Русское тысячелетие - Сергей Эдуардович Цветков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Т. 52: Дипломатическая переписка французских послов и посланников при русском дворе, Ч. 4 (годы с 1723 по 1725). Донесения французского посла при Русском дворе Кампредона / Том издан под наблюдением Г. Ф. Штендмана. СПб. Тип. М. М. Стасюлевича, 1886. IX, XLVI, 478 с.
— Т. 58: Дипломатическая переписка французских посланников и агентов при русском дворе / печатано под наблюдением Г. Ф. Штендмана. Ч. 5. С. Петербург: Типография М. М. Стасюлевича, 1887. XXII, 591, V с. разд. паг.
Les Françaisen Russie au siècle des Lumières Dictionnaire des Français, Suisses, Wallons et autres francophonesen Russie de Pierre le Grand à Paul I-er / Sous la direction de Anne Mézin & Vladislav Rjéoutski. T. II: Notices. Fenney — Voltaire, 2011. Р. 139.
Екатерина II и Дидро: история одного философско-политического романа
Переворот 1762 года поставил во главе Российской империи женщину умную, талантливую, на редкость образованную и деятельную. Следует отдать ей должное: преступив через труп своего «придурковатого супруга», Екатерина венчалась российской короной с самыми добрыми намерениями. «Да посрамит Небо всех тех, кто берётся управлять народами, не имея в виду истинного блага государства, — писала она ещё до воцарения. — Я желаю лишь добра стране, куда Бог меня призвал. Слава страны — моя собственная слава; вот мой принцип; была бы очень счастлива, если бы мои идеи могли этому способствовать. Я хочу, чтобы страна и подданные были богаты… Я хочу, чтобы повиновались законам, а не рабов; хочу общей цели сделать людей счастливыми, а не каприза, не жестокостей».
Таковы были мечты молодой императрицы.
Не случайно уже 6 (19) июля 1762 года, на девятый день царствования, принёсшего весть о кончине в Ропше свергнутого Петра III, она взялась за перо, чтобы предложить Дидро перенести издание его «Энциклопедии» из Франции, где этот фундаментальный труд, призванный стать «толковым словарём цивилизации», подвергался клерикальным нападкам и цензурным запрещениям, в Россию — страну, в которой, как обещала Екатерина, прославленный философ мог бы излагать свои мысли свободно и безбоязненно. Так было положено начало её отношениям с одним из самых знаменитых мыслителей века Просвещения.
Вольтер из своего фернейского далека не преминул прокомментировать предложение русской государыни: «В какое время мы живём: Франция преследует философов, а скифы им покровительствуют!»
В 1765 году Екатерине представилась возможность привязать к себе Дидро крепкими узами благодарности. Издатель «Энциклопедии», оказавшись на мели, публично известил о намерении продать свою обширную библиотеку. Екатерина не только сразу уплатила запрошенную сумму (15 тысяч франков), но и оставила книги в полном распоряжении их бывшего владельца. Указом императрицы Дидро был назначен пожизненным хранителем собственной библиотеки с ежегодным содержанием в тысячу франков; жалованье было выдано за 50 лет вперёд.
Разумеется, подобная щедрость не могла быть вознаграждена благодарственным письмом. Отныне поездка в Россию стала для Дидро делом чести: «Если я не съезжу туда, то не смогу оправдаться ни перед ней, ни перед самим собой». Однако заботы по изданию «Энциклопедии» ещё целых восемь лет удерживали его в Париже.
В 1772 году вышел последний том «Энциклопедии». Труд всей жизни был завершён, и Дидро начал готовиться к отъезду в Петербург — своему первому и единственному заграничному путешествию. Шестидесятилетний мыслитель опасался умереть на чужбине, на расстоянии «земного полудиаметра» от дома и друзей. Может быть, поэтому он добирался до Петербурга не спеша, с долгими остановками. Выехав из Парижа 10 (23) мая 1773 года, он почти на всё лето застрял в Гааге, пока, наконец, приставленный к нему камергер Нарышкин не усадил его в удобный экипаж и не повёз прямиком в Петербург.
28 сентября (11 октября) усталый путешественник проехал столичную заставу и поселился в доме братьев Алексея и Сергея Нарышкиных на Адмиралтейской стороне[43].
Наутро он был разбужен пушечным салютом и колокольным звоном, которые возвестили о начале торжеств по случаю бракосочетания наследника Павла Петровича. Не заботясь об этикете, Дидро отправился во дворец в своём обычном черном костюме, «в котором ходят в чулан», по словам дочери философа. Между тем правила запрещали чёрный цвет при дворе. По распоряжению Екатерины дорогой гость был переоблачен в костюм из цветной ткани.
Собираясь в путешествие, Дидро полагал, что задержится в Петербурге не дольше двух месяцев: «…я говорил себе: ты будешь представлен императрице, ты поблагодаришь её; месяц спустя она, может быть, пожелает тебя видеть, сделает тебе несколько вопросов; ещё месяц спустя ты пойдёшь проститься с нею, и возвратишься». Он никак не ожидал, что в действительности его пребывание при дворе северной Семирамиды растянется почти на пять месяцев, и всё это время он будет вести с императрицей ежедневные беседы с глазу на глаз. Обыкновенно их встречи продолжались с 3 до 5–6 часов пополудни.
Философу разрешено было говорить «все, что только придёт в голову», и не думать об этикете. Увлекающийся, пылкий Дидро и не стеснялся: случалось, что во время разговора он хватал императрицу руку, фамильярно хлопал по ноге, стучал кулаком по столу. Екатерина жаловалась, что после этих философских бесед у неё все бедра в синяках, и наконец нашла нужным поставить между собою и Дидро столик.
Дидро был восхищён своей собеседницей, у которой «душа Брута соединилась с обликом Клеопатры, потому что её любовь к истине не имеет пределов, а в делах своего государства она разбирается как в своём хозяйстве… Что за правительница, что за удивительная женщина!»
Екатерина, в свою очередь, была изумлена его «неутомимым воображением» и причисляла Дидро к «самым необычайным людям, когда-либо жившим на свете».
Часто их беседа перерастала в запальчивый спор. Однажды императрица внезапно встала и сказала: «Мы оба горячие люди, постоянно прерываем друг друга и не оканчиваем ни одного разговора». «С тою разницею, — ответил Дидро, — что когда я прерываю ваше величество, я совершаю глупость». «Зачем же так? — ответила Екатерина. — Это вполне естественно между людьми».
Что же было предметом их споров?
Французский посланник в Петербурге Дюран де Дистроф намеревался использовать приезд Дидро для того, чтобы преодолеть её враждебное отношение к Франции (выступившей на стороне польских конфедератов) и постараться ослабить союз России и Пруссии. «Я, — сообщал он в Версаль, —
