Шаляпин - Моисей Янковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Антрепренер Рауль Гинсбург, у которого Шаляпин гастролировал в Монте-Карло, поспешил, в целях рекламы, выступить в печати с сообщением, что на одной из московских баррикад Шаляпин был ранен, а затем якобы арестован и навряд ли сможет приехать весной 1906 года, как намечалось, на гастроли в Ниццу и Монте-Карло, но что Рауль Гинсбург надеется благодаря своим связям уладить этот вопрос с русскими властями.
Когда наступила весна 1906 года, Шаляпин действительно стал выступать в Ницце. Журнал «Театр и искусство» откликнулся на это известие маленькой заметкой:
«Ф. И. Шаляпин гастролирует в Ницце. Рассказывают чудеса о ценах на места. Нет нужды ехать в Монте-Карло: можно остаться без копейки, купив ложу на представление с Шаляпиным».
Столь противоречивая жизнь артиста продолжалась и дальше.
Выступления перед публикой в Большом театре с «Дубинушкой», концерт для рабочих в Харькове с той же «Дубинушкой» совмещались с гастролями за большие деньги, свидетельствующими о том, что артист глубоко не задет революционными событиями.
Интересно, что в 1905 году, вернувшись из-за границы с гастролей в Монте-Карло, Шаляпин, по контракту имевший право выступать в любых театрах после выполнения им предусмотренного в договоре количества спектаклей на казенных сценах, стал петь в московской опере Зимина. Помещение Солодовниковского театра — огромное, сборы там можно было делать значительные. Как сообщали газеты, он получал у Зимина неслыханный гонорар — четыре тысячи рублей за выступление. Это, конечно, делало спектакли с его участием недоступными для демократической публики, не говоря уже о рабочих.
Весной 1906 года, как уже говорилось, он вновь пел за границей, в Ницце, Монте-Карло. А по возвращении в Россию стал гастролировать в Киеве. Его пребывание там вновь ознаменовалось нашумевшей историей, которая на сей раз отчетливо квалифицировалась как имеющая прямую политическую подкладку. Речь идет о концерте для киевских рабочих, устроенном в здании цирка и происшедшем 29 апреля 1906 года.
По программе своей концерт в Киеве мало отличался от данного в минувшем году в Харькове. Но время было уже иное, шла полоса кровавых репрессий, и правительство явно стремилось любой ценой овладеть положением в стране.
Поэтому к киевскому концерту было приковано пристальное внимание местной администрации. Особенностью концерта было то, что из огромного количества билетов около тысячи было предоставлено неимущим рабочим бесплатно, такое же количество продано за мизерную цену, а остальные поступили в общую продажу. На концерте присутствовало несколько тысяч человек. Цирк был заполнен до отказа. Даже пробраться к нему было немыслимо: улицы были залиты толпой.
Для того чтобы попасть в цирк на собственный концерт, Шаляпин с аккомпаниатором был вынужден лезть в здание по крыше, благо гостиница, где он жил, непосредственно примыкала к цирку, и таким образом добраться до зала.
Чистого сбора с этого концерта образовалось свыше 1700 рублей. Через киевского журналиста и поэта Л. Г. Мунштейна (Lolo) артист передал эту сумму «на нужды рабочих». Об этом было напечатано в киевских газетах. Но через несколько дней в большевистской газете «Волна», выходившей в то время легально в Петербурге, сообщалось:
«Киевский комитет Р.С.-Д.Р.П. просит довести до всеобщего сведения, что им получено с одного недавно бывшего концерта 1704 р. 33 к.»
Таким образом раскрылось назначение денег, переданных Шаляпиным, и возник вопрос об истинных целях концерта в здании цирка.
Началось расследование этого случая охранным отделением, заинтересовавшимся ролью Шаляпина и Мунштейна в передаче денег большевистской организации. На сей раз дело оборачивалось крупными неприятностями для артиста и для журналиста.
Вскоре после киевского концерта Шаляпин уехал за границу, где пробыл довольно долго, а вернувшись, в сентябре опубликовал в газете «Киевская речь» письмо, в котором, между прочим говорилось:
«На следующий день после концерта я был срочно вызван в Харьков; не зная, успею ли передать деньги представителям рабочих, я просил это сделать бывшего в то время у меня моего старого приятеля Л. Г. Мунштейна, о чем и послал заявление в киевские газеты. Но перед самым отъездом представители рабочих ко мне явились и деньги (1704 руб.) получили. Это произошло в присутствии Л. Г. Мунштейна и этим „присутствием“ ограничилось его участие в моем „преступлении“.
К какой партии принадлежат эти представители рабочих, я не знал, да меня это и не интересовало. Известно мне было лишь только то, что среди этих рабочих много семейного, голодного, холодного и несчастного люда».
Сим. Дрейден, подробно исследовавший историю киевского концерта, в книге, на которую я выше ссылался, приводит отклики реакционной печати на киевский концерт и на объяснение, данное Шаляпиным назначению денег.
Черносотенная пресса впрямую обвиняла Шаляпина в том, что он прекрасно знал, кому и для чего дает деньги.
Правая газета «Киевлянин» писала:
«…Г. Шаляпин, друг М. Горького и еврея Л. Мунштейна, был столь наивен, что не задался вопросом: куда пойдут собранные им деньги? На хлеб для голодного и несчастного люда или на покупку браунингов для подстреливания публики? Между тем, в Киеве заранее говорили, что г. Шаляпин дает концерт не в пользу рабочих, а в пользу какой-то революционной организации. Г. Шаляпин ставит вопросительный знак перед словом „преступление“, но беззаботный артист мог сделать весьма серьезное преступление, если он, по артистическому легкомыслию, отдал деньги одной из организаций, которая кормила совсем не голодных рабочих, а кормила революцию оружием или преступной пропагандой на выручку из шаляпинского концерта…»
Так как уже не впервые деньги от выступлений Шаляпина поступали в кассу революционных организаций (например, после выступления в «Метрополе» тут же было собрано 603 рубля, которые были отданы в распоряжение революционных организаций самим Шаляпиным), то сейчас стали активно раздувать киевскую историю, намереваясь придать ей явный антиправительственный оттенок.
А здесь подоспело новое обстоятельство. Осенью 1906 года в журнале «Театр и искусство» появилась заметка: «Ф. И. Шаляпин за отказ от роли Сусанина в „Жизни за царя“ оштрафован дирекцией в 921 руб».
Черносотенная пресса увидела в отказе очередной факт, изобличающий Шаляпина: давать концерты в пользу революционеров он согласен, а петь в опере «Жизнь за царя» отказывается! Все ясно!
Между тем его отказ от выступления в «Жизни за царя» вовсе не носил политического оттенка. Вот что по этому поводу рассказывал Теляковский:
«Осенью 1906 года Шаляпину была сделана серьезная операция: от постоянного насморка у него образовался гной, и пришлось удалять зубы, дабы этот гной выпустить. Операция была неудачна, образовалась фистула, и Шаляпин очень мучился. Ни о каких выступлениях, разумеется, не могло быть и речи.
Случилось так, что болезнь обострилась за несколько дней до открытия сезона московского Большого театра, для которого, по традиции, должна была идти „Жизнь за царя“. Управляющий московской конторой Бооль, не условившись окончательно с Шаляпиным, выставил его имя на афише. Шаляпин, разумеется, отказался участвовать, и тогда началась ожесточенная кампания против него черносотенной и правой печати…»
Кампания подкреплялась сообщениями о том, что на Шаляпина наложен штраф. Никто не объяснил широкой публике особенности контракта, по которому, выплачивая артисту в год десятки тысяч рублей, дирекция императорских театров за не сыгранный по любой причине, в том числе и по болезни, спектакль удерживала с него сумму, соответствующую оплате за одно выступление. Это составляло 931 рубль.
В октябре 1906 года в Большом театре состоялся концерт с участием Шаляпина. На требование публики бисировать некоторые исполняемые им вещи Шаляпин ответил отказом, объяснив слушателям, что дал подписку не бисировать. На самом деле, этим он давал понять, что петь что-либо по требованию публики он больше не станет.
Возник еще один острый момент в конце 1906 года, когда Шаляпин отказался дать администрации московских казенных театров подписку в том, что не принадлежит к нелегальным политическим партиям. «Подписки о непринадлежности к таким организациям, — писал Теляковский, — стала отбирать московская контора по распоряжению Бооля, и тут Шаляпин наотрез отказался что-либо подписывать, сказав, что переговорит со мной сам по этому поводу. Конечно, подписки эти были сущим вздором и никаких гарантий они дать не могли (в Петербурге расписались все, в том числе Ходотов, который состоял под надзором полиции). Даже министерство двора всполошилось по этому поводу и запрашивало меня, верно ли оно осведомлено об этом поступке Шаляпина».