Принцесса-невеста - С. Моргенштерн

– Мне становится очень скучно, Виццини, – слышался голос, принадлежавший кому-то вне поля их зрения. – Три месяца ожидания – это слишком долго, особенно для страстного испанца. – Намного громче: – А я очень страстен, Виццини, а ты – всего лишь медлительный сицилиец.Поэтому, если в ближайшие девяносто дней ты здесь не появишься, у нас с тобою всё кончено. Слышишь? Кончено!– Намного тише: – Я не хотел этого сказать, Виццини, я просто обожаю своё грязное крылечко, не торопись…

Шумный грубосиловик замедлился.

– Он целыми днями так бормочет; не обращай внимания и держи фургон так, чтобы он его не видел. – Тихий подтянул фургон к самому углу и остановил его. – Оставайся у фургона, – добавил шумный и прошептал: – А вот и мой трюк. – С этими словами он зашёл за угол и посмотрел прямо на тощего парня, который сидел на крыльце, сжимая в руках бутылку бренди. – Привет, дружище, – сказал шумный.

– Я не сдвинусь с места; придержи свой «привет», – сказал пьяница.

– Выслушай меня, будь добр: меня послал сам принц Хампердинк, который ищет развлечение. Завтра пятисотлетие нашей страны, и прямо сейчас проходит соревнование между дюжиной сильнейших акробатов, фехтовальщиков и эстрадных артистов. Лучшая пара завтра будет состязаться лично перед женихом и невестой. Итак, к тому, для чего я здесь: вчера некоторые из моих друзей пытались арестовать тебя, и потом сказали мне, что ты, сопротивляясь, показал необычайно искусное владение шпагой. Поэтому, если ты захочешь, я, в виде величайшего самопожертвования, доставлю тебя на соревнование фехтовальщиков, где, если ты и вправду так хорош, как мне сказали, завтра ты сможешь иметь честь развлечь королевскую пару. Как считаешь, ты сможешь одержать победу в подобном соревновании?

– С лёгкостью.

– Тогда поторопись, пока ещё можно принять участие.

Испанцу удалось подняться. Он вытащил свою шпагу ножен и сделал несколько стремительных движений, разрезав утренний воздух.

Шумный быстро отступил на несколько шагов назад и сказал:

– Мы не можем тратить время; идём же.

Но тут пьяница начал кричать:

– Я – жду – Виццини…

– Разиня.

– Я – не – разиня – я – просто – следую – приказу…

– Зараза.

– Не – зараза, – не – разиня; неужели ты не можешь понять, что я… – и тут его голос на мгновение замолк, он прищурился. Затем тихо сказал: – Феззик?

Откуда-то позади шумного тихий ответил:

– Кто говорит-ик?

Иниго сделал шаг от крыльца, отчаянно пытаясь заставить глаза сфокусироваться сквозь пелену выпитого бренди. – Говорит-ик? Это шутка?

Тихий сказал:

– Игрутка.

Иниго вскрикнул и, пошатываясь, пошёл вперёд:

– Феззик! Это ты!

– ЭТО НЕ МЕЧТЫ! – Он протянул руки как раз вовремя, чтобы подхватить споткнувшегося Иниго и вернуть его в прямое положение.

– Держи его так, – сказал шумный грубосиловик и быстро двинулся вперёд, занеся правую руку так же, как он сделал это с Фолкбриджем.

Ш Л Ё П !

Феззик кинул шумного грубосиловика в фургон рядом с Фолкбриджем, прикрыл их обоих грязным одеялом и быстро вернулся к Иниго, которого оставил опирающимся на стену здания.

– Я так рад тебя видеть, – сказал Феззик.

– О, это… это… но… – голос Иниго становился всё тише. – Я слишком ослаб для сюрпризов, – смог произнести он, прежде чем потерял сознание от усталости, бренди, голода, недостатка сна и многих других непитательных вещей.

Феззик поднял его одной рукой, другой взял фургон и поспешил обратно к дому Фолкбриджа. Он внёс Иниго внутрь, положил его наверху на пуховую постель Фолкбриджа, затем быстро зашагал к входу в Квартал Воров, таща фургон за собой. Он удостоверился в том, что грязное одеяло прикрывает обеих жертв, а у входа отряд грубой силы по башмакам подсчитывал число ликвидированных. Сумма сошлась, и к одиннадцати утра огромный обнесённый стеной Квартал Воров был официально опустошён и заперт на замок.

Феззик, теперь освобождённый от действительной службы, пошёл вдоль стены, пока не нашёл тихое место, и стал ждать. Он был один. Стены никогда не были для него проблемой, ведь его руки ещё работали, и он быстро взобрался по этой, и по тихим улицам направился к дому Фолкбриджа. Он приготовил чай, принёс его наверх, силой напоил Иниго. Через несколько секунд Иниго уже сам заморгал.

– Я так рад тебя видеть, – сказал тогда Феззик.

– О, да, да, я тоже очень рад, – согласился Иниго, – и мне жаль, что я потерял сознание, но последние девяносто дней я лишь ждал Виццини и пил бренди, и, общем, встреча с тобой оказалась слишком большим сюрпризом на пустой желудок. Но теперь я в порядке.

– Хорошо, – сказал Феззик. – Виццини умер.

– Вот как, а? Умер, говоришь… Вицц… – и он снова упал в обморок.

Феззик принялся бранить себя.

– Ох, дурак, если есть верный путь и неверный путь, то ты точно найдёшь тупой путь; дурак, дурак, вернись в начало, если что пошло не так. – И тут Феззик почувствовал себя совсем идиотом, потому что, спустя столько месяцев, когда он не мог вспомнить, теперь, когда это было уже не надо, он наконец вспомнил. Он быстро спустился и сделал чай с крекерами и мёдом и снова покормил Иниго.

Когда Иниго моргнул, Феззик сказал:

– Отдохни.

– Спасибо, друг мой; больше никаких обмороков. – И он закрыл глаза и проспал целый час.

Феззик же принялся за дело на кухне Фолкбриджа. Он не слишком хорошо знал, как приготовить хороший обед, но он мог греть, и охлаждать, и отличить хорошее мясо от испорченного, поэтому было не так уж и сложно сделать что-то, что когда-то было похоже на ростбиф, и что-то, что могло быть картошкой.

Неожиданный запах горячей пищи разбудил Иниго, и он, лёжа в постели, съел всё, чем Феззик кормил его.

– Я и не знал, что нахожусь в таком ужасном состоянии, – сообщил Иниго, не переставая жевать.

– Тссс, теперь ты будешь в порядке, – сказал Феззик, нарезая ещё один кусок мяса и отправляя его Иниго в рот.

Иниго тщательно прожевал его.

– Сначала ты появляешься так внезапно, а потом ещё и то, что произошло с Виццини. Это меня доконало.