Черное озеро (СИ) - К. Разумовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зверь поджимает губы. Инесса вновь толкает его в бок, заставляя наклониться к себе. Она что-то шепчет ему на ухо, и Амур лукаво подмигивает мне.
Это было одобрение?
— Думала, принцессы не пьют с отбросами.
Я слабо улыбаюсь, стараясь выглядеть безразличной. В комнате слишком жарко. Спина горит от соприкосновения с печкой.
— Я вроде не предлагала тебе выпить.
Тишина. Всего на пару секунд не остается ничего. Во всем мире есть только я, потрескивание огня в печи и злобная ухмылка Идэр.
— Где набралась чувства юмора? Тюрьма? Гувернантки? Катунь?
Идэр скрещивает руки на груди. Безвкусный ворох браслетов звенит, словно колокольчики. Расправляю костлявые плечи и вытягиваю ноги.
— Все вместе.
Стараюсь расслабиться, но, глядя на ее ехидное лицо, сразу вспоминаю о кладовой. Пыльной темной каморке и руках Малена на ее теле. Меня передергивает от отвращения.
Мы никогда не были парой, но могли бы ей стать. Возможно, в другое время или в иной жизни, но у нас было будущее.
— Выглядите неважно, принцесса. Попойки вам не к лицу.
Давай, Нева, опустись на самое дно. Может там ты найдешь свое место.
— Правда? О, спасибо, но я не нуждаюсь в твоих наставлениях.
Слова сквозят притворным, слащавым дружелюбием. Вспоминаю о своих косах, обрезанных в дороге и остатках волос, сбритых в темнице. Белых, как снег. Из-за бесцветных бровей и ресниц карие глаза всегда казались бездонными колодцами. С исчезновением волос я стала походить на монстра с зияющими черными дырами на бледном лице.
Конечно, он выбрал ее.
Выбрал.
Я чуть не засмеялась в слух от собственных мыслей.
Кто он такой, чтобы выбирать между мной и кем-то еще? Я не какой-то там вариант. Я не вещь и никогда ей не была. Я — приоритет.
Идэр ерзает. В дверях показывается Хастах. Парень кивает Амуру и исчезает. Разумовский напрягается и перешептывается с Инессой. Путешественница во времени корчит странное лицо, то ли удивленное, то ли её вот-вот стошнит.
— Почему же? — вопрос Идэр звучит нагло и уверенно. С вызовом.
Может, она и хороша. Может, даже лучше меня. Но я сделаю все, чтобы уничтожить этот сорняк на корню.
— Было бы глупо слушать проповеди от подстилки.
Слова производят эффект выстрела в пустом и тихом лесу. Оглушающий. Инесса, округлив глаза цвета лазури открывает рот, дергая Амура за рукав. Зверь не скрывает наслаждения от происходящего. Для него это ничего больше, чем игра. Очередная схватка, не такая интересная, как кровопролитие, но, несомненно, для него она остаётся занимательной.
— Что ты сказала?
Инесса слезает со стула и пытается сделать шаг вперед, но Зверь хватает ее за запястье, не давая возможности вмешаться.
Спасибо. Это мой бой.
Я должна справиться с этим сама. Демон трех дорог дал мне прекрасную возможность. Я, в отличии от Идэр, всем своим видом стараюсь демонстрировать непоколебимое спокойствие. Ее смешки ничего не стоят, но если ей так хочется посмеяться, то пускай повеселятся все.
— Говорю, что вы впускаете в свой храм слишком много людей.
Говорю это громко. Пусть слышат. Катунь давится своим поганым пойлом. Крупные капли горючки разлетаются по столу и оседают на картах, что так кропотливо вырисовывает всеми вечерами напролет Стивер Ландау.
— Злишься на то, что увела твоего парнишку?
Подумать только, поначалу я думала, что эта богобоязненная змея — порядочный человек!
— Боги упасите. Он не мой парнишка.
— Не говори о Богах. — угрожает Идэр, вскакивая со стола. За ее спиной, как по команде, встают Катунь и Стивер. Амур поднимает ладонь, и парни послушно садятся на место. Как псы.
Злость застилает мой разум непроглядной пеленой. Или же во всем виновата горючка и полнейшее отсутствие совести.
— А то что? — касаюсь кончиками пальцев обстриженной головы. — А-а… — будто открыв для себя новую истину протягиваю я. — Это же они привели Распутина в твой монастырь. Скажи, а обязательно быть моральным уродом, чтобы ты раздвинула ноги, или твои Боги дают шанс всем подряд?
Идэр подскакивает ко мне с диким животным визгом. Удар по лицу. Вытягиваю руки перед собой, защищаясь. Удар. Еще один. Нога рассекает воздух и встречается с плечом. Не успеваю закрыть лицо вовремя. Щеку прижигает и во рту появляется металлический вкус крови вперемешку с хвойной горечью настойки. Взбешенную послушницу оттаскивает Катунь. Идэр продолжает кричать, размахивая руками и ногами в воздухе.
— Как ты посмела? Ты ничтожна! Думаешь, будто выше других? Ты сгниёшь в той темнице, из которой тебя вытащили!
Она брыкается, напоминая мне жуткие рассказы о безумцах, что отрывают друг другу головы. Катунь тащит Идэр к двери. Все происходит слишком быстро.
Праведная потаскуха.
Разъяренные крики Идэр ещё какое-то время слышатся из соседней комнаты. Стивер присаживается рядом, протягивая руку. Я внезапно осознаю, что трезва. Абсолютно. Мален стоит у двери, виновато опустив голову. Поднимаюсь при помощи Ландау. Его рука холодная и совершенно не такая, какой я привыкла видеть ее у мужчин. С длинными тонкими пальцами, без мозолей и царапин. Как у музыканта или учёного. Он точно никогда не держал в руках меча. Инесса подбегает ко мне, протягивая ладони, измазанные в муке, к лицу.
— Ты в порядке?
Киваю, с трудом подавляя рвотные позывы.
Мален молчит, сверля взглядом порог.
Нечего сказать? Не удивлена. В кладовой тебе не пришлось подбирать слова.
— Ты натравил эту бешенную на ребёнка? Совсем с ума сошел? — бубнит Инесса, кружась подле меня, словно озабоченная гувернантка. Амур выглядит довольным результатом представления. Он окидывает меня быстрым взглядом, кивает и облокачивается о печку.
— Поздравляю, маленькая княжна, вы неотразимы в бою.
Конечно неотразима. Первое правило дворянской стычки — делай вид, что проиграла, чтобы выиграть.
Глава 7. День закрытых дверей. Катунь.
У Амура возник план. У него всегда было много идей (большая часть из которых опасно граничила с безумием), но на этот раз он ведёт себя загадочнее обычного. Быть может, просто я отвык от его манеры умалчивать обо всем до последнего, или же он просто перестал нам доверять.
Мне было приказано раздобыть пару крепких лошадей, но я скинул задание на раскисшего Малена. Как он вообще додумался пакостить с бывшей Разумовского?
Мне всегда казалось, что есть всего три табу в мужской дружбе: не спать с матерями и сестрами, не писать на ботинки, даже когда хочется похвастаться даром природы и не сношаться с бывшими, тем более — невестами.
Я нарушал всего один пункт из трёх, из-за чего Хастах больше не выходит со мной дышать свежим
