Тигр снегов - Тенцинг Норгей

После Рима самолет совершил посадку в Цюри­хе. Мы задержались здесь очень недолго, но это было для меня чудесное время, потому что на аэродром встретить меня приехали многие старые швейцарские друзья. И самое главное, среди них был Ламбер. Он крепко обнял меня, воскликнув: «Са va bien!», а я рассказал ему про заключительный бросок, про то, как вспоминал его, когда стоял на вершине. За­тем мы вылетели дальше, в Лондон. Перед самой посадкой полковник Хант спросил, не буду ли я воз­ражать, если он выйдет из самолета первый, держа в руке ледоруб с английским флагом. Разумеется, я согласился. Так и сделали, и скоро мы уже стояли на аэродроме, окруженные большой толпой встре­чающих.

В Лондоне меня с семьей поселили в Индийском клубе; индийский посол мистер Кер отнесся к нам с исключительным вниманием. Сразу же по прибы­тии остальные члены экспедиции разъехались по всей Англии, повидать своих родных, так что я остался в городе чуть ли не один. Впрочем, мне, конечно, не приходилось ломать голову над тем, чем заняться. Большая часть времени уходила на то, чтобы встре­чаться с разными людьми и пожимать им руки, сверх того надо было давать интервью газетам, позировать фотографам, разъезжать по городу и присутствовать на всякого рода официальных собраниях. Англичане приняли меня исключительно тепло и заботливо. Они приветствовали меня, уроженца чужой, далекой стра­ны, ничуть не менее горячо, чем своих соотечествен­ников; я невольно сравнивал этот прием с тем, как встречали англичан непальцы.

Я побывал в стольких местах, что потерял им счет. Я говорил по радио, выступал по телевидению, не успев еще увидеть ни одного телевизионного приемника, да­вал одно интервью за другим. В конце концов у меня просто закружилась голова от бесконечных расспросов о том, что я чувствовал на вершине Эвереста.

– Послушайте, у меня есть предложение, – ска­зал я журналистам. – Следующий раз вы соверши­те восхождение на Эверест, а я буду репортером. Ко­гда вы спуститесь, я спрошу вас тысячу и один раз, как вы себя чувствовали на вершине, и тогда вы бу­дете знать не только, что я чувствовал на Эвересте, но и что чувствую сейчас.

Мы провели в Лондоне шестнадцать дней, кото­рые пролетели, словно сон. Единственной неприят­ностью было то, что Пем Пем заболела вскоре по приезде, и ей пришлось провести все время в боль­нице. Зато Анг Ламу и Нима ходили со мной по­всюду – по театрам, магазинам, достопримечатель­ным местам. Один раз мы попали в увеселительный парк и катались там на американских горах. Они мне очень понравились, напомнив о спуске с горы на лыжах. Но Анг Ламу до того перепугалась, что все время стучала кулаком по моей спине, а когда катанье кон­чилось, воскликнула:

– Ты что, убить меня хочешь?!

Как и положено женщине, она лучше всего чув­ствовала себя в магазинах, и скоро у нас набралось немало вещей, которые предстояло везти в Индию. К тому же люди постоянно делали нам подарки. Я высоко ценил их доброту, однако считал, что нам не следует брать слишком много.

– Почему? – удивлялись Анг Ламу и Нима.

– Потому что это нехорошо, – отвечал я.

И начиналась семейная ссора. Помню, как мы зашли однажды в фотомагазин и хозяин предложил нам в подарок аппараты по нашему выбору. Нима не­медленно отобрала себе дорогой «Роллейфлекс», но тут вмешался я:

– Нет, нет, так не годится. Возьми что-нибудь по­проще.

Впоследствии, уже в Дарджилинге, она сказала моему другу Митре:

– Папа поскупился, не захотел, чтобы у меня был хороший аппарат.

Тогда я возразил:

– Не я поскупился, а ты пожадничала. В том-то и вся беда с вами, женщинами, вы всегда страдаете жадностью.

Полковник Хант пригласил нас к себе в деревню. Мы охотно поехали бы к нему, но не сочли возмож­ным оставлять Лондон, пока не выздоровела Пем Пем; зато мы дважды побывали у жившего побли­зости майора Уайли. Я повидал много старых дру­зей, в том числе Эрика Шиптона и Хью Раттледжа, с которым мы поговорили всласть о прошлом. Меня глубоко тронул доктор Н. Д. Джекоб, тот самый, ко­торый так тепло отнесся ко мне в Читрале в годы войны, – он проехал около восьмисот километров, чтобы повидаться со мной.

За всем этим время проходило очень быстро. По­рой, когда мне не нужно было встречаться с людьми или куда-то ехать, я отправлялся гулять по улицам Лондона. Эти прогулки доставляли мне громадное удовольствие. При этом я переодевался в европейскую одежду, чтобы меня не узнали, и иногда это удавалось. Для официальных целей я обычно надевал индийский костюм, пользуясь тем, что дал мне Неру в Нью-Дели.

Немного спустя в город стали съезжаться другие участники экспедиции, и, наконец, произошло самое выдающееся событие за все пребывание в Лондоне – представление королеве. Все улицы на пути в Бакингемский дворец были переполнены людьми; большое впечатление произвела на меня дворцовая охрана в красных мундирах и высоких меховых шапках. Пе­ред представлением королеве был подан чай под от­крытым небом, причем и здесь собралось множество людей, так много, что я боялся быть раздавленным. Но тут же я подумал: «Нет, мне грех жаловаться. Я хоть худой, а вот каково приходится бедной Анг Ламу?»

После чая нас провели в большой зал во дворце, где мы увидели королеву и герцога Эдинбургского. Здесь находились все члены экспедиции и их родные; королева и герцог вручили нам награды и знаки отли­чия. Затем подали освежающие напитки, и на секунду я было подумал, что опять очутился на Эвересте, пото­му что нам предложили… лимонад! Королева была очень приветлива и внимательна, расспрашивала ме­ня о восхождении, о других экспедициях, в которых я участвовал. Полковник Хант стал было переводить для меня, но тут я обнаружил, что сам достаточно хо­рошо понимаю и отвечаю по-английски, и это, разу­меется, очень меня порадовало.

После приема состоялся мужской обед, даваемый герцогом, причем мы были при всех наградах. Затем последовал еще прием. И завтра и послезавтра все про­должались приемы, большинство из которых давалось различными послами. Настал момент, когда вся моя жизнь казалась одним сплошным приемом, и я не­вольно подумал: «Что было бы со мной, если бы все это время я пил не чай и лимонад, а чанг?»

Но вот настало время прощаться с Лондоном. Хант, Уайли и многие другие пришли проводить нас, и вся­кий мог видеть, что между нами нет никакой неприязни. Англичане приняли меня замечательно. Англий­ские восходители, мои друзья, были прекрасными людьми. Несмотря на мелкие недоразумения и усилия людей, которые пытались раздуть их, мы провели большую и успешную экспедицию. И если полковник Хант когда-нибудь снова возглавит экспедицию в Ги­малаи, он убедится, что я готов всячески помочь ему, хотя бы и не смог сам пойти с ним.