Крестоносцы. Полная история - Джонс Дэн

Салах ад-Дин ибн Айюб родился то ли в 1137, то ли в 1138 году в крепости Тикрит, что расположена в 180 километрах от Багдада вверх по течению Тигра[518]. Его отец-курд, брат Ширкуха Айюб, происходил из древнего армянского города Двин. Ибн аль-Каланиси описывал его как «человека рассудительного, разумного и знающего»[519]. Айюб поставил свои таланты на службу сельджукскому султану, а позже — Занги и Нур ад-Дину. Сыновей — Шахин-шаха, Туран-шаха, Саладина, аль-Адиля (Сайф ад-Дина, или Сафадина), Бури и Тугтегина — он растил в Мосуле и Баальбеке, где был наместником. Со временем Айюб занял высокое положение в военной иерархии Зангидов, став таким уважаемым человеком, что, как рассказывали, ему одному разрешалось сидеть в присутствии Нур ад-Дина. Он позаботился, чтобы Саладин и его братья росли готовыми к такой же судьбе: уже в юности Саладин был опытным всадником, умелым управителем, обходительным царедворцем и благочестивым мусульманином, который усердно молился и с удовольствием слушал ежедневные чтения Корана и хадисов. В возрасте двадцати с небольшим лет Саладин проявил свои военные таланты, сражаясь в Египте бок о бок с Ширкухом и другими членами будущего клана Айюбидов, в том числе с отцом Айюбом и братом Сафадином. О его растущей славе говорит тот факт, что в 1167 году ему доверили оборону Александрии от Амори Иерусалимского.

Выдающимся достижениям Саладина и его природному таланту к саморекламе мы обязаны массой ярких, в высшей степени однобоких литературных портретов, сделанных при его жизни. Самый льстивый из них принадлежит перу правоведа и историка из Мосула Бахауддина ибн Шаддада, который в конце 1180-х годов поступил на службу к Саладину войсковым судьей (кади) и написал головокружительно героическую биографию своего господина, когда тот был уже на вершине власти. Книга Ибн Шаддада, озаглавленная «Необычайная и славная история Саладина», предназначалась для услаждения слуха главного героя. Саладин в ней превозносился как моджахед: бич, избранный Аллахом, чтобы наказать гнусных франков. В длинном хвалебном гимне, с которого начинается его труд, Ибн Шаддад воспевает личные достоинства Саладина, который якобы был безукоризненно благочестив, щедр и строго соблюдал пост в Рамадан; еще он был нечеловечески трудолюбивым, добрым к детям, «справедливым, милостивым, сострадательным и готовым прийти на помощь слабым против сильных»{121}, а также абсолютно бесстрашным. «Султан был храбрейшим из храбрых; его отличали сила духа, мужественный характер и бесстрашие, — писал Ибн Шаддад. — Я ни разу не слышал, чтобы он выражал тревогу по поводу численности или силы врага»[520]. Но прежде всего Саладин был воплощением праведного воина Аллаха:

Совершать подвиг во имя Аллаха стало для него настоящей страстью; все сердце его было подчинено этому делу, которому он отдавался и душой, и телом. Он не говорил ни о чем ином; все его мысли были поглощены тем, как проявить усердие на пути Аллаха; все помыслы были связаны с его воинами. Он выказывал всяческое почтение к тем, кто говорил об усердии на пути Аллаха и вдохновлял народ на это[521].

Отделить факты биографии Саладина от слащавых панегириков, составленных Ибн Шаддадом и ему подобными (прочими проайюбидскими авторами, в том числе персидским ученым Имадуддином аль-Исфахани, секретарем канцелярии Саладина, и жившим позже автором из Дамаска по имени Абу Шама), нелегко. Безусловно, в 1180-х годах, когда писал Ибн Шаддад, Саладин действительно наносил по крестоносцам удары невиданной силы, как никто другой до него. В то время даже христианам, свидетелям событий, он казался воплощением божественного гнева, призванным «в неистовстве истребить упрямый народ» Утремера[522]. Однако трезвомыслящим исследователям его биографии несложно разглядеть противоречивую реальность. Саладин воевал с другими мусульманами-суннитами уж точно не реже, чем с христианами. Он проигрывал битвы и побеждал в них примерно с одинаковой частотой, а построенная им империя распалась, не прошло и двух десятилетий с его смерти. Человек никогда не бывает похож на легенду о нем. И, конечно, в 1170-х годах, когда Саладин и Айюбиды обдумывали планы разгрома фатимидского Египта и свой путь к вершинам власти, картина происходящего — а также репутация Саладина как непревзойденного борца с крестоносцами — была не настолько однозначной.

Поначалу Нур ад-Дин позволял Саладину творить в Египте почти все, что вздумается. Он не протестовал, когда летом 1169 года визирь вступил в борьбу с каирскими группировками, угрожавшими его власти: организовал убийство управляющего дворца Мутамина аль-Килафа, а затем жестоко подавил бунт пятидесятитысячного суданского корпуса, устроив чудовищную двухдневную бойню, после которой здания стояли черные от греческого огня, а вороны пировали над трупами[523]. Осенью 1169 года, когда Айюбиды обороняли Дамьетту от объединенной атаки франкской армии и византийского военного флота, Нур ад-Дин отправил своих солдат в помощь Саладину. В 1171 году, когда новости о смерти аль-Адида достигли Багдада, народ, ликуя, танцевал на улицах. Халиф, обрадованный кончиной соперника-еретика, послал Нур ад-Дину и Саладину черные знамена Аббасидов, которые должны были украсить праздник, и письма с преувеличенными благодарностями. Аль-Мустади, вне всякого сомнения, был бы счастлив узнать, что с тех пор, как два с половиной года назад Саладин стал визирем, он удвоил свою приверженность религиозным нормам, отказался от вина и стал более аскетичен в одежде.

В тот момент Нур ад-Дин, считавший себя единоличным гарантом власти Саладина, высокомерно хвастал, что «турецкие стрелы — единственная защита от франкских копий»[524]. Но по мере того, как в начале 1170-х годов Саладин укреплял свое положение в Каире — избавившись от халифа Фатимида, отправляя наместников вроде Каракуша на Верхний Нил, в Йемен, Ифрикию и Магриб, чтобы взять под контроль транссахарскую работорговлю и маршруты караванов с золотом, соблазняя народ Каира снижением налогов и покупая лояльность реформированной египетской армии щедрыми земельными подарками (икта), которые он раздавал и эмирам, и солдатам, — выскочка-курд все сильнее тревожил Нур ад-Дина[525]. Саладин тоже не знал покоя: чем больше власти он забирал, тем больше боялся ее лишиться.

Недоверие, которое Нур ад-Дин и Саладин питали друг к другу, вышло на поверхность через несколько месяцев после смерти фатимидского халифа аль-Адида, когда Саладин сорвал объединенное нападение сирийских и айюбидских сил на позиции франков в южной Палестине. Он вдруг понял, что завоевания в Иерусалимском королевстве в конечном итоге приблизят его к сухопутной границе с сирийскими территориями Нур ад-Дина. Ему выгоднее, решил Саладин, сохранять франкскую буферную зону между Египом и Сирией до тех пор, пока он не будет полностью уверен, что сам может решать, повиноваться ли ему приказам Нур ад-Дина или игнорировать их[526]. Преданный воин Аллаха и закоренелый враг христиан вряд ли стал бы так поступать. Не похоже это, если уж на то пошло, и на действия человека, который ставит служение идее единства ислама выше собственных политических амбиций.

15 мая 1174 года в Дамаске скончался Нур ад-Дин: после напряженной игры в поло атабек слег с лихорадкой и наотрез отказался от кровопускания, на котором настаивали его доктора. В стихах на смерть Нур ад-Дина, сочиненных Имадуддином, его кончина называется катастрофой для ислама: «Вера погрузилась во тьму, ибо светоч его погас… Да оплачет ислам заступника народа, а Сирия — хранителя государства и его границ»[527]. Саладин же уподобил уход Нур ад-Дина «толчку землетрясения»: особенно проникновенное сравнение, поскольку всего четырьмя годами ранее большая часть Сирии серьезно пострадала от одного из крупнейших сейсмических событий в истории региона[528]. Перед нами, конечно, типичный надгробный панегирик, но в нем есть и большая доля истины. Нур ад-Дин действительно был безупречно благочестив. Ему почти в одиночку удалось превратить войну с франками в джихад. Он правил двадцать восемь лет и сделал больше, чем кто-либо другой, для укрепления единства и военной славы мусульман Святой земли. Даже Гийому Тирскому не удалось обесценить достижения или очернить характер Нур ад-Дина. Превзойти его было непросто. Но при всех его добродетелях ничто человеческое Нур ад-Дину не было чуждо. А когда он отошел в мир иной, наследовал ему одиннадцатилетний сын ас-Салих, что поставило под вопрос будущее империи.