Последняя роза Шанхая - Виена Дэй Рэндел

Эрнест положил трубку и рассмеялся.

Когда в тот вечер он вернулся в свою квартиру, то остановился в переулке как вкопанный. Перед зданием стояла знакомая коренастая фигура китайца в кепке. Шофер Айи.

Глава 54

Айи

За два дня до моей свадьбы мой шофер принес мне хорошие вести. Эрнест находился в безопасности, невредим, не арестован и не отправлен в лагерь. И он назначил место встречи – гостиницу.

Я была так счастлива, что вскрикнула. Мне нужно было его увидеть. Сейчас. Я не могла выйти замуж за Ченга.

Я пробовала разные способы уговорить Ина помочь мне. Взятка. Логические доводы. Снова взятка. Он не поддавался на мои уговоры. После начала войны американские доллары упали в цене, на сто долларов он мог купить только выпивку. Наконец, я пригрозила ему.

– Я знаю, что ты делал со всеми деньгами, которые я тебе давала, Ин. Если ты меня выпустишь, я буду держать рот на замке. Иначе я скажу Синмэю, что ты стал мошенником.

– Я не мошенник.

– Я видела тебя возле переулка в тот день, когда японцы разбомбили Поселение. Не отрицай этого. – Он занимался торговлей оружием ради прибыли, что характерно для авантюристов.

– Жизнь драгоценна, любовь бесценна, но по сравнению со свободой и то, и другое ничего не стоит. Ты слышала об этом?

– С каких это пор ты стал поэтом? Может, мне просто рассказать Синмэю?

Послышалось ворчание, затем скрежет замка. Я схватила шарф и шляпу с комода и чуть не вылетела за дверь.

– Ты ужасно выглядишь, – сказал Ин.

– Как и ты. – Ин, который в отличии от Ченга, уделял своему внешнему виду мало внимания, выглядел небрежно. Его волосы были растрепаны, жилет расстегнут, подтяжки ослаблены.

– Не говори Синмэю, что я тебя выпустил. Он меня убьет. Подожди, ты куда? Разве твоя свадьба не через два дня?

– Как знать. – Я побежала по дорожке в сад, затем во внутренний двор рядом с центральными воротами. Свежий воздух, длинная извилистая тропинка, залитые дождем кусты османтуса – все кричало о свободе. Возле моего «нэша», припаркованного у фонтана, я услышала стук костей для маджонга и голос Синмэя в гостиной. Я затаила дыхание.

– Сто сорок два раза! Ты можешь в это поверить? Эти ублюдки бомбили столицу националистов сто сорок два раза за последние три года!

– Это почти сорок восемь раз в год, четыре раза в месяц, и, благослови меня Будда, раз в неделю! – раздался голос Пэйю.

– Столица, должно быть, превратилась в руины, – сказал Ченг. – Как они выжили?

– Мы могли бы выиграть эту войну, если националисты и коммунисты объединились бы и напали на японцев, пока те расширяют свои владения в Южной Азии. – голос Синмэя.

– Этого никогда не случится. Они ненавидят друг друга. Чан Кайши никогда не простит своим подчиненным сговора с коммунистами с целью его похищения.

– Он выбрался живым. Кроме того, в его похищении не было вины коммунистов. Разве Чжоу Эньлай не вел переговоры, чтобы освободить его?

– Давайте не будем говорить о войне за столом для игры в маджонг, – сказала мать Ченга. – Пэйю, ты согласовала меню с рестораном? На свадьбе моего сына должны быть апельсины. Никаких оправданий по поводу их дефицита.

Я нырнула в «нэш», обрадованная тем, что мой шофер дремал внутри. Я похлопала его по плечу и приложила палец к губам. Казалось, он был счастлив видеть меня, безостановочно кивая – это была его привычка – и завел двигатель. Во время бомбежки мой «нэш» лишился дворника, и двигатель затарахтел и зачихал, с грохотом выезжая из ворот. Это было мучительно медленно.

Из гостиной донесся едва слышный голос Синмэя, который интересовался, куда отправился мой шофер, но магия маджонга была самой могущественной – она связала их всех, и никто не бросил игру на середине.

Ин сказал, что улицы были наводнены японскими солдатами, он не лгал. Контрольно-пропускные пункты появлялись, как побеги бамбука после весеннего дождя, особенно на улицах вблизи Поселения. В одном квартале от гостиницы мы остановились, я вышла из машины, обернула шарф вокруг лица и прошла мимо патрульных, кричащих по-японски. В гостинице для меня был зарезервирован номер, но Эрнест еще не приехал.

Я взяла ключ и отправилась в номер, который раньше служил владельцу гостиницы спальней. В нем были голые серые стены, кровать с тонким белым хлопчатобумажным покрывалом, низкая трехфутовая бамбуковая тумбочка и узкая боковая дверь, ведущая в огороженный стеной огород, куда можно было попасть из кухни. Как и во всех частных домах бедных людей в Шанхае, здесь не было ни камина, ни обоев, ни люстр, а на кровати не было матраса, только голая деревянная доска, покрытая красными простынями под стеганым одеялом.

Я сняла шарф и села на край кровати. Я слышала пронзительные ругательства женщины снаружи, обвиняющей своего соседа в краже ее носков, постоянный шум на кухне и энергичные стоны мужчины и женщины через стену.

С бешено колотящимся сердцем я ждала.

* * *

Почему он так долго? Я встала, обошла комнату и села. Потом снова встала. Я вспомнила, как однажды Синмэй читал что-то подобное об ожидании в своем литературном салоне: «Как будто едешь на лодке, груженной бочками с нефтью, и чувствуешь спокойствие от того, что тебя уносит, а вместе с тем и волнение от того, что ты видишь свет в конце путешествия. Но с каждой минутой каждый всплеск воды воспламеняет бочки сомнений, подозрений и беспокойства».

В своем сердце я чувствовала только пламя сомнений.

Он не собирался приходить, он передумал.

Раздался стук в дверь. Я вскочила, открыла дверь и увидела самое красивое лицо из моих снов. Я запрыгнула на него и обвила руками его шею. Эрнест рыдал, а может, это была я. Я обхватила его лицо ладонями и вытерла слезы. Мы смеялись, кружились, прыгали и завалились на кровать.

Я сбросила туфли на высоких каблуках, сняла вчерашние чулки и расстегнула свое красное платье. Я помогла ему снять куртку, рубашку и брюки, пока мы не предстали друг перед другом обнаженными. Я скользнула обратно на кровать, развела руки и раздвинула ноги, призывая его. Я занималась с ним любовью раньше, в той же гостинице, на заднем сиденье моего «нэша» и в отеле Сассуна. Я знала его тело и силу своего желания, и все же, казалось, что сейчас мы занимались любовью в первый раз. Мой поцелуй был настойчивым, жадным, отчаянным. Когда он обнял меня, когда овладел мной, став со мной одним целым, я