Народная Русь - Аполлон Коринфский

XXIV

Троица — Зеленые Святки

Троицын день с незапамятных времен является одним из любимейших праздников русского народа. С ним связано и до сих пор много народных обычаев и обрядов, справляемых помимо церковного торжества. В стародавнюю пору, когда еще свежа была на Руси память языческого прошлого, с Троицею, или «Семицкою», неделею было связано столько самобытных проявлений народного суеверия — как ни с одним из других праздников, кроме Святок. Эта неделя, посвященная богине весны, победившей демонов зимы, издавна чествовалась шумными общенародными игрищами. Конец мая и начало июня, — на которые приходится-падает Троицын день, — особенно подходили к чествованию весеннего возрождения земли, покрывавшейся к этому времени наиболее пышной растительностью, еще не успевшею утратить своей обаятельной свежести. Языческий месяцеслов наших отдаленных предков, совпавший в этом случае с христианскими праздниками, дал повод к объединению их с собою. Мало-помалу древнее почитание богини весны — светлокудрой Лады — было забыто, а сопровождавшие его обычаи слились с новыми обрядами, создав вокруг первого летнего праздника необычайно яркую обстановку. С течением времени языческий дух этой последней растворился в мировоззрении просветленной стремлением к горним вершинам добра новой веры славян; но пережившие многовековое прошлое стародавние обычаи и теперь все еще показывают, насколько прочны кровные связи народа-пахаря с окружавшей быт его пращуров и доселе отовсюду обступающей его жизнь природою.

«Семицкая» — седьмая по Пасхе — неделя, заканчивающаяся Троицыным днем, еще и до сих пор в некоторых местностях (например, в Рыбинском уезде Ярославской губ.) носит название «Зеленых Святок». В старые же годы она величалась этим прозвищем повсюду в народной Руси, именовавшей ее также «русальною», «зеленою», «клечальною», «задушными поминками», «разгарою» и другими подходящими именами, — каждое из которых находит свое объяснение в пережитках славяно-русского язычества. По простонародному прибаутку — «Честная Масленица в гости Семик звала»… и, — добавляют краснословы деревенские, — «Честь ей за то и хвала!» Семик, это собственно — четверг на последней неделе пред Пятидесятницею. В этот четверг, посвященный древним язычником-славянином верховному богу Перуну-громовнику, совершались главнейшие приготовления к празднованию Троицына дня. С ним связано столько своеобразных обычаев, что даже старинная народная, уцелевшая до сих пор в Костромской губ. песня величает его такими словами очестливыми:

«Как у нас в году три праздника:Первый праздничек — Семик честной»…

И этот «Семик честной», несмотря на разрушительное влияние времени, беспощадно истребляющего все стареющееся, празднуется до наших дней на всем пространстве, где только русский человек стоит лицом к лицу с природою, не загражденною от него тесными стенами душных каменных городов. В конце прошлого и начале нынешнего столетия даже и «каменна Москва» представляла из себя в этот день то же самое, что можно увидеть теперь только в деревне. По описанию Снегирева, тогда везде раздавались по Белокаменной разгульные семицкие песни, по улицам носили изукрашенную пестрыми лоскутками и яркими лентами березку веселые толпы народа в венках из лесных цветов и из кудрявых ветвей. В окрестных рощах в это время московские девушки «завивали» — связывали ветвями молодые березки и проходили под их зелеными сводами с поцелуями и особо приуроченною к этому яркому весеннему обычаю песнею:

«Покумимся, кума, покумимся!Нам с тобою не браниться — дружиться!»

Все было так же, как в захолустной глуши, где этот четверг и теперь является желанным гостем непритязательной сельской молодежи, по преданию — выплачивающей весеннюю дань памятным пережиткам прошлого. В Тульской губернии семицкая березка до сих пор даже и не называется иначе, как «кумою», а слово «кумиться» еще в 40-х и начале 50-х годов только и означало — целоваться при прохождении под этою самой березкою.

«Благослови, Троица,Богородица,Нам в лес пойти,Венок сплести!Ай Дид! Ай Ладо!..»

— поют там и теперь, а также во Владимирской, Рязанской и Калуж-ской губерниях, — собираючись в зеленые рощи березовые для «празднования честному Семику».

Семик — преимущественно (а в иных местностях исключительно) девичий праздник. В Поволжье, верхнем и среднем, повсюду к этому дню идет в деревнях девичья складчина: собираются яйца, пекутся лепешки, закупаются лакомства. Девушки, целыми деревнями, отправляются в рощу, на берег речки — завивать березки, «играть песни» и пировать. На березки вешаются венки, по которым красные загадывают о своей судьбе, бросая их на воду в самый Троицын день. Вслед за пирушкою — начинают водить хороводы, которые прекращаются с Троицы до Успенья. Семицкие хороводы сопровождаются особыми обрядами, посвященными «березке-березоньке», которой воздаются особые почести — вероятно, как живому олицетворению древней богини весны. Лет пятьдесят тому назад в Воронежской губернии приносили на семицкие пирушки куклу из соломы, разукрашенную березовыми ветками, — в чем, несомненно, был слышен явный отголосок стародавнего язычества. В некоторых местностях на Семик обвивают лентами какую-нибудь особенно кудреватую березку, растущую на берегу речки, и поют ей старинную песню: «Береза моя, березонька, береза моя белая, береза моя кудрявая!..» и т. д. В Вологодской губернии Семик более известен под именем «Поляны». Это является следствием того, что все приуроченные к нему обычаи справляются на полянках.

Семицкие обычаю были свойственны не одним славянам. Еще у древних греков и римлян существовали особые весенние празднества, посвященные цветам и деревьям. У германцев был так называемый «праздник венков», в котором еще более общего с нашим Семиком. По сравнительным данным языческого богословия, Семик является прообразом союза неба с землею.

Зелень и цветы и теперь составляют отличительные признаки празднования Троицына дня; повсюду на Руси церкви и дома украшаются в этот день ветками березок — как в деревнях, так и в городах. В старину же этому обычаю придавалось особое значение, связывавшее два мира — языческий с христианским. Игрища, устраивавшиеся в честь языческих божеств, в Польше существовали даже и по истечении пяти веков с принятия христианства; по словам польского историка Длугоша[50] они назывались «Стадом». В Литве они существовали еще дольше. На Белой Руси до сих пор немало общего с древнепольско-литовским в народных обычаях вообще и связанных с празднованием Троицына дня наособицу.

Существует поверье, что славянские нимфы и наяды — русалки, живущие в омутах рек, в эту неделю выходят из воды. Накануне Троицына дня, по малорусскому поверью, убегают они в поля и заводят свои ночные игры. — «Бух! Бух! Соломенный дух!» — будто бы кричат они: — «Мене мати породила, некрещену положила!» Русалки, по народному представлению, — тоскующие души младенцев, родившихся мертвыми или умерших некрещеными. Они, начиная с «Зеленых Святок» до Петрова дня, живут в лесах, ауканьем и смехом зазывая к себе путников, которых защекочивают до смерти. На зеленой русальной неделе в Малороссии никто не купается — из опасения попасть к ним в руки; Семик слывет здесь «великим днем русалок». Предохранительным средством от русалочьих чар считается полынь и трава «заря». В Черниговской губернии существовал до последнего времени обычай «русалочьих провод», когда речных чаровниц изгоняли — целой деревнею — парни и девушки. В Спасском уезде Рязанской губернии следующее за Троицыным днем воскресенье слывет «русальным заговеньем», вслед за проводами русалок прекращаются здесь до следующей весны игры в «горелки» и «уточку».

В старину против поверья о русалках и соединенных с ним народных игрищ и гаданий особенно восставали проповедники, обличавшие народ в языческом суеверии. В противовес народному празднованию разгульного Семика было установлено совершать в этот четверг поминовение убогих, похороненных в так называемых «убогих домах» и «скудельницах». Но не затемнилось в народном обиходе веселое празднество: смех и песни быстро сменяли слезы и рыдания в тот же самый день.

Из стародавних обычаев, связанных с этим праздником, далеко не все дошли до рубежа наших дней. Многое исчезло, даже не будучи занесено на страницы народоведческих исследований. В Енисейской губ. (Минусинск, окр.) крестьянки, выбрав на Семик кудрявую березку и срубив ее, наряжают в свое лучшее платье и ставят в клеть до Троицы, а затем — с песнями — уносят ее к реке. В Казанской губ. (Чистопольск. у.) накануне Троицы совершается игрище в честь языческого бога Ярилы. В Пензенской и Симбирской губерниях на следующий за Троицыным день девушки, одевшись в худшие-затрапезные сарафаны, сходятся и, назвав одну из подруг «Костромою», кладут ее на доску и несут купать-хоронить к реке. Затем сами купаются и возвращаются домой, где переодеваются во все праздничное и водят хороводы до глубокой ночи. В Орловской губ. в Троицын день «молят коровай», испеченный из муки, принесенной всеми девушками деревни вскладчину: идут с этим караваем в рощу и поют над ним. В Псковской губ: во многих селах обметают могилы пучка-ми цветов, принесенных из церкви от троицкой обедни. Это называется — «глаза у родителей прочищать». Во многих местностях на Руси в старые годы в этот праздник происходили смотрины невест. Девушки собирались на лугу и, сойдясь в круг, медленно двигались с песнями. Вокруг стояли женихи и «высматривали» невест. В Калужской губернии существовал, — а в Орловской с Тверской и теперь соблюдается, — обычай «крещения кукушек», состоявший в том, что на семицкое гулянье в роще избранные гуляющими «кум» и «кума» надевали крест на пойманную заранее кукушку или на траву, носящую ее имя («кукушкины слезы», «кукушечий перелет» и др.), клали их на разостланный платок, садились около него и целовались под звуки приуроченной к этому семицкой песни: