Второй сын - Эми Хармон

сама, – возразила она. – Если поеду верхом, люди решат, что я ранена или слаба. Но я не ранена, и у меня есть силы. И потому я пойду сама, государь.

Но она не могла его обойти. Идти было некуда. Ярлы стояли перед ней стеной. Король нагнулся, подхватил ее и перекинул через седло, животом на спину коня, так что ее плечи и голова повисли с одной стороны, а ноги – с другой. Она дернулась, и лиф сполз, так что – в этом она не сомневалась – многие воины увидели ее обнаженные груди. Подтянув платье повыше, она попыталась сесть, но чуть не свалилась с коня на землю. Банрууд толкнул ее рукой в спину и снова уложил ничком.

– Банрууд, – остерег его Лотгар, но король даже не взглянул на ярла Лиока.

– Нужно ее пристыдить, Лотгар, – сказал Бенджи.

Она ненавидела его почти так же сильно, как короля. Она решила было закричать – как тогда, в погребе, или в другой раз, на площади, когда Билг поднял на нее руку. Но кони могли понести, а к этому она сейчас совсем не была готова.

– Если она может спать в лесу, значит, сможет и проехаться верхом в таком виде, – ответил Банрууд, и Лотгар прикусил язык.

Ее провезли так до самой вершины горы. Голова и ноги у нее вздрагивали при каждом неверном шаге коня. Ее мутило от движения и от того, что седло давило на живот, но она покрепче зажмурила глаза и сжала зубы. Ей не станет дурно. Этим она себя не опозорит.

Трубы запели, возвещая ее триумфальное возвращение, и Лотгар потребовал, чтобы перед воротами ей разрешили сесть прямо.

– Она дочь храма, – прогремел он. – Довольно!

Ухватившись за ткань на спине ее платья, Банрууд усадил ее в седло. Она смотрела прямо перед собой, хотя в животе у нее все ходило ходуном, а лиф норовил сползти с плеч. И все же она сумела усидеть перед королем и прикрыть себе груди.

– Дочь храма, от тебя пахнет так, будто ты спала с мужчиной, – прорычал ей в ухо Банрууд.

Она отшатнулась от него, поморщившись, но ничего не сказала. От него пахло так, будто он спал с собаками.

– Ты лгунья, девчонка.

Она продолжала смотреть поверх голов людей, собравшихся на площади. Ей не было дела до того, что все они думали, что говорили друг другу, – но перед храмом стояли облаченные в лиловые балахоны хранители, и среди них черным вороном выделялся мастер Айво. Ее сестры стояли там же, в своих красивых новых платьях, – пятнышки цвета в лиловом море. Ей придется добыть себе новый плащ… если Хёд не придумает, как вернуть прежний.

Она почувствовала, как при мысли о нем ее самообладание пошатнулось – но лишь самую малость, – и отыскала глазами место, где увидела его в первый день турнира, всего три дня – и целую жизнь – тому назад.

На том же самом месте она вновь заметила серый балахон, длинный посох, короткий ежик волос.

Но то был не Хёд, а Арвин. На миг их глаза встретились, и он словно окаменел. А потом побежал вперед, к королю и всадникам, вращая посох над головой – так, словно хотел разогнать стадо овец или отпугнуть стаю волков.

– Государь, она ведьма. Ведьма! – хрипел Арвин.

Отшатнувшись, Гисла прижалась спиной к королю, но тут же брезгливо отшатнулась.

– Что ты сделала с моим мальчиком, ведьма? – кричал Арвин, бешено вращая глазами. – Что ты сделала с Хёдом?

Арвин обращался к ней.

– Что ты с ним сделала, девушка? – Арвин подбежал к коню короля и поднял руки, моля Банрууда остановиться.

– Прочь с дороги, хранитель! – крикнул Банрууд.

Он поднял коня на дыбы, и старик метнулся в сторону, так что его заплетенная в косичку борода заплясала. Но кричать он не перестал:

– Я не хранитель. Хранителей больше нет. – С этими Арвин плюнул на мостовую, будто само это слово его оскорбило.

– Прочь отсюда, старик, – потребовал Бенджи, останавливая коня.

Он спешился и, потряхивая ногой, поправил штаны, стянув их пониже. Другие воины тоже стали спешиваться, но Арвин все кричал, не помня себя от гнева:

– В храме нет больше хранителей. Там остались лишь дочери. – Последнее слово Арвин произнес с таким презрением и снова плюнул на мостовую – с такой яростью, что Бенджи остановился, почуяв в нем единомышленника.

– Бед от них больше, чем пользы, – сказал Бенджи. – С этим я спорить не стану, хранитель. А вот эту и вовсе стоит выставить на всеобщее порицание. – И Бенджи указал на Гислу.

– Хранителей больше нет, – повторил Арвин. – Нет больше послушников, никто не учит руны. На Сейлок обрушился кровавый мор, но наши хранители не возносят молитв богам и не ищут выход. Вместо этого они гонят послушников прочь и стерегут живущих в храме девиц.

Вокруг Арвина уже собиралась толпа – его крики и страстные речи привлекли множество слушателей, даже среди обитателей храма. Мастер Айво зашагал вниз по лестнице, и за ним потянулась вереница одетых в лиловое мужчин.

– На протяжении многих лет их гнали прочь, – причитал Арвин. – Мой Хёд, мой мальчик – что ты с ним сделала, ведьма? – Он указал на Гислу посохом, и толпа уставилась на нее. – Ты его околдовала. Ты заворожила его своими песнями… так же, как завораживаешь безумного короля.

При этих словах Арвина толпа ахнула. Назвать короля безумцем, причем прямо в лицо, означало подписать себе смертный приговор. Страж короля уже пробирался через толпу, но его опередил разъяренный Банрууд.

Он соскочил с лошади, оставив Гислу в седле, выхватил у Арвина посох и ударил им старика, повалив его на колени. Толпа снова ахнула, а конь под Гислой заплясал.

– По-твоему, король безумен? – крикнул Банрууд и ударил снова, обрушив посох на спину Арвина.

– Хватит! – крикнула Гисла, но Арвин не собирался сдаваться. Он поднял глаза на короля и сумел уклониться от следующего удара.

– Ты безумен из‐за нее. Она заставит тебя забыть обо всем – так она обошлась с моим Хёдом. Своим пением она погрузит тебя в сон, а потом перережет тебе горло.

Толпа, потрясенная обвинениями Арвина, снова ахнула, но Банрууд отшвырнул в сторону посох и, ухватив старика за шиворот, поднял его с мостовой:

– Так я безумен, хранитель?

Рядом с Гислой вдруг оказался ярл Лотгар. Он стащил ее с королевского коня.

– Идем, дочь, – шепнул он и потянул ее прочь от бесновавшегося короля и от ее безрассудного обвинителя.

– Государь, он твой сын. Разве ты не можешь хоть что‐то для него сделать? – молил