День начинается - Алексей Тимофеевич Черкасов

слезая с печи, ворчала Аграфена Терентьевна. – Ты куда тут ездил-то, што в куть заехал? Уж не разбил ли ты макитру, леший? – В темноте на ощупь она побрела к печурке за спичками и прошлась по расплывшемуся тесту. – Ах, богородица, дева пресвятая, да вить этот хрыч макитру ухряпал! И куда тебя только перло впотьмах!

Распахнулась дверь горницы, и на пороге появился Григорий.

– Беда у нас, – Иван Иванович развел руками.

– Вижу, – улыбаясь, сказал Григорий. – Да вы проходите ко мне в горницу.

Иван Иванович, воровато взглядывая на Аграфену Терентьевну, топтался на одном месте.

– Ну, заходите, Иван Иванович.

– Это я-то?

– Ну да.

– В горенку?

– Ну да.

– Да как же!.. Эх-хе! У меня ить, Григорий Митрофанович, и ноги эдаким манером в тесте.

– На тряпку, хрыч! – выругалась Аграфена Терентьевна, бросив мокрую тряпку.

Иван Иванович кое-как вытер босые ноги и с болезненным замиранием души вступил в горницу. Григорий закрыл за ним дверь и указал на стул:

– Присаживайтесь.

– Это я-то? Да уж, верно, поздний час, Григорий Митрофанович. Что-то у меня крыльца побаливают, – пожаловался Иван Иванович, досадуя на все происшедшее, и, тяжко вздохнув, опустился на стул.

Прихрамывая, шаркая подошвами меховых унт, Григорий медленно шагал по горнице, думая об одном и том же. Бесплодные поиски железа в Приречье измотали его физически и нравственно. Густая черная поросль покрывала его давно не бритое лицо. Щеки глубоко ввалились, глаза, перетянутые синевой, выражали невероятную усталость. Ноги болели от ревматизма, малярийный озноб лихорадил все тело, и даже зверобойная настойка не помогла.

– Вы хорошо знаете тайгу, Иван Иванович? – глухо спросил Григорий.

– Вроде знаю, – неуверенно ответил Иван Иванович.

– А речку Дашку?

Иван Иванович прикрыл веками глаза, подумал:

– Не слыхивал. Да вить кто ее знает, может, есть и Дашка, и Марья. Тайга – неписаная книга. Тут реки, да горы, да ручьи исхлестали все вдоль и поперек. Такая путаница! Так што и ума не приложишь, где какая река начинается и где которая кончается. Эх-хе! Тайга-матушка…

Григорий остановился, спросил:

– Будете искать железо?

– Это я-то?

– Ну конечно!

– Надо бы подумать.

Иван Иванович склонил голову набок, подумал: «Ну, кажется, остыл малость. А все ж таки по обличности он хворый».

– Подумали? – напомнил Григорий.

– Эх-хе. Вроде могу пособить, – ответил Иван Иванович, не подумав. – Таперича можно пойти к себе? – спросил он, намереваясь встать со стула, но Григорий, порывисто вытащив из объемистого кармана кожаных брюк ржаво-бурый камень, поднес его к самому носу Ивана Ивановича и, пробуя в руке его тяжесть, глухо спросил:

– Вот это вы видите?

Иван Иванович вздрогнул, плотнее прижался к спинке стула.

– Знамо дело, – вежливо пробормотал он, косясь на камень.

«Ну, ежели он сдуру запустит камнем в меня? Ить это… Эххе». – Иван Иванович просунул толстую ногу под круглый стол и, убедившись, что там порядочная пустота, решил, что этой пустотой он на первый случай воспользуется, а там дальше – что бог пошлет.

– Первичная разведка провалилась, – сказал Григорий. – В моих руках только вот этот камень, взятый на речке Дашке. – И, бросив увесистый камень на стол, продолжал: – Я вам расскажу, где эта речка… И оставлю вам все эти камни. – Григорий указал на стол. – В них три четверти железа. Мы их называем гематитами, или, проще говоря, красный железняк. Вот вы хорошо присмотритесь к ним и, как только начнется весна, побывайте там, где я их взял. Тут, кроме вас, будут заниматься поисками еще и другие. Но я вас прошу более всего пощупать землю по Дашке…

Григорий говорил медленно, преодолевая лихорадочный озноб. Только сейчас Иван Иванович, хорошо присмотревшись, уразумел, что инженер еле стоит на ногах.

– Завтра… Все это будет завтра, – пробормотал Григорий и, бледный, отошел к деревянной кровати, лег на спину; на его высоком лбу выступил холодный пот. – Гудит башка… Не преодолел я ее, проклятую!.. Вот и свалила….

Он еще что-то говорил о зверобойной настойке, о двух выпитых шкаликах, о волкодаве и, все более слабея, чуть слышным голосом попросил Ивана Ивановича накрыть его тулупом. Ему вдруг показалось, что он зябнет в палатке на снегу, что снегом занесло палатку и ему не выбраться, и волкодав, почему-то превратившийся в Федора, сыпал на него колючим, сухим снегом. Потом он увидел пшеничные зерна. Цветущие, набухающие на глазах и лопающиеся, они заполняли всю землю густой зеленой порослью. И по этой зелени шла босоногая, простоволосая Юлия. Она махала рукой и громко смеялась. «Остановить бы ее! Куда она идет? А зелень-то, зелень какая хорошая! И так жарко!..» И сердце Григория, переполненное чувством радости, подобно пшеничным зернам, набухало, ширилось, готовое разорваться и лопнуть. Ему становилось трудно дышать.

– Юлия, Юлия! – позвал он, откинув доху.

– Вот те и на, – прошептал Иван Иванович. – Был один, а теперь и Юлия объявилась. Про бабу вспомнил.

Иван Иванович всю ночь провел у постели Григория.

6

Поиски полезных ископаемых называют «охотой за рудами». Охота за рудами, как и охота за зверями, требует острого глаза, находчивости, терпения, любви к природе, выносливости.

Как охотник за зверем должен знать не только все его повадки, в каких местах он держится и какие оставляет следы, так и рудоискатель должен хорошо знать не только те места, где можно встретить полезное ископаемое, но и проследить его, найти коренной выход, пласт, жилу или залежь. Геолог-первооткрыватель указывает месторождение. Крупная поисковая разведка исследует это месторождение, устанавливая запасы полезного ископаемого.

В поисках железа в Приречье Григорий Муравьев шел по следам случайных находок. Тут побывало много рудоискателей, но никто из предшественников Григория не предполагал крупного месторождения. Одуванчик вообще недолюбливал медвежий угол. По Одуванчику, Приречье – мрак, затея дурной фантазии. Для Григория Приречье – будущий промышленный узел. И он хотел доказать это открытием месторождения железа, но, как назло, в его руках не было ничего существенного. «Где же оно, это залегание? И будет ли оно промышленным? Кто знает!.. Надо искать, искать и только искать! По Дашке и по Варгатею. Оно где-то тут!» – думал Григорий, лежа больным в займище Ивана Ивановича.

Через три дня болезнь отпустила, и Григорий, не мешкая, ушел с Иваном Ивановичем на лыжах в тайгу.

Они шли поймой реки, медленно пробираясь в мелколесье. Потом перевалили Варгатейский хребет и продолжали путь по склону горы.

Григорий намного опередил Ивана Ивановича. «Упарит он меня эдаким ходом, эх-хе! – думал Иван Иванович, пригибаясь всем корпусом вперед и ловко выправляя левую широкую лыжину на след Григория. – Эх и хлещет же! Емкий человечище! Из крепкой породы! Такому бы охотником быть! Ну да он и в