Народная Русь - Аполлон Коринфский

Пятого мая — «Арины-рассадницы»: с этого дня пора высаживать на огородные грядки капустную рассаду. Еще накануне вечером «на Палагею» (4-го мая), опытные огородницы справляют завещанный на этот случай старыми людьми обычай: выносят на огороды надтреснутый горшок, кладут в него выдернутую поблизости крапиву (с корнем) и ставят горшок вверх дном на самую средину средней гряды. Это делается в ограждение огорода от нападений вражьей, «завидущей», силы, чтобы ела она — проклятая — одну крапиву жигучую, чтобы не прикасалась ни к чему взращенному трудом праведным. Высаживая рассаду, сведущие люди причитают: «Рассадушка-рассада, не будь голенаста, а будь пузаста; не будь пустая, а будь тугая; не будь красна, а будь вкусна; не будь стара, а будь молода; не будь мала, а будь велика!». Деревенская молва говорит, что этот причет не мимо молвится, — помогает. Шестого мая деревенский люд принимается сеять горох: «Денис — горошник!», «На Дениса — сеять бел горох не ленися!» Любители красных присловий сеют, а сами, вторя старине, приговаривают: «Сею, сею бел-горох; уродися, мой горох, и крупен, и бел, и сам тридесят, старым бабам на потеху, молодым ребятам на веселье!» Огородники следят на Денисов день за росою: «Большая роса — огурцам большой род». Среди них потому-то и слывет «горошник-Денис» за «Дениса-росенника». Восьмого мая (на Арсентьев день) — засев пшеницы: в степных губерниях. В старину на Арсентья-пшеничника пекли добрые люди пшеничные пироги, угощая ими не только званых-прошеных гостей, но и каждого прохожего человека, твердо памятуя, что «прохожий — человек Божий». Для этого старики выходили с пирогами даже на перекрестки дорог за околицу и поджидали странников. «Быть худу, — говаривали, — если вернешься с обетным пирогом назад домой, а еще хуже — коли съесть его самим: не найдется ни странника, ни калеки перехожего, скорми этот пирог птицам!» И, П. Сахаровым записаны слова, в былые годы повторявшиеся не встретившими прохожих людей хозяевами в этот день: «Прогневил я Господа-Создателя при старости лет; не послал мне доброго человека разделить хлеб трудовой; не в угоду Его святой милости было накормить мне горемышняго, при истоме усладить мне старого старика в безвременьице. А и как-то будет мне на мир божий глядеть, на добрых людей смотреть! А и как-то мне будет за хлеб приниматься!..» В наше время едва ли встретятся на посельской Руси такие обычаи, но о том, что св. Арсений — «пшеничник», деревня до сих пор еще не успела запамятовать. Девятое мая — «Вешний Никола», наособицу отмеченный в изустном простонародном месяцеслове день, богатый всяким красным словом, всяким обрядом-обычаем, как майская цветень — цветами духовитыми. «Раннюю пшеницу сей на Арсентия, среднюю с Николина дня, позднюю — на Пахомия (15-го числа)!», «С Николы-вешнего сади картофель!», «Велика милость Божья, коли на вешнего Николу дождик пойдет!», — гласит сельскохозяйственный опыт. У русского народа — два Николы: Никола-вешний — с теплом, да Никола-зимний — с морозом. «Никола-зимний (6-го декабря) лошадь на двор загонит, весенний — откормит (на траве)!», «Два Николы: теплый да холодный, сытый да голодный!», «С Николы (вешнего) крепись, хоть разорвись, С Николы (зимнего) живи — не тужи!», «Не хвались на Юрьев день посевом, а хвались на Николин травой!», «Пришел бы Никола, а тепло будет!» Такими приметами окружает народ день своего любимого святого.

На Николу-вешнего — первое «ночное», первый выезд парней и ребят-подростков на ночную пастьбу лошадей. Егорий коров «запасает», Никола — коней. «Вешний Никола подножный корм лошадям несет!» — говорят в народе. Повсюду в деревнях блюдется обычай справлять в этот день ночной ребячий праздник. В лугах, на выгонах и на запущенном под пар поле разжигаются костры; поблизости пасутся «спутанные» лошади, у огня сидят кружком молодые пастухи, едят пироги, пекут картофель в золе, игры заводят, вперегонки бегают, целую ночь вплоть до белой зорьки не смыкают глаз: «Николу празднуют».

А в великом почете на Руси св. угодник Божий Николай Чудотворец[49], слывущий за «Николу-Милостивого», покровителя морей и полей, за крепкую защиту мужика-хлебороба, за грозу всякой нечисти, утесняющей и без того тесную жизнь пахаря. Этот добрый, но строгий старец, по прихотливой воле слагателей былей-небылей, восприял на себя многие черты могучего былинного богатыря Микулы-света-Селяниновича. Он примиряет враждующих, связует союзы вековечные. «Како возможем достойно хвалити, песньми духовными тя ублажити, дивна и чюдна отца Николая, святого славнаго архиерея. Архиереом отец и начальник, нам же ты добрый наставник, вси бо тобою спастися желаем»… — поется в одном старинном духовном стихе. Много других песенных сказаний о Николае Чудотворце сохранилось в народной памяти.

«А кто, кто Николая любит,А кто, кто Николаю служит, —Тому святый НиколаеНа всякий час вспомогае.Николае!А кто, кто к нему прибегает,А кто, кто в помощь призывает, —Тому святый НиколаеВсегда вспомогаяй.Николае!А кто, кто живет в его двори, —Николай на земли и в мориНе дает ему пропасти,Измет его от напасти.Николае!Пастырю словесного стада,Изми мя пекелнаго ада,А мы будем прославляти,Имя твое величати.Николае!».

Так распевают на весенний Николин день калики перехожие, сидючи по церковным папертям, — по тем местам, где сохранились еще эти разносители неведомо кем слагавшихся в давние времена «стихов», убогие люди Божий, собирающие себе на пропитание своим пением, доходящим до самого сердца простодушных слушателей, оделяющих певцов копейкой медною, трудовым потом политою. «Микола» является (по другому стиху) «святителем, морям проходителем, землям исповедником». Он, за свои подвиги, почитаем не на одной православной Руси:

А знают МиколуНеверных орды.А ставят МиколыСвечи воску яры,Кануны медвяны.А ему, свету, слава,Слава-держава,Во всю его землю,Во всю подселенну»…

Слушает честной люд певцов, прославляющих его покровителя и заступника пред Господом, — умиляется, ведет иной раз старцев убогих в свои хаты. «Хоть на вешнего, голодного, Николу не до разносолу, а все угостить надо странника Божьего, что, как птаха небесная, идет-поет!», — говорит гостеприимная деревня, если найдется у ней чем ни на есть угостить об эту, подобравшую все кормы, пору. «Не накорми о Николин день голодного — сам наголодаешься!» — подсказывает умилившемуся люду крылатое слово. «С хлеба на квас да на воду о вешнем Николе перебиваются, на зимнего заниколят — три дня опохмеляются!». Но и зимой, и весною, и во всякое время готова повторять за каликами перехожими вся богомольная посельщина умилительные слова их духовного стиха, посвященного великому Божьему угоднику и чудотворцу: «Мироточивых струй обильныя реки туне точит во вся веки ныне человеки, мир весь чудесами чудно удивляяй. Ликийский же остров светло просветляяй, благовонным каплет целеб альвастром, росит всем желанным чистым благодарством: днесь сему приносим должно того дару, великий нам есть, Миру же и Бару, архиерей, ибо словом пасет люди, Николае честный, от нас слово буди сему приносимо, вместо мира драга, мирны гласы в песнех, похвала преблага. Верных собор черпаем, миро излиянно; краевестны вся суть, что ему есть данно; миры благодатны туне ка-плющи черплем, невидимо присно текущий. Многи содеваем за дар пений гласы, сему есть достойно пети во вся часы. Дарствим дарованно пение мысленно, словес воздаянми со гласом чувственно. Слоги соплетая, незлобну жертву приими, молим, главу миртом всю обвиту, отче Николае мироточивейший, отцем верх пречестный, пастырю светлейший, славо всея церкви, чудесы светяща, миром же сугубым во весь мир тучаща, тучная пучина Мирянскому граду, честна Ликийскому острову во правду, главо пресвященная, росы исполнена, капли миру сладость миром утучненна, миро знаменно перстнем Духа златым, нам еси подобно в фияле пресвятым. Избранно от тем род имя победнейше, чудес бесчисленных изъявительнейше! Многих неповинных от смерти избави, Бога во всем мире и везде прослави, данно ти есть всех нас от бед заступати, отче святителю, и от зол спасати: святый чудотворче и преблаженнейший, непрестанно буди всем в помощь скорейший!»… В витиеватых словах этого стиха вылилось все благоговейное отношение народа-стихослагателя к своему великому заступнику.

За Николою — Симон Зилот, 10-е мая. «Кто досевает пшеницу на Зилота — выдет как золото!» — говорит стародавнее вещее слово: «Мокро на Мокея (11-го мая) — жди лета еще мокрее!». На Епифана (12-го), «утро в красном кафтане» (т. е. ясная утренняя заря) — к пожарному лету. Тринадцатого числа — «Лукерьи-комарницы»: в этот день, по примете, вместе с теплым ветром налетают комары с мошкарой. Есть поверье, что «комариный народ» улетает по осени, — уносится на крыльях осеннего ветра, — на теплые моря, где и зимует зиму, чтобы, расплодившись, вернуться в мае-месяце на Русь. На следующий, Сидоров, день, когда прекращаются, по народным наблюдениям, до самой осени холодные ветры, прилетают на старые гнезда последние перелетные птицы из-за синих морей, с теплых заморских вод — стрижи быстрокрылые. «Пойдут Сидоры, отойдут сиверы, и ты, стриж, домой летишь!» — приговаривают деревенские погодоведы-краснословы: «Придет Федот (18-е мая) — последний дубовый листок развернет!» Если лениво распускаются листья на Дубах, народ не ожидает хорошего урожая яровых раннего сева. «Сей овес, когда дуб развернется в заячье ухо!» — говорят в Тульской губернии. «На дубу лист в пятак, быть яровому так!», — идет повсеместная народная молва: — «Коли на Федота на дубу макушка с опушкой, будешь мерять овес кадушкой!» С этого дня принимается земля «за свой род», — можно услышать в народе.