Шаляпин - Моисей Янковский

Но когда плавание окончилось и Шаляпины вышли на астраханскую пристань, их встретила духота, особенно тягостная от нестерпимого запаха тузлука и копченой воблы. Город предстал перед ними еще более грязным и сутолочным, чем казанские слободы. Настроение резко переменилось.

Сняли какие-то жалкие комнатушки во дворе, заваленном ящиками и всяким хламом. Мириады мух отравляли существование. Нищета здесь стала еще ощутимее, чем привычная нужда дома.

Иван Яковлевич и Федор целые дни пропадали в городе в тщетных поисках службы или каких-либо занятий. Но добыть их было невозможно. Мать, как и в Казани, энергичная, не страшащаяся никакого труда, вновь взялась печь пироги и торговать ими на улице, ходила на поденщину. Но на такие заработки семью было не прокормить. Шаляпины буквально голодали.

Между тем к Федору стал возвращаться голос, ныне не дискант, а баритон. И юноша решил попытать счастья в театре. В летнем астраханском саду «Аркадия» гастролировала заезжая оперная труппа. Федор, уверивший оперных заправил, что ему уже семнадцать лет, попросил взять его в хор. Нужда в хористах была, но платить им нечем — и без того у театра были плохи дела. Ему предложили поработать бесплатно, сунули в руки хоровую партию из «Кармен» и велели выучить ее.

Федор был доволен. Пока без денег, а там видно будет. Но когда он вернулся домой и отец услышал, что сын снова затеял идти в артисты, он в ярости разорвал ноты в клочья и запретил Федору даже думать об этом.

Теперь возвращаться в сад «Аркадия» было немыслимо. И, одолжив у кого-то два целковых, Федор решил добраться до Нижнего Новгорода. Там на ярмарке много увеселений. Он попробует свои силы в качестве куплетиста или рассказчика. Наслушавшись популярных в казанских садах эстрадных артистов, Федор в кругу друзей с успехом подвизался в репертуаре, имевшем большой успех у посетителей садов. Ему была свойственна юношеская самонадеянность и предприимчивость. Если он имел успех среди своих товарищей, почему ему не рискнуть и не предстать перед ярмарочной публикой?

Когда Федор сообщил родителям о намерении покинуть Астрахань, они охотно отпустили его. Как-никак, одним едоком будет меньше. Да и сами они подумывали о том, что из Астрахани нужно уезжать. Действительно, вскоре они оказались в Самаре, где вновь безуспешно искали счастья…

Вверх по Волге Федор плыл уже не на пассажирском пароходе, а на буксирном. Его согласились взять с тем, что он поработает наравне с матросами по погрузке и выгрузке.

Федор охотно согласился на такое предложение. К двум рублям, составлявшим весь его быстро растаявший капитал, он добывал на прокорм еще какие-то двугривенные и пару арбузов. А на двугривенный с голоду не помрешь.

Так добрались до Казани. Пароход должен был стоять там сутки, и юноша решил побывать в городе, который теперь казался ему более милым, чем в ту пору, когда он здесь жил, а заодно повидать друзей.

Встреча с ними состоялась и ознаменовалась выпивкой. В итоге Федор проспал: буксир отправился к Нижнему без будущего популярного рассказчика.

Застряв в Казани, Федор пристроился на службу в консисторию писцом. На его обязанности лежало переписывать по преимуществу дела о разводах. Дела грязные, наполненные интимными подробностями чужой семейной жизни, в которой по должности любили копаться консисторские чиновники.

Так прошла зима. К лету Федор прослышал, что приехавший в Казань антрепренер Семенов-Самарский набирает хор для оперно-опереточной труппы в Уфе на предстоящий сезон. Недолго задумываясь, юноша отправился на свидание к нему.

Семен Яковлевич Семенов-Самарский был очень известным оперным артистом (баритон), с большим успехом он в течение долгого времени выступал в провинции, особенно в Поволжье. Как антрепренер он не отличался большой удачливостью, так как был нерасчетлив и не умел соразмерять свои хозяйские намерения с реальными возможностями существования музыкального театра в провинции. Как правило, он набирал артистов и хор без учета того, сможет ли большая труппа просуществовать при скудных провинциальных сборах. Часто его антрепренерские начинания кончались крахом. Тогда он снова начинал выступать как гастролер.

Так было и на сей раз. Когда семнадцатилетний Шаляпин, производивший впечатление босяка (у него не было обуви, и он носил галоши на босу ногу), пришел проситься к нему в дело, тот осведомился только, какой репертуар знает будущий хорист. Федор, не моргнув глазом, назвал несколько опер и оперетт, которые он слышал в Казани в городском театре и в Панаевском саду. Выходило так, что пришел наниматься «репертуарный» хорист, что в ту пору ценилось высоко, так как премьеры, как правило, назначались каждые несколько дней.

С барской легкостью Семенов-Самарский предложил Федору службу с жалованьем в двадцать рублей, выдал аванс и билет на пароход до Уфы. Позже он вспоминал, что взял Шаляпина потому, что тот поразил его увлеченностью и страстным желанием быть на сцене.

Так началась новая жизнь молодого Шаляпина. Он будет служить в театре, у самого Семенова-Самарского!

Когда Федор добрался до Уфы, туда же явился сам антрепренер, привезший с собой много приглашенных им солистов и артистов хора. Тут выяснилось, что хор набран, как всегда, без расчета. Было объявлено, что из числа прибывших оставят только опытных, а остальные будут уволены. Федор почувствовал, что его надежда стать артистом поколеблена. Но хормейстер Гончаров, догадавшийся, что перед ним еще зеленый юнец, репертуара за душой не имеющий, не сомневался в одном: у этого юнца чудесный голос. Шаляпин был оставлен в труппе. Очень скоро он стал «вожаком» хора. Дирижер поражался тому, с какой легкостью певец-самоучка читает ноты с листа.

«Жил я у прачки, в маленькой и грязной подвальной комнатке, окно которой выходило прямо на тротуар. На моем горизонте мелькали ноги прохожих и разгуливали озабоченные куры. Кровать мне заменяли деревянные козлы, на которых был постлан старый жидкий матрац, набитый не то соломой, не то сеном. Белья постельного что-то не припомню, но одеяло, из пестрых лоскутков сшитое, точно было. В углу комнаты на стенке висело кривое зеркальце, и все оно было засижено мухами. На мои 20 рублей жалованья в месяц это была жизнь достаточно роскошная».

Первая роль, которую ему дали, заключалась в хоровой партии в комической опере А. Замары «Певец из Палермо». Безумно волнуясь и, наверное, вспоминая свой позорный провал в Панаевском саду, Шаляпин впервые выступил на сцене как профессиональный артист. Это произошло 26 октября 1890 года. Такова дата начала артистической карьеры великого певца.

Шаляпин отдался работе в уфимском театре с покорявшим всех увлечением и беспредельной преданностью делу. С удивительной быстротой он овладевал репертуаром: учить новые партии было ему легко и радостно. Он не вылезал из театра. Помогал рабочим переставлять декорации, таскал ящики с костюмами, чистил лампы, словом, был готов делать все, что потребуется, потому что сбылась его мечта: он служит в театре!

Его прекрасный голос был замечен всеми, равно как было оценено и его старание. Как-то ему поручили за сутки приготовить партию Стольника в опере Монюшко «Галька». (Кто-то отказался, и нужно было срочно дать замену.) Все были поражены, когда на следующий день он предстал готовым к выступлению. И хотя артистически роль была сыграна примитивно, вокальная сторона партии прозвучала вполне удовлетворительно. Самое главное, на что обратили внимание, — Шаляпин необычайно быстро заучивал партии. В роли Стольника он выступил 18 декабря 1890 года. Это была первая в его жизни сольная партия.

Он продолжал оставаться в хоре, но ему поручали и другие, сольные партии, например Фернандо в «Трубадуре» Верди и Неизвестного в «Аскольдовой могиле» Верстовского. Молодому артисту казалось, что все прекрасно. Следовало бы только приодеться. Оборванный, в пальтишке с чужого плеча, в сапогах с отстающими подметками, он по-прежнему производил впечатление босяка, случайно забредшего на сцену.

Вспоминая эту полосу в жизни великого артиста, некоторые его товарищи по уфимской труппе свидетельствовали, что Федора все любили за веселость нрава, за фанатичную преданность делу и, конечно, за то, что бог наградил его прекрасным голосом. В ту пору считалось, что у него баритон, хотя ему доводилось петь и басовые партии.

Короткий сезон подходил к концу. Труппа жила дружно, отношения с товарищами были хорошие. Это облегчало жизнь. Но артистические силы в общем были слабые, дела шли неважно. Скоро пришлось прощаться с Уфой.

Желая отметить работу Шаляпина, Семенов-Самарский решил предоставить ему бенефис. На бенефисные спектакли билеты продавались по повышенным ценам. Все, что наберется сверх обычных цен, пойдет, как водилось тогда, в пользу бенефицианта. Для этого события Шаляпин выбрал «Аскольдову могилу». Неизвестного в ней обычно исполнял сам Семенов-Самарский, Федор только изредка допускался к этой партии. Но осмелевший молодой артист попросил, чтобы для него поставили именно «Аскольдову могилу» и что Неизвестного споет он — Шаляпин. Добродушный Семенов-Самарский охотно согласился.