Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца - Рувим Исаевич Фраерман

голым, бесплодным. Но чем ближе к нему подходили, тем он становился уютнее и приятнее. Как живые, выходили и становились перед глазами холмы, покрытые весёлыми, манящими к себе рощами, заливы и бухточки.

– Гляди, гляди, а это что такое? – удивился Тишка. – Гора, а из горы дым так и валит. Овин там, что ли, топят?

Головнин сказал с улыбкой:

– Это остров Тану. На нём имеется огнедышащая гора, вулканом именуемая, а не овин. А вот ещё остров открылся, это Эратам. Мы подходим к Ново-Гебридскому архипелагу, сиречь к собранию островов. От мыса Доброй Надежды мы прошли десять тысяч вёрст.

Когда подошли ближе к острову Эратаму, то заметили, что во многих местах его поднимается дым.

– Деревня! – решил Тишка. – Выходит, что и здесь люди живут.

– А какие они будут, эти люди, – спросил Шкаев у Хлебникова: – белые или чёрные?

– Чёрные, – отвечал Хлебников, прекрасно изучивший во время плавания описания путешествий Кука.

– Да, сие верно, – подтвердил Головнин. – Мы идём по следам Кука.

Он пристально смотрел на острова. Вот она, эта таинственная земля, о которой с таким волнением ребёнком читал он в записках знаменитого мореплавателя.

Он приказал поднять на грот-брам-стеньге русский флаг.

И впервые в этих местах на самой вершине мачты заструился бело-сине-красный российский флаг, весело пощёлкивая своим трёхцветным полотнищем по ветру.

У берега показались местные жители, суетливо плававшие в своих кану[98], долблённых из цельных древесных стволов. В то же время на берегу появилось множество совершенно нагих людей. Они бегали с предлинными копьями в руках и, махая ими, делали какие-то знаки, но нельзя было понять, угрожают они пришельцам или приглашают их к себе.

– Гляди, ребята, какие чёрные, ровно дёгтем мазанные! – удивлялись матросы.

– Чего они такие чёрные? – допытывался Тишка.

– Это они от солнца, – пояснил гардемарин Филатов.

– Выходит, и мы здесь такие поделаемся? – тревожился Тишка.

– И мы, – пошутил Филатов.

Головнин распорядился махать белым флагом.

Между тем островитяне продолжали бегать по берегу, размахивая своими копьями. Вскоре из ближайшей бухточки показалась большая кану с особым приспособлением для устойчивости, весьма заинтересовавшим моряков. Приспособление это состояло из двух шестов, высунутых с носа и кормы лодки вбок, к концам которых были привязаны нетолстые брёвна, плывшие по воде рядом с лодкой и не позволявшие ей опрокидываться.

– Гляди, ребята, – говорил Тишка матросам, – сами чёрные и ходят нагишом, а чердак-то у них работает: ишь ты, чего придумали!

В приближавшейся к шлюпу кану сидели двое островитян.

Головнин тотчас приказал убрать лишние паруса, держать к островитянам и махать белыми флажками, но те вдруг погребли прочь от шлюпа, что-то громко крича и показывая в сторону бухточки, из которой только что вышли. Когда же «Диана» перешла на свой курс и стала прибавлять парусов, они опять воротились и начали звать к себе.

Теперь с борта корабля были хорошо видны островитяне, сидевшие в кану. У них были чёрные, лоснящиеся тела. Узкие повязки на бёдрах составляли весь их наряд. Один из них, приложив левую руку к груди, показывал правой на берег, приглашая в открывшуюся взорам мореплавателей заводь.

Заводь эта имела пленительный вид. Высокие тенистые деревья росли почти у самой воды, не боясь прибоя, который, очевидно, не достигал этого места. Их кудрявые кроны отражались, как в зеркале, в безмятежной глади заливчика, манившего прохладой и тишиной.

Все стояли на палубе и смотрели на прекрасную землю.

– Ровно у нас в Гульёнках, – вздохнул Тишка, поглядывая искоса на Головнина. – Вот бы искупаться!

– Здесь, брат, не очень покупаешься! – отозвался гардемарин Якушкин. – Живо чёрные слопают. Они самого Кука почти что съели.

– На этом острове Кука не было, он сюда не заходил, – заметил стоявший рядом Хлебников.

– Да, – подтвердил Головнин, – здесь ещё не ступала нога европейца.

– Может статься, мы будем первыми? – сказал Рикорд.

– Мне самому сие ласкается, – признался Василий Михайлович. – Но как нас встретят жители?

– Разве у нас нет пушек? – спокойно и мрачно проговорил Мур.

– Мы не для того сюда пришли, мичман Мур, – строго заметил Головнин. – Мы, русские, должны нести этим людям просвещение, а не смертоносные залпы из пушек.

И он велел держать курс на остров Тана, где дымил вулкан.

– Там был Кук, там имеется гавань. Туда мы и зайдём. К вечеру подошли к острову Тана. Боясь, что до темноты не удастся зайти в гавань Резолюшин, названную так Куком по имени одного из кораблей его экспедиции, Головнин приказал убрать паруса и положить судно в дрейф.

Скородумов вынес в маленькой клетке пойманную в Южном океане птичку и спросил собравшихся на баке матросов:

– Ну что же, ребята, выпускать?

– Выпускай. Она, видно, здешняя, – отвечали те.

Скородумов открыл дверцу. Птичка прыгнула на порожек клетки, на мгновение оторопела, как бы не веря своей свободе, затем звонко крикнула, выпорхнула из клетки и, ныряя в воздухе, с радостным щебетаньем пустилась к острову.

Матросы с нежной, ласковой улыбкой долго смотрели ей вслед…

Наступила ночь. Небо было облачное и ночь очень тёмной. Но танский вулкан, над которым дымным факелом поднималось красное пламя, освещал и остров, и море. Пламя бросало свой отблеск на облака, и они горели кровавым заревом.

Эта картина была так величественна и вместе с тем так зловеща, что, несмотря на сильное утомление, никто не спешил идти спать, не будучи в силах оторваться от неё.

Глава 14

Первая встреча с островитянами

Склянки пробили полночь.

Головнин всё не уходил с палубы, где теперь оставались только вахтенные. Сон бежал от его глаз. С напряжением вглядывался он в ту сторону, где лежала бухта Резолюшин, в которой Кук стоял со своими кораблями тридцать лет назад и куда он, Головнин, первым из европейцев пришёл после Кука.

Наконец-то Василий Михайлович мог сказать: да, сбылась моя детская мечта!

А где-то в стороне гавани шумел бурун. Это говорило его опытному уху моряка о том, что нужно быть осторожным. Этому таинственному, неизвестно что сулящему шуму прибоя отвечали и мысли, рождавшиеся у Василия Михайловича. Они тоже не были спокойны. Первая радость осуществившейся мечты незаметно потухла, её сменило размышление о том, как встретят его жители острова.

Неужто и ему придётся, хотя бы для острастки, как Куку, познакомить этих чернокожих детей с громом европейских пушек?

Нет, он постарается не прибегать к этой мере до последней возможности.

После полуночи тучи рассеялись, а с ними исчезло и зловещее зарево в небе. Показались звёзды, и среди них привычный глаз Головнина сразу нашёл и столь хорошо знакомую с детства Большую Медведицу. Нашёл