Крестоносцы. Полная история - Джонс Дэн

В декабре 1168 года огромная армия под командованием Ширкуха и Юсуфа ибн Айюба вторглась в египетские земли, обошла Амори с фланга и подступила к Каиру. Поначалу король крестоносцев хотел встретиться с Ширкухом и Ибн Айюбом в бою. Но прямо на Рождество разведка доложила ему о чудовищных размерах сирийской армии. Амори пришел как завоеватель, но вместо того, чтобы настоять на своем и нанести по противнику решительный удар, позволил обмануть себя пустыми обещаниями. Надеяться на помощь Шавара он более не мог, а народ Каира если и взбунтовался бы, то уж точно не в поддержку армии неверных, а скорее в пользу армии, состоящей преимущественно из мусульман, неважно, сунниты они или нет. Король внезапно понял, что миллиона динаров ему не видать и что «турки близко, и нам пора уходить»[510]. 2 января его армия уже маршировала домой в Иерусалим.

Ширкух, забравшись глубоко в Египет, причем уже не в первый раз, вел дело к развязке. После ухода франков он разбил лагерь у Каира и первые две недели января посвятил дружеским встречам с Шаваром, обсуждая с ним планы по стабилизации ситуации в государстве. Тон их бесед был неизменно любезным и задушевным: Ширкух сохранял невозмутимость, пока Шавар лавировал, пытаясь уклониться от обещания отдать Нур ад-Дину треть государственных доходов Египта. Но 18 января, когда Шавар явился в лагерь Ширкуха, чтобы продолжить переговоры, его встретили верхом на конях Юсуф ибн Айюб и эмир по имени Изз ад-Дин Журдик. Они предложили ему прокатиться, а потом стянули с седла и связали. Удача Шавара, которую он столько лет испытывал на прочность, наконец, изменила ему. Голову ему отрубили в тот же день и по приказу Ширкуха доставили в роскошный дворец халифа, где преподнесли лично юному аль-Адиду, сидевшему за все теми же жемчужно-золотыми занавесями. В благодарность халиф послал Ширкуху комплект визирских мантий. Тем временем за стенами дворца чернь по кирпичику разносила дом Шавара. Королю Иерусалима Амори оставалось лишь подсчитывать цену своих ошибок. «О слепая алчность людей, худшее из преступлений! — причитал Гийом Тирский. — О злостное сумасшествие неутолимого и жадного сердца!»[511] В борьбе за Египет была поставлена жирная точка: игра по-крупному завершилась в пользу Нур ад-Дина и его курдских протеже. Самим своим возникновением и процветанием государства крестоносцев были обязаны религиозному и политическому расколу исламского Ближнего Востока между суннитами и шиитами, Сирией и Египтом. Теперь же ничто не препятствовало появлению единого лидера, способного объединить Сирию и Египет под властью суннитов и под знаменами джихада: идеологии священной войны, столь же мощной и, вероятно, даже более устойчивой, чем христианская идеология Крестовых походов.

Плодами своей победы Ширкух наслаждался недолго. На посту визиря фатимидского Египта он пробыл меньше любого из своих предшественников — бен Руззика, Шавара и Дирхама. 22 марта 1169 года, всего через два месяца и пять дней после взятия Каира, на Ширкуха напал один из свойственных ему приступов обжорства, и он принялся набивать брюхо жирным мясом. Чаще всего после таких приступов Ширкух страдал хроническим несварением, но в этот раз он повредил нарыв в глотке — инфицированный паратонзиллярный абсцесс, — последствия чего его и прикончили. Похоже, Аллах не жаловал обжор и чревоугодников. «А когда же они обрадовались дарованному, мы внезапно подвергли их наказанию», — писал Ибн аль-Асир, цитируя Коран[512]. Ширкух покинул этот мир внезапно, но не сказать, чтобы совершенно уж неожиданно.

Он оставил по себе неоднозначное наследие. Ширкух помог поставить на колени одну из величайших мусульманских империй, нанес сокрушительный удар по безопасности Иерусалимского королевства, попутно прославив имя Нур ад-Дина. Но что самое важное, именно он вывел на сцену человека, чьи подвиги и слава как среди мусульман, так и среди крестоносцев затмят имя Занги, Нур ад-Дина и самого Ширкуха, вместе взятых. Этим человеком был его племянник, курдский эмир Юсуф ибн Айюб, который вскоре станет султаном Египта и Сирии, истребителем Фатимидов, заклятым врагом Зангидов, бичом франков и почти единственной целью многих тысяч личных крестовых походов. Его имя отбросит зловещую тень над столетием и сохранится в памяти многих поколений — и после того, как деяния его померкнут в веках. Юсуф ибн Айюб прославится под прозвищем Салах ад-Дин, что значит «благочестие веры», а в историю и в легенды он войдет как Саладин.

Глава 18. По грехам нашим

Теперь же все соседние нам страны… соединились в руках одного…

Аль-Адид, последний из фатимидских халифов, за десять дней умер дважды. В первый раз — 3 сентября 1171 года во время пятничной молитвы в Каирской мечети. Каждую пятницу, по сложившейся в исламе традиции, имам поднимался на минбар и читал проповедь под названием хутба, в которой возносил хвалу Аллаху и благословение Пророку, обращался к пастве с духовным посланием и молился за действующего халифа. Но 3 сентября в Каире этот ритуал был грубо нарушен. Не дав имаму начать, персидский гость по имени Мухаммад ибн Муваффак — больше известный как «ученый эмир» — взошел по ступеням минбара и вознес свою собственную молитву, благословляя имя человека, которого считал законным халифом[513]. Это должен был быть аль-Адид. Но вместо его имени ученый эмир произнес имя аль-Мустади, багдадского халифа из рода Аббасидов.

Впервые за почти двести лет вместо имени халифа шиита-исмаилита с минбара прозвучало имя халифа-суннита, и случившееся должно было потрясти Египет до основания, потому что право быть названным на пятничной молитве (как и право чеканить монеты) считалось исключительной привилегией халифа как главы государства. Назвать другое имя было больше, чем святотатством, — это была измена. Но когда 3 сентября вместо имени Фатимида прозвучало имя Аббасида, собравшиеся правоверные и слова не сказали. «Никто не выразил неодобрения», — записал Ибн аль-Асир[514]. Поэтому в следующую пятницу, 10 сентября, визирь Египта Саладин приказал провозгласить хутбу за аль-Мустади во всех мечетях Каира. И снова, написал Ибн аль-Асир, «две козы не сшиблись из-за этого рогами»{120}[515]. Еще неделей позже имя аль-Адида исчезло из хутб во всех мечетях Египта. Повсюду имамы благославляли имя Аббасида, жившего в Багдаде, в 1300 километрах от Каира. По идее аль-Адид должен был быть вне себя от ярости и негодования. Но к тому времени ему уже было все равно. 13 сентября в результате короткой, тяжелой — и, как шептались, очень своевременной — болезни аль-Адид умер, не дожив десяти дней до своего двадцать первого дня рождения[516]. Таким образом, физическая смерть халифа совпала с его же правовой кончиной, а вместе с ним подошла к концу и власть Фатимидов в Египте.

После смерти аль-Адида Саладин и один из его командиров, эмир по имени Каракуш, собрали семью аль-Адида во дворце халифа. Старшему сыну аль-Адида Дауду они сказали, что из-за того, что отец его умер, не назначив его официально преемником, он не может унаследовать трон. Дауда и всех его родственников мужского пола поместили под пожизненный домашний арест, полностью изолировав от женщин во избежание появления на свет сыновей. Личных слуг и рабов семьи уволили или перепродали. Саладин осмотрел сокровищницу халифа, подивившись сосудам, полным гигантских жемчужин и рубинов, великолепным эфесам, усыпанным изумрудами, археологическим диковинкам вроде огромного ребра, принадлежавшего какому-то давно вымершему морскому исполину, и лечебному барабану, отворявшему запертые ветры, — будто бы он заставлял любого, кто его слышал, эти ветры испускать[517]. Визирь провел курдских и сирийских солдат маршем по улицам Каира, стремясь погасить народное недовольство, которое могли бы спровоцировать похороны аль-Адида. Сам он скорбел публично и демонстративно. А затем продолжил работу, которая велась уже два года: принялся вычищать сторонников Фатимидов из египетской армии и чиновничества и превращать Египет в плацдарм для дерзкой кампании по завоеванию Святой земли и всего, что ее окружало.