Тигр снегов - Тенцинг Норгей

«Настоящая радость, – подумал я, – придет позже».

19

«ТЕНЦИНГ СИНДАБАД!»

И радость пришла. А за ней и кое-что другое. Но сначала радость.

На следующий день снова выдалась замечатель­ная погода, сияло солнце. И хотя мы, конечно, устали и ослабели после трехдневного пребывания на такой высоте, мы совершили длинный переход вниз до Юж­ного седла в приподнятом настроении. Англичане оставили большую часть своих вещей в лагере VIII, я же нес три-четыре сумки со снаряжением, флягу и один из двух фотоаппаратов Лоу, забытый им от волнения. В пути нам встречались поджидавшие нас друзья. В лагере VII майор Уайли и несколько шер­пов; ниже лагеря VI – Том Стобарт со своим киноап­паратом. В лагере V собрались еще шерпы, в том числе Дава Тхондуп и мой молодой племянник Гомбу. Каждая новая встреча сопровождалась взволно­ванными разговорами; в лагере V шерпы напоили нас чаем и настояли на том, чтобы нести мой груз всю остальную часть пути.

Наконец в лагере IV, передовой базе экспедиции, нас ожидала основная группа. Они поспешили на­встречу, едва мы ступили на длинный снежный склон цирка, и мы сначала не показали виду, что возвра­щаемся с победой. Однако когда оставалось около пятидесяти метров, Лоу уже не мог больше сдержать­ся, поднял вверх руку с отставленным большим паль­цем и указал зажатым в другой руке ледорубом в сто­рону вершины. С этой минуты началось ликование, какого, сдается мне, Гималаи не наблюдали за всю свою историю. В тяжелых ботинках, по глубокому снегу товарищи спешили нам навстречу чуть ли не бе­гом. Хант обнял Хиллари и меня. Я обнял Эванса. Все обнимали друг друга.

– Это правда? Это правда? – твердил Хант снова и снова. И опять восторженно обнимал меня. Глядя на нас со стороны в ту минуту, никто не увидел бы какого-либо различия между англичанами и шерпами. Все мы были просто восходители, успешно штурмо­вавшие вершину.

Несколько часов мы пили, ели и отдыхали – и рас­сказывали, рассказывали без конца. Это был чудесный вечер, наверное самый счастливый в моей жизни. Я не знал в тот момент, что уже тогда произошли со­бытия, вызвавшие впоследствии немалые осложнения и недоразумения. Незадолго до того индийское радио передало неверное известие, будто мы потерпели не­удачу. Теперь англичане послали победную весть – гонец доставил ее в Намче Базар, а оттуда по радио сообщили в Катманду. Но телеграмма была зашиф­рована и адресована лично английскому послу, кото­рый переправил ее в Лондон, а других известил только спустя сутки. Насколько я понимаю, англичане хоте­ли, чтобы первой узнала новость королева Елизавета, а последующее опубликование известия должно было явиться звеном коронационных торжеств. Для англичан это подошло как нельзя лучше, восторгам и ликованию не было предела, зато для многих жителей Востока получилось как раз наоборот: они узнали новость с опозданием на день и притом с противоположного кон­ца света. В таком положении оказался даже король Не­пала Трибхувана, в чьей стране находится Эверест!

Я уже сказал, что ничего не знал в тот момент – я сам мог бы сразу же послать шерпского гонца в Намче Базар, и возможно все получилось бы ина­че. Но я спросил себя: «Зачем?» Я работал на англи­чан: как говорим мы, шерпы, я «ел их соль». Они орга­низовали экспедицию – почему бы им не действовать по-своему и дальше? Итак, я не стал посылать ника­кого гонца и попросил остальных шерпов не сообщать никому новость, пока она не будет обнародована. А позднее стали болтать, будто я поступил так пото­му, что меня подкупили англичане, говорили даже, что меня подкупили, чтобы я говорил, будто Эверест взят, тогда как на деле мы не взяли его. На первое из этих обвинений отвечу только, что это совершенная неправда. Второе обвинение настолько смехотворно, что на него и отвечать не стоит.

Говоря, что я не послал никакой вести, я имею в виду официальное сообщение, предназначенное для опубликования. Впервые за много недель я был в со­стоянии думать о чем-то помимо восхождения, поми­мо ожидавшей меня вершины. Мои мысли обратились к любимым, которые ждали меня дома, и в эту ночь в лагере IV один из моих друзей написал с моих слов письмо Анг Ламу. «Это письмо от Тенцинга, – гово­рилось в нем. – Вместе с одним англичанином я до­стиг вершины Эвереста 29 мая. Надеюсь, вы будете рады. Больше писать не могу. Простите меня». После этих слов я подписал свое имя.

В лагере IV я провел одну ночь. Половину ночи мы праздновали, половину – отдыхали. На следующее утро я думал только о том, чтобы завершить спуск – за один день прошел вниз по цирку и ледопаду, затем до базового лагеря, вместе с шерпами Анг Черингом и Гомбу, моим племянником. «Теперь я свободен, – думал я все время. – Эверест освободил меня». Я был счастлив, потому что не знал, насколько ошибаюсь… В базовом лагере я также провел лишь одну ночь, после чего прошел больше шестидесяти километров вниз по ледникам и долинам до Тами, повидать мать. Я рассказал ей о нашей победе, и она была очень об­радована. Глядя мне в лицо, мать сказала:

– Сколько раз я отговаривала тебя ходить на эту гору! Теперь тебе не надо больше идти туда.

Всю свою жизнь она верила, что на вершине Эвере­ста обитают золотая птичка и лев из бирюзы с золо­той гривой, – пришлось разочаровать ее, когда она спросила меня об этом. Зато на вопрос, видел ли я с вершины Ронгбукский монастырь, я смог ответить утвердительно, и это очень порадовало ее.

Я пришел в Тами один и провел здесь два дня с матерью и младшей сестрой. Впервые с самого дет­ства я пробыл так долго в родной деревне. Все прихо­дили повидаться со мной, чанг лился рекою, и я готов сознаться, что «утратил спортивную форму», как го­ворят англичане. Но затем, памятуя о своих обязан­ностях, подобрал около ста носильщиков для достав­ки снаряжения обратно в Катманду и отправился с ними в Тьянгбоче. Перед уходом я спросил мать, не согласится ли она пойти со мной в Дарджилинг и поселиться там у меня. Она ответила: «Это было бы неплохо, но я слишком стара, тебе будет слишком мно­го хлопот со мной». Как я ни настаивал, она продол­жала отказываться. Пришлось мне еще раз расстать­ся со своей ама ла. Зато по пути из Тами в Тьянгбоче я встретил старшую сестру Ламу Кипу с мужем и дву­мя дочерьми, и они согласились переехать ко мне.

Тем временем экспедиция группа за группой воз­вращалась с горы в Тьянгбоче, и здесь царило страш­ное возбуждение и переполох. Было очень трудно най­ти достаточное количество носильщиков – близился период муссона, дождей, и мало кто соглашался идти с нами. К тому же взятие Эвереста вызвало почти столько же огорчения, сколько радости; шерпы опаса­лись, что теперь не будет больше экспедиций, не бу­дет работы. А ламы (они всегда относились неодобри­тельно к попыткам взять Эверест) пророчили, что наш успех навлечет на всех немилость богов. Наконец нам удалось кое-как все уладить, и мы приготовились вы­ступить в путь. Полковник Хант заявил, что пойдет впереди главного отряда. Ему предстояли срочные де­ла, в том числе согласование моей поездки в Англию. Этого я не предвидел. Думая о будущем, я представ­лял себе только, что вернусь в Дарджилинг, отдохну, а затем, если хватит денег, построю себе новый домик. Я все еще не имел ни малейшего представления о том, что меня ожидало.