Черное озеро (СИ) - К. Разумовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебя не касается моя личная жизнь.
— Она настолько личная, что даже тебя не касается.
— Заткнись. — нервно шипит Стивер, утыкаясь в оставшиеся на столе бумаги.
— Самым приятным в моих отношениях, я считаю, это их полное отсутствие. — делится Катунь, встряхивая головой в последний момент, будто опомнившись. Бусинки на его дредах, словно колокольчики, зазвенели, ударяясь друг об друга. — Также, к неоспоримым плюсам, я отнесу сношения, которые не гарантируют никому второй встречи.
— А если тебе понравится настолько, что ты бы захотел повторить, то второго такого шанса у тебя не будет? — на лице рыжего парня появляются едва заметные очертания ямочек. Катунь не на шутку задумывается, почесывая большим пальцем щетину на подбородке.
Действительно философская беседа.
— Я не представляю кем нужно быть, чтобы я захотел второй встречи. Разве что — Инессой.
Давлюсь слюной. В попытках прикрыть рот рукой, провожу кистью, измазанной в тесте и муке, по щеке. Кашель больно раздирает горло, пока Катунь громогласно смеётся.
Больное горло. Вода. Холодная вода, продавливающая себе путь в лёгкие.
Какая же я жалкая. Утонула в луже.
Амур крепко вцепляется в наполовину опустевший стакан и с вызовом глядит на друга. На бледных костяшках пальцев отчетливо виднеется несколько десятков шрамов. Сцена выглядит так, будто темнокожий мужчина сказал что-то до безобразия неприличное.
— Ну, она же из другого мира! Я просто не могу ограничиться одноразовой встречей!
— Я не экзотическое животное.
— Что значит «экзотический»?
— Это значит «нет». — со скучающе-раздраженным видом отвечает за меня Амур и на это раз я ему благодарна. Изумрудные глаза бегают по стене напротив, словно по строчкам невидимой книги. Разумовский хмурится, крутя стакан в руках, будто никак не мог схватиться за него поудобнее.
— Ну, на каждое «нет» всегда есть шанс передумать. — подмигивает мне Катунь, подливая в свою чашку крепкий темно коричневый алкоголь. Замечаю, как напрягаются все мышцы, когда в его веселой интонации проскальзывают знакомые мне ноты.
Хватит трястись, как безмозглая курица.
События, произошедшие всего пару часов назад, не отпускают меня и среди шумной компании парней.
Амур кричит, размахивая руками. Грохот от перевернутого стола эхом разносится в голове, напоминая о детстве. Беспомощность, застывшая слезами посреди горла.
Давно забытые, но всколыхнувшиеся так же резко, как Сибирские леса, охваченные пожарами в пик летней жары, старые раны, стянутые временем, вновь лопнули, заставляя меня на миг забыть, где я нахожусь.
Я прихожу домой после окончания второй смены в школе, уставшая и голодная. Щеки раскраснелись после мороза и кончики пальцев в ботинках совсем околели. Новые, но холодные. Мех внутри еще не успел сбиться. Снимаю обувь на пороге, раздумывая над предстоящей домашней работой по окружающему миру. По дому витает запах блинов. Живот жалобно урчит, и я ускоряюсь, предвкушая. Иду по пустому коридору, выкрашенному в желтый, скидывая тяжелый рюкзак под массивную настенную вешалку вместе с пуховиком. Я так рада оказаться дома! Зайдя в аркообразную дверь кухни я быстрым шагом добираюсь до стола, когда понимаю, что должна была быть внимательнее. Уже слишком поздно. Скатерть, точнее клеенка, еще не разгладилась после того, как мама вытащила ее из упаковки. На некоторых больших розовых цветах виднелись складки. Пара прожженных дыр с коричневыми краями. Как будто сигаретный пепел упал. Тарелки, наполненные румяными блинами и салатами, заставляют голод отойти на второй план, уступая место ужасающей догадке. Мои глаза натыкаются на хрустальный графин с затейливой резной крышкой, лежащей подле него. Емкость почти пуста. Свет от абажура преломляется, создавая причудливые блики на скользкой поверхности стола. Я разглядываю их, ощущая узел, затянувшийся в животе. Чувствую теплую руку на плече и вздрагиваю. Обернувшись, вижу мать. Ее лицо едва заметно покраснело, особенно глаза. Такие же пронзительно голубые как мои. Она выглядит не выспавшейся и расстроенной. «Уходи отсюда» — только успевает прошептать она, когда замечаю движение за ее спиной. Дыхание перехватывает, когда я вижу его. Отец с трудом садится на диван неподалеку от стола. Он заваливается на бок, добродушно улыбаясь. Я могла быть удивлена тому, что мама расстроена, ведь у него хорошее настроение, но это был не первый подобный вечер в моей жизни. К сожалению, я не понаслышке знала все то, что ожидало меня дальше. Он смотрит на меня стеклянными глазами, как один из бесчисленного множества моих кукол. Отец выглядит счастливым, но один его вид пугает меня до дрожи в коленках. Я отхожу на пару шагов назад, наблюдая за тем, как он привстает и берет со стола миску с салатом. Она почти падает из его рук, когда он вновь оказывается на диване. Отец съедает пару ложек, третью он, так и не донеся до рта, роняет на пол, размазывая овощи и майонез по ковру. Он смеется, наклоняясь за ней, но смешно лишь ему одному. Его пальцы скользят по остаткам еды, пытаясь ухватиться за ложку. Я отступаю за спину матери. Тихо и неспеша, чтобы он не заметил. Отец опрокидывает салатницу, рассыпая содержимое по коленям и полу. Я вижу, как сильно испачкался диван, но это не доставляет ему неудобство.
— Как дела в школе? — бессвязно говорит он, выпрямляясь. Мать недовольно шипит, оценивая погром. Это только начало. Я отступаю и благодарю Бога, когда чуть не спотыкаюсь о порог, отделявший меня от коридора. Выйдя за пределы кухни я чувствую, будто мне стало легче дышать. Когда отец понял, что меня нет рядом, то громко позвал меня по имени, растягивая гласные буквы. Мать цыкает, прося быть потише, собирая остатки салата с пола. Тот, буквально за миг, слетает с катушек. Вижу, как отец хватает еще пустую тарелку и с размаху швыряет ее об пол. Завязывается словесная перепалка. Слишком громко. Мужчина переворачивает стол, едва не задев мать, не переставая кричать. Я бегу в комнату сломя голову. Хорошо знакомая обстановка не успокаивает, а разжигает новый приступ страха. Он придет сюда. Надеваю пушистую пижаму и с головой забираюсь под заранее расстеленную для меня кровать. Будто покрывало спасёт меня. Шум не утихает еще какое-то время. Я не расслабляюсь ни на секунду. Вздрагиваю, когда мать трогает мое плечо через
