Шаляпин - Моисей Янковский

Сказать, что он не встречал в детстве и юности хороших людей, которые помогали ему, нельзя. Разве не сыграл роли в его жизни регент Щербинин, приобщивший его к музыке? Разве Шаляпину не приятно было встретиться много лет спустя в Казани со своим школьным учителем Н. В. Башмаковым? А разве не помог ему на жизненном пути С. Я. Семенов-Самарский? Или певец М. А. Завадский? И некоторые товарищи, с которыми он служил в хоре?

Он знавал нужду и побои, он рос в бескультурной среде. Бывали в его ранней юности и пьянки, и безобразное отношение к женщинам. Но были и трогательные заботы о нем совершенно чужих людей, и неожиданные впечатления в кочевьях, а главное, возникла известная закалка. Как бы круто жизнь ни поворачивалась, она не казалась ему слишком уж страшной.

И теперь, когда наступало новое испытание, многое зависело от того, как сложатся первые же дни в Тифлисе, куда он прибыл, как водится, без гроша за душой…

Он приехал в Тифлис с тремя другими хористами развалившейся оперной антрепризы Ключарева — Нейбергом, Кривошеиным и Сесиным.

«Все четверо мы поселились на одной квартире. Сесин отличался изумительной способностью: куда бы он ни приезжал, он немедленно находил себе невесту, ежедневно посещал ее, пил, ел, а иногда, пользуясь правами жениха, занимал у родителей ее немножко денег. В Тифлисе он тоже немедленно нашел невесту, и это было очень полезно для нас: он почти ежедневно приносил нам от нее котлеты, фрукты, хлеб, снабжал нас пятаками и гривенниками. Но, к несчастью, в Тифлисе ему не повезло. Операция с невестой быстро расстроилась, и Сесин исчез из города. Трудно стало нам без жениха».

Вскоре Шаляпин остался один. Работы найти не мог, сильно голодал, доводилось ничего не есть по три дня. Именно в эту пору он и подумывал о самоубийстве.

Но тут, как всегда, его выручил случай — встреча с хорошими людьми. Было, очевидно, что-то располагающее к себе в этом юноше, что всегда находились незнакомые люди, с готовностью идущие ему навстречу. Это что-то не могло ограничиваться одним лишь прекрасным голосом, поражавшим всех и каждого. Несомненно, было в молодом Шаляпине огромное человеческое обаяние, которое притягивало к нему сердца.

Так случайная встреча с незнакомым актером — и ему предоставилась возможность петь два раза в неделю в одном из летних садов. Оплата была грошовая, но все же оплата. В этом же саду Федор встретился с некоторыми артистами и хористами. Они подготовили в его пользу спектакль — оперу Лысенко «Наталка-Полтавка», где он исполнил роль Петра: недавнее пребывание в украинской труппе Деркача сослужило ему в трудную минуту добрую службу.

Эти же новые знакомые, заинтересовавшись судьбой молодого певца, помогли ему устроиться на службу в управление Закавказской железной дороги. Он вновь на время стал писцом. Маленькое жалованье спасало от голодной смерти и возбуждало не покидавшую его надежду, что в будущем все «образуется».

К этому времени относится сложный эпизод его жизни — связь с хористкой Марией Шульц. Она была женщиной красивой и симпатичной, но — горькой пьяницей. Сначала, когда у него еще не было работы, она фактически содержала его, распродавая последние вещи, а когда он стал приносить жалованье, они жили на его заработки. Но почти все деньги у нее уходили на водку, к которой, как видно, она стала приучать его, и они бедствовали, ютясь в убогом подвале. Пила она жестоко, каждый день. Случайная связь без глубокой привязанности с обеих сторон должна была когда-нибудь оборваться.

Так он перебивался в Тифлисе первое время, не оставляя мечты учиться пению и посвятить себя сцене, хотя в тех условиях реальных надежд на это не было.

Тут о нем вспомнил добрейший Семенов-Самарский, служивший в то время в казанской антрепризе Перовского. Он написал Федору, что можно будет устроиться в Казань на вторые роли, рублей на сто в месяц. Федор безумно обрадовался: в оперу, да еще в Казань, не в хор, а на сольные партии! Он сразу ответил согласием, попросил о высылке аванса, так как ехать ему было решительно не на что, и начал готовиться к отъезду.

К этому времени совместная жизнь с Марией Шульц стала совершенно невыносимой. Вечно пьяная, она уже обращалась в уличную женщину. Они расстались, и Мария уехала. Шаляпин больше ничего не слышал о ней. Он все-таки сохранил о ней сердечное воспоминание, хотя признавался, что даже врагу не пожелал бы такой «семейной» жизни.

Когда от Перовского прибыл перевод на двадцать пять рублен, Федор поспешил отказаться от службы на железной дороге. Но на этот раз судьба стала ему поперек: в родную Казань он не поехал.

В те самые дни, когда он готовился к отъезду, он прослышал о знаменитом тифлисском учителе пения Усатове, который, по словам людей, хорошо знавших его, чудодей и, конечно, сумеет сделать из Федора настоящего оперного артиста.

Хотя все корабли были уже сожжены и в Тифлисе задерживаться было незачем, Шаляпин на всякий случай решил зайти к Усатову и попросить, чтобы тот его послушал.

Невысокого роста, полный человек, с усиками, закрученными вверх, с фуляровым бантом вместо галстука, отчасти по манерам подражавший итальянским maestri, на первый взгляд несколько смешной, Усатов принял Федора довольно сдержанно. Нехотя согласился на его просьбу. Быть может, невыгодное впечатление произвел внешний облик явившегося к нему парня.

Шаляпин предстал перед ним не в очень «художественном» виде. Косоворотка, кургузый, не по долговязой фигуре пиджачок, какие-то немыслимые брюки в черно-белую мелкую клетку (Федор именовал их «пьедесталами»), на ногах основательно заношенные опорки, и при том — шляпа канотье с черной ленточкой. Дно у шляпы было оборвано и держалось на одной ниточке. При ходьбе и ветре оно вздымалось.

В ту пору Федор считал, что у него баритон и исполнил Усатову несколько вещей баритонального репертуара, в частности арию Валентина из «Фауста». Когда, завершая арию, он задержался на фермато на верхней ноте, Усатов ткнул его пальцем в бок, тем самым давая понять, что концерт окончен. Воцарилось продолжительное, как показалось Федору, молчание. Юноша все уже понял: он не понравился знаменитому педагогу. Убежденный в том, что предвидит ответ, который последует сразу же, он все-таки робко спросил:

— Что же, можно мне учиться петь?

На что тот неожиданно ответил:

— Должно!

Более того, узнав, каковы дела у юноши оборванца, что он сейчас без службы, что подрядился ехать в Казань к Перовскому, что денег у него всего двадцать пять рублей — на них только до Казани добраться, — Усатов объявил Федору, что ехать ему в Казань незачем, что от этой затеи толку не будет, что давать уроки ему Усатов станет бесплатно, что об его устройстве он позаботится. Словом, юноша понял, что теперь ему все нипочем.

Правда, надо бы вернуть казанский аванс, но Федор с легкостью об этом позабыл и денег обратно не отослал. Быть может, оправданием служило то, что и сами провинциальные антрепренеры с душевной легкостью не сдерживали даваемые артистам обещания. Ведь приглашая Шаляпина в Казань «рублей на сто», антрепренер мог бы платить ему любую половину: так повелось в бродячих труппах, где дело строилось на песке. Шаляпин уже испытал крепость антрепренерских заверений на собственном горбу.

Сам Усатов сдержал обещание. Он помог Федору материально. Сыскал ему мецената, местного аптекаря Алиханова, который согласился выплачивать юноше ежемесячную маленькую стипендию, пока тот будет учиться. Позже Усатов добыл ему еще одну стипендию. Он устраивал Шаляпину концертные выступления, где тот получал по три-пять рублей. Более того, он безвозмездно стал кормить Федора обедами, обучая его за столом приличным манерам, которых молодому певцу очень и очень недоставало.

Так началась жизнь по-новому.

Дмитрий Андреевич Усатов — ученик К. Эверарди, в прошлом известный оперный артист (тенор), снискавший широкую известность как первый исполнитель партий Ленского в «Евгении Онегине», Андрея в «Мазепе» и Вакулы в «Черевичках» на сцене Московского Большого театра. Чайковский высоко ценил Усатова как певца и артиста.

Перестав выступать на сцене, он отдался вокальной педагогике и избрал в качестве места своего жительства Тифлис. Это решение было продиктовано состоянием здоровья жены, которой врачи советовали жить на юге.

В Тифлис Усатов приехал в 1889 году и быстро прославился здесь как педагог, готовящий оперных певцов. У него образовалась большая группа учеников из тифлисских интеллигентных семей. Некоторые из них впоследствии стали профессиональными певцами.

Силами учеников Усатов устраивал в городе концерты, включавшие оперные отрывки. Эти концерты пользовались большим успехом у местной публики. Его пребывание в Тифлисе приобрело особенный резонанс в 1892 году, когда здесь создался Музыкальный кружок, чрезвычайно симпатичное начинание, объединявшее тифлисскую молодежь, тянувшуюся к искусству сцены.