Высшая духовная школа. Проблемы и реформы. Вторая половина XIX в. - Наталья Юрьевна Сухова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осенью 1883 г. Святейший Синод ждал, пока соберутся все его члены, в декабре дело с проектом Устава временно приостановил К.П. Победоносцев – ждал окончания пересмотра в Государственном Совете университетского Устава[778]. В конце января – начале февраля 1884 г. проект и отдельные ответы преосвященных были подвергнуты рассмотрению в особом совещании митрополита Московского Иоанникия (Руднева), архиепископов: Холмско-Варшавского Леонтия (Лебединского) и Тверского Саввы (Тихомирова)[779]. 6 марта 1884 г. Святейший Синод провел последнюю редакцию проекта[780].
Наконец, на последнем заседании Синода перед Пасхой, 27 марта, окончательный вариант проекта Устава был подписан членами Синода. Участник этого заседания преосвященный Савва выражал неудовлетворенность невнимательным и даже равнодушным отношением к делу собратьев-епископов[781]. 20 апреля окончательный вариант проекта был представлен обер-прокурором императору[782] и утвержден с резолюцией: «Меня радует всякое усовершение порядка в учебных заведениях [курсив мой – С. Н.]»[783].
Беспокойства о порядке в академиях были не напрасны. Период конца 1883 – начала 1884 г. принес в жизнь духовных академий новую полосу нестроений. В КДА один из студентов был арестован за хранение революционных сочинений и бомбы, предоставление ночлега членам террористической фракции[784]. Расследование выявило полное расстройство дисциплины в академии, столичный митрополит винил Совет академии, пользующийся непомерной свободой действующего Устава[785].
Общее возбуждение студентов сказывалось на их поведении на диссертационных диспутах[786]. Эти эксцессы дискредитировали важные идеи Устава 1869 г. – «вольный» 4-й курс и публичные диспуты, – что подтверждало пользу введения нового Устава.
Таким образом, работа Комитета 1882 г. еще раз подтвердила, что оценка результатов Устава 1869 г. была неоднозначной. Разность мнений по ключевым вопросам даже малочисленного, специально подобранного, Комитета свидетельствовала о том, что единого представления о наилучшем устроении высшего богословского образования не было даже в духовно-учебной среде. Тем не менее быстрый отказ от богословской специализации и проявление в дискуссиях двух основных дореформенных тенденций (единого богословского факультета или академии Устава 1814 г., с равноценностью всех наук и посильной борьбой с многопредметностью) показывают, что специализация была неверно построена и недостаточно понята на уровне идеи.
По рассуждениям членов Комитета видно, что под «специализацией» они понимали в основном борьбу с многопредметностью высшего духовно-учебного курса, а не специально-углубленное изучение определенных богословских направлений. Такое понимание делало неизбежным переведение всех важных богословских предметов в разряд общеобязательных и оставление в разряде «специальных», то есть предметов по выбору, более частных богословских и общеобразовательных предметов. Это приводило к потере самого смысла «специализации», как углубления в определенную область богословия. Бывшие отделения, при такой постановке, неизбежно должны были выродиться в группы предметов (формируемых по остаточному принципу), которым не нашлось места в числе общеобязательных. Естественно, групповое изучение делается побочным.
Таким же образом потерялась идея специально-практических занятий на старшем курсе. Члены Комитета не видели в этих занятиях попытки принципиально иной – специально-научной – постановки изучения наук, уже пройденных в основном – фундаментальном – курсе. Выпускной курс в постановке Устава 1869 г. члены Комитета рассматривали лишь как возможность написания магистерской диссертации, оборачивающуюся для большинства студентов лишь неоправданным сокращением учебного курса до трех лет, ранним – незрелым – кандидатским сочинением, пустым провождением времени на 4-м курсе. Специальное углубление в богословскую науку – удел немногих, и члены Комитета более разумным считали предоставление этим немногим такой возможности в виде стипендиатского года. Члены Комитета так и не рассмотрели возможности одновременного вхождения главных богословских наук сразу в два разряда – общеобязательных и специальных, хотя они и были недалеки от этой мыли. Соответственно, ими не рассматривалась возможность разной постановки изучения этих наук – в основном, фундаментальном, курсе и – в специально-научных занятиях. Не ставился и вопрос о соотношении богословия учебного и научного.
Сохраняли члены Комитета и традиционность взглядов на общеобразовательные науки в академиях. О каждой науке решался вопрос: оставить ли ее в учебном курсе академии, сделать ли общеобязательной или предоставить выбору студента, но не ставится вопрос об особой постановке этих наук в высшей богословской школе как вспомогательных для богословия, как специально научно развиваемых.
Таким образом, несмотря на все разнообразие высказываемых предложений и альтернативных мнений, в основном члены Комитета были едины: 1) подтверждали успешность системы специализации преподавателей, внося элементы корректива и усовершенствуя (система подготовки преподавательских кадров, система научной аттестации); 2) в понятие целостного богословского образования они включали, по возможности, большую часть наличных богословских и философских наук, без внутренней их структуры и иерархии, и не видели необходимости в специальном углублении в определенную область богословия, считая вполне достаточным их изучение в фундаментальном варианте; 3) считали наиболее адекватной формой высшего духовного образования традиционные лекционные курсы, письменные работы и проповеди, усовершенствуя лишь контроль за усвоением знаний в виде школьных «репетиций», и не видели необходимости в специальной научной подготовке в виде каких-либо практических занятий, специальных курсов, научных семинаров (заявленных, но практически не реализованных уставом 1869 г.); 4) рассматривали общеобразовательные – «светские» – науки как необходимую «нагрузку» на академии ввиду ее педагогической задачи или как средство расширения кругозора студентов, и не видели в них (за исключением философских наук) необходимых вспомогательных орудий, знаний, следовательно – не ставили вопроса об их специальной постановке, соответствующей месту в высшей богословской школе.
Окончательный вариант Устава духовных академий 1884 г., после всех пересмотров и переделок, претерпел некоторые изменения по сравнению с проектом 1882–1883 гг.[787] Состав тематических групп был изменен, и это довело до логического завершения начатый Комитетом процесс – упразднения самой идеи специального изучения основных богословских наук (§ 99). Группы 1884 г. предлагали выбору студентов науки общеобразовательные – филологические и исторические, – с незначительным добавлением «второстепенных» богословских[788]. Как и в первой «специализации» 1810 г., это групповое изучение не могло в полном смысле слова называться «специализацией», ибо имело в виду лишь борьбу с многопредметностью. Само определение групповых наук, как менее важных, обусловленных лишь прикладным значением академий как педагогических институтов, превращало введенную Уставом 1869 г. идею богословской специализации лишь в неизбежное зло, не имеющее самостоятельного положительного значения[789]. Устав 1884 г. ставил акцент на образовании, подчеркивая, что научное развитие богословия не должно вторгаться в структуру учебного богословия.
Общеобязательный курс в окончательной редакции Устава был еще расширен переведением в него из числа
