохью в своих ранних опытах с курсором использовал для захвата мозговых импульсов электроды, а сигнал обрабатывал по особому алгоритму, превращая в определенную последовательность символов, воспринимаемых компьютером. Затем внешний компьютер превращал эти цифры в команды, понятные и пациентам, но, увы, не настолько простые, как «подними руку». Нужно было и обучать машину, и тренировать самого пациента. Однако Бортон в своих опытах собирался продвинуться дальше, чем успели все его предшественники. Хотя в каком-то смысле его метод был проще. Мэттью Нэйглу пришлось учиться понимать код и команды, подаваемые компьютером, а потом тренировать собственный мозг посылать ответный сигнал, который компьютер сможет дешифровать. Не существовало