Черное озеро (СИ) - К. Разумовская

— Он предложил перемирие. Урод.

Киваю, понимая о ком идет речь. Мален. Друг Разумовского из темницы. Расправляю рубашку, смятую во сне, и стараюсь сконцентрироваться на сказанном княжной.

— Может вам стоит поговорить? Ну, обсудить все произошедшее и закончить со всем этим. Расставить рамки, чтобы он не лез к тебе и не говорил с другими о вас.

Бесцветная девушка задумчиво кидает, хоть на ее лице поначалу и проскакивает несогласие.

— Может ты и права. Скажу ему, чтобы держался подальше и молчал.

Княжна поднимается и вмиг становится такой высокой, что едва не подпирает затылком потолок.

— Тебе просто нужно время. — добавляю я, спуская ноги с постели на пол. Сквозняк заставляет меня мысленно вернуться в заводь.

Я едва не умерла.

Нева издает смешок, запуская длинные пальцы в складки платья.

— Ни у кого нет в распоряжении столько времени, чтобы я простила его.

Узнаю в ее тоне манеру речи Амура и невольно улыбаюсь.

— Я и не говорю прощать его. Но, согласись, глупо постоянно злиться и тратить свое время на него. Ты достойна лучшего.

Княжна смущенно улыбается, кусая нижнюю губу, а после отводит взгляд к дверному проему.

— Может ты и права. Я заслуживала лучшего. Сейчас я не достойна и его.

***

Я захожу на кухню, в надежде найти что-то съедобное. Катунь и Стивер расселись на лавке за столом из темного дерева. Перед рыжим парнишкой кипы бумаг, чуть поодаль небольшая чернильница с здоровенным пером и заостренный кусочек угля, лежащий прямо на поверхности столешницы. Посреди всех этих принадлежностей замечаю бутылку с уже знакомой мне коричневой жидкостью. Переступаю порог и прохожу на кухню, чувствуя, какой здесь прогретый воздух. Я едва не спотыкаюсь о ноги Разумовского, сидящего на полу. Он облокотился спиной о печь и тоже пьет непонятную жижу из темной зеленой бутылки.

— Будешь? — предлагает мне стакан Катунь. Гляжу на Разумовского, сидящего на полу. Красавчик сверлит меня взглядом в ответ. Кажется, еще не простил за то, что я только что едва его не затоптала. Благо, мне есть что сказать в ответ — он утопил меня и вдобавок устроил шоу с швырянием мебели. Но я молчу. Амур выглядит уставшим и измученным. Как и все остальные.

— Нет, она не будет пить.

Разумовский говорит тихо и на автомате. Судя по задумчивому выражению лица мыслями он совсем не здесь. Подхожу к столу и, взяв стакан, протягиваю его Катуню. Нахимов хихикает и наливает мне немного коричневого пойла в стакан, игнорируя неодобрительный взгляд Амура. Подношу стакан к лицу. В нос ударяет запах травы и крепкого спирта. Немного помедлив, я подношу стакан к губам, но не могу заставить себя сделать глоток. Смешок.

— Оно воняет.

Я не вру. Жидкость сильно пахнет. У меня даже глаза заслезились.

— Ах, простите. — театрально взмахивает руками темнокожий здоровяк, и случайно задевает Стивера по голове. Тот недовольно шипит, сгрудив бумаги поближе к себе, будто защищая их.

— И вообще, у нас популярен здоровый образ жизни.

Полки над головой. Там должна храниться посуда. С ума сойти как же сильно я хочу есть!

— Это как?

Катунь подпирает огромными руками лицо. Беру шатающийся табурет и подставляю его к шкафу. Встав на него, тянусь к дверцам. Ручки в виде идеального шара, выструганы из дерева. Шершавые. Ногти скользят по ним, но мне всё же удаётся зацепиться. Дверцы распахиваются. Деревянные миски едва не высыпаются мне на голову, но я вовремя захлопываю шкаф. Внезапно опора исчезает из-под моих ног. Из горла вырывается сдавленный крик, когда меня ловят крепкие руки Амура. Я черчу носом по его идеально белой рубашке. Цепляюсь за его плечи до боли в пальцах.

Когда он успел подойти?

Разумовский не торопится опускать меня на пол. Чувствую рельефные мышцы его рук и груди и поспешно стараюсь отдалиться.

Эти великолепные горячие мышцы чуть не утопили тебя в луже, Инесса, не забывай об этом.

И пусть голос здравого смысла ясен как день, я все равно не могу выбросить образы, что так яро подкидывает мне разбушевавшаяся фантазия.

Вновь дергаюсь всем телом, тараторю то, что первым пришло в мою бестолковую голову:

— Это наркоманы, пользующиеся одноразовыми шприцами по сотне раз, чтобы не загрязнять планету пластиком.

Лица парней вытягиваются от удивления. Амур же выглядит невозмутимым, как, впрочем, и всегда. Он аккуратно ставит меня на пол.

Не скинул в реку, и на том спасибо.

Поблагодарить?

Разумовский подливает алкоголь в свой стакан и, едва заметно прихрамывая, плетется обратно к печке. Открываю шкафчик под столом. Здоровенный мешок, набитый серой мукой. Закатав рукава, гляжу на шаткий табурет.

Больше я туда не полезу!

Амур вздыхает, будто читает мои мысли.

— Достань ей миски. — указав на меня глазами зевает Разумовский.

Стивер поднимается из-за стола и кое-как протискивается между Катунем и стеной. Ландау не нужен стул, он высокий, как шпала. Я отхожу подальше, стараясь не мешаться под ногами. С легкостью достав тарелки Стивер ставит их на стол.

— В моей деревни это называли черёпками. — задумчиво тянет Катунь. — Черт, у меня не было шансов на нормальную жизнь.

— С учетом того, что в твоем селе чеплашку звали черёпкой? — хрипло хихикнул Стивер, садясь на место.

Он только что попытался пошутить?

Голова идёт кругом от обилия странных слов. Зачерпываю немного холодной воды из ведра медным ковшом и опрокидываю его в миску. Туда же идёт и мука.

— У нас же есть яйца?

Парни озадаченно переглядываются.

— Это вопрос с подвохом? — с подозрением уточняет Катунь. Стивер складывает листы и прячет их в сумку на лавке.

— С учётом твоей ненависти к нижнему белью, смело могу заявить, что у тебя они точно есть. — бубнит Стивер, смущенно. Нахимов удивленно вскидывает брови и качает головой. — Посмотри в лукошке, в углу.

У подоконника, на паре деревянных ящиков стоит небольшая плетеная корзина, прикрытая обрывком ткани. Разбиваю пять яиц в муку с водой. Достаю упавший кусок скорлупы и кладу его на край стола. Мука прилипает к пальцам.

— А где Хастах?

— Гуляет. — отмахнулся Амур, разглядывая носа своих кожаных ботинок. Он всячески избегает любой возможности посмотреть в мою сторону. Моё внимание привлекает вопрос Стивера.

— Какого это — чувствовать, что ты не принадлежишь этому миру?

Катунь шумно выдыхает. Здоровяк даже прикрыл ладонью рот, пытаясь скрыть широкую улыбку, обнажившую крупные идеально белые зубы. Пожимаю плечами, продолжая с большим трудом мять вязкое тесто в руках.

— Ну, примерно так же, как и чувствовать, что ты принадлежишь — никак.

— То есть, вообще никаких изменений?

— Как в