Шаляпин - Моисей Янковский

Моисей Осипович Янковский

Шаляпин

Жене моей Екатерине Дмитриевне Ладыженской

И опять тот голос знакомый,          Будто эхо горного грома, —                   Наша слава и торжество!Он сердца наполняет дрожью          И несется по бездорожью                   Над страной, вскормившей его.

ЧИТАТЕЛЮ

Трудна моя жизнь, но хороша! Минуты великого счастья перешивал я благодаря искусству, страстно любимому мною. Любовь — это всегда счастье, что бы мы ни любили, но любовь к искусству — величайшее счастье нашей жизни!

Эта книга рассказывает о жизни и творчестве русского гения, великого певца и артиста Федора Ивановича Шаляпина.

О нем написано немало монографий, статей и воспоминаний. Продолжается публикация писем, документов, относящихся к различным этапам его жизни. Их число доходит до нескольких тысяч. Вышли два капитальных тома статей, высказываний, воспоминаний, писем. Имя Шаляпина называют, когда задумываются о природе русской артистической школы, об искусстве правды, о реализме, о системе Станиславского, о судьбах оперного театра, когда стремятся дать ответ на вечно неразрешимый вопрос — в чем природа гениальности.

Его имя называют и тогда, когда заходит речь о судьбах русской интеллигенции, о связи художника с родной землей, о том, как болезненно сказывается отрыв от нее. Тема Антея здесь незримо присутствует. Иначе и быть не может.

О Шаляпине говорят, когда вспоминают композиторов Глинку, Мусоргского, Римского-Корсакова, Рахманинова, художников Репина, Валентина Серова, Виктора и Аполлинария Васнецовых, Врубеля, Коровина, Головина, писателей Горького, Леонида Андреева, Бунина. Его имя не сходит с печатных страниц, когда возникает речь о недавнем прошлом нашей художественной культуры, потому что он воплотил в себе многие важнейшие ее черты, о нераздельности литературы, музыки, театра, живописи, скульптуры.

Поистине, Шаляпин, столетие со дня рождения которого мы будем праздновать в 1973 году, остается нашим современником. Более того, прошло уже свыше тридцати лет со дня его смерти, а равного ему преемника до сей поры не сыскалось.

Искусство гениального актера невоспроизводимо. Оно умирает вместе с ним. Ни фотографии, ни кинокартины, ни самые совершенные патефонные пластинки и магнитофонные ленты не могут, не в состоянии слить воедино то, что становится обобщенным восприятием непосредственного артистического творчества. Собранные воедино, эти источники познания искусства великого артиста все равно не способны воскресить те незабываемые впечатления, которые принесла нам когда-то счастливая возможность слышать и видеть на сцене, на концертной эстраде живого Шаляпина.

Это счастье выпало на долю людей моего поколения. Вот почему мы обязаны рассказать о том чуде, которое называется Шаляпин.

При этом, кажется мне, рассказать о гении так, такими словами, чтобы он воскрес в воображении читателя, — немыслимо. Объяснить, в чем секрет художественного и душевного потрясения, которое испытывали слушатели-зрители в России, во Франции, в Буэнос-Айресе, в Мельбурне, — нельзя. Для этого нужно, чтобы рассказчик был неслыханно талантлив и сумел изъяснить то, что немыслимо объяснить словами.

Остается одно. Рассказать главное из того, что по крупицам собрано многими и многими современниками артиста у нас и за рубежом, постараться, откинув случайное, недостоверное, а подчас и просто ложное, привести в систему то, что служит к познанию Шаляпина.

Недостающее возлагается на читателя. Он должен стать как бы соавтором этой книги. От его воображения, от его чуткости, от его умения слушать пластинку и увидеть невидимое глазу зависит очень многое…

Детство и юность Федора Ивановича Шаляпина описаны много раз.

Сам артист неоднократно намеревался написать автобиографию, в которой были бы запечатлены далеко не обычные факты истории восхождения мальчика из социальных низов до высот мировой невиданной славы. Об этом намерении часто сообщалось в дореволюционной прессе — и им самолично, и с его слов всеведущими репортерами. То писалось, что он уже приступил к мемуарам, то, что он поехал в Казань, чтобы на месте многое вспомнить.

Наконец, незадолго до Февральской революции им в содружестве с Алексеем Максимовичем Горьким, другом его, была написана широко известная книга «Страницы из моей жизни», рассказ в которой был доведен до начала первой мировой войны.

Значительно позже, находясь в эмиграции, Шаляпин вновь вознамерился писать мемуары, затрагивая в них с большой широтой тему творчества.

Эта книга была создана в Париже и вышла в свет там в 1932 году под названием «Маска и душа (Мои сорок лет на театрах)». К несчастью, в ее написании принял деятельное участие и был, очевидно, фактическим соавтором, а отчасти единоличным автором, белогвардейский журналист. Его влиянию следует приписать некоторые, дышащие недружелюбием к молодому Советскому государству страницы. Однако умонастроение Шаляпина в первые годы Октября, когда он работал в Советской России, было вовсе не таким, каким оно может восприниматься по книге «Маска и душа».

Еще задолго до тех дней, когда Шаляпин и Горький задумывали создание книги «Страницы из моей жизни», в прессе появлялись довольно обширные, хотя и разрозненные воспоминания о прошлом, записанные со слов артиста и никогда им не опровергнутые. Канва фактов биографии Шаляпина в этих отрывочных и кратких воспоминаниях полностью соответствует тому, что можно прочитать в «Страницах из моей жизни». Эта канва представляет надежный источник для биографии Шаляпина. Облик подростка воскресает здесь достаточно выразительно.

Многообразные высказывания, в сопоставлении с другими данными, позволяют рассказать о том, как рос мальчик, чем он «дышал», как складывалась его судьба в юности, рассказать без преувеличений, без домыслов, приукрашиваний или, напротив, «притемнений», без легенд и рекламно-сенсационных деталей. А таких «деталей», высосанных из пальца, более чем достаточно.

Так, например, можно найти множество сообщений, из которых «со всей точностью», на какую часто претендуют «очевидцы», явствует, что Шаляпин и Горький познакомились и подружились чуть ли не в конце восьмидесятых годов, встречались в пору их скитаний, а в Тифлисе в начале девяностых годов даже за что-то одновременно привлекались к ответственности мировым судьей, который «подробно» рассказывал, как было дело. А на самом деле Шаляпин и Горький впервые встретились лишь в 1900 году, когда один был уже известным певцом, а другой — знаменитым писателем.

Часто на страницах газет, особенно бульварных, рассказывались занятные случаи из жизни Шаляпина, приводились конкретные факты и обстоятельства. Но подобные, бьющие на сенсацию, сообщения очень часто — сплошной вымысел.

В последующем жизнь Шаляпина была на виду, вначале культурной России, позже всего культурного мира.

В ту пору каждый шаг артиста вызывал газетные и журнальные отклики. Непроверенные данные о намерениях артиста или несуществующие высказывания выдавались за абсолютно точные. Артист уставал от необходимости выступать с опровержениями.

В одних газетах артисту делали рекламу, в которой Шаляпину не было нужды, — он и без того был неслыханно знаменит. В других, а таких было немало, чаще всего искали повода, чтобы травить артиста, славу и гордость России. Фельетоны по ничтожному поводу, шумные инсценированные дискуссии, в частности о конфликтах, какие часто случались у Шаляпина с дирижерами или отдельными певцами, или по поводу его отношений с дирекцией казенных театров, — на время создавали артисту непереносимую обстановку.

Конфликты случались, оправдывать их было бы немыслимо. Но почти никогда пресса не пыталась уяснить их природу, и почти никогда всерьез не ставился вопрос о праве артиста на достойную художественную атмосферу в оперных театрах, носящих марку «императорских».

То же можно сказать о гонорарах Шаляпина. Редко кто из прославленных артистов мира зарабатывал столь огромные деньги. Но искусственно создавалось впечатление, что Шаляпин — один на свете, кто требует крупных гонораров, что он один «торгует» своим талантом. Между тем в те годы, когда эта шумиха поднималась, многие крупные артисты оперных театров мира, в особенности гастролеры, получали за свои выступления на сцене очень большое вознаграждение. Итальянские певцы, гастролировавшие в России и в других странах мира, задолго до Шаляпина получали гонорары, которые значительно позже стали именоваться «шаляпинскими».