Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект - Виктор Александрович Зубачевский

вопреки запрету сената на данцигский рейд прибыл польский эсминец «Вихрь» якобы для приветствия английских военных судов, находившихся в Данциге по приглашению верховного комиссара Лиги наций в Данциге Гравины. Пилсудский приказал в случае нападения на эсминец или «оскорбления польского флага бомбардировать ближайшие официальные здания»[1001]. Об этой возможности был уведомлен данцигский сенат. В то же время польская сторона дала понять, что в отношениях с Германией ориентируется не на военный конфликт, а на мирное соглашение. Но столь своеобразное польское предложение германское правительство не приняло.

Провокация «Вихря» прошла без инцидентов, дело ограничилось протестами в германской печати, недовольством германской дипломатии и осуждением со стороны Лиги наций. В свою очередь, визит германских военных кораблей в Данциг стал поводом для многочисленных националистических манифестаций, подвергся критике в польской печати, но тоже прошел без серьёзных инцидентов[1002].

Новая фаза германо-польских отношений была связана с формированием 1 июня 1932 г. кабинета Ф. фон Папена, заявившего о необходимости «мирно и по частям пересмотреть Версальский договор», после чего можно установить с Польшей «терпимый модус вивенди». Новый кабинет, представлявший известную антипольскими настроениями коалицию юнкеров и генералов, отменил 16 июня формальный запрет на деятельность СА и СС. Германию захлестнула волна реваншизма. 28 июня 1932 г., в 13-ю годовщину подписания Версальского договора, состоялась совместная демонстрация националистов и гитлеровцев, на которой выступил заместитель Гитлера по вопросам «духовной и идеологической подготовки» членов НСДАП А. Розенберг, потребовавший возвратить Германии Данциг и другие «отторгнутые территории» на Востоке. Аналогичные требования выдвигались в Данциге. Польские протесты остались без последствий[1003].

Ситуация, сложившаяся в польско-германских отношениях во второй половине 1932 г., обусловила близость интересов Советского Союза и Польши, заинтересованных в противодействии планам германской экспансии и диктату западных держав в международных вопросах. Член коллегии НКВД СССР Б.С. Стомоняков в письме полпреду в Польше В.А. Антонову-Овсеенко от 7 мая 1932 г. отмечал, что обострение германо-польских отношений и кризис в польско-французских отношениях ускоряют заключение советско-польского пакта о ненападении[1004]. Но и после его подписания (25 июля 1932 г.) Пилсудский, по словам польского вице-министра иностранных дел Бека, «трактовал пакт о ненападении с СССР скорее как важную политическую декларацию, а не как юридический инструмент»[1005]. Смысл пакта, по мнению польских правящих кругов, состоял в тактическом укреплении позиций Польши в её отношениях с Германией и западными державами, должен был содействовать разрешению более важных, с точки зрения пилсудчиков, задач.

Вместе с тем мнения о Советском Союзе в польской печати высказывались разные. Московский корреспондент Польского телеграфного агентства Отмар в передовой статье, которую 6 ноября 1932 г. напечатала «Gazeta Polska», писал, как сообщали в своем резюме этой публикации сотрудники советского полпредства в Варшаве: 1. Идет «ортодоксализация» русского большевизма, который все менее подходит для экспорта. 2. СССР строит социализм в одной стране, и Исполком Коминтерна (ИККИ) все более затрудняет мирное сотрудничество СССР с другими странами. ИККИ перестает интересовать даже комсомол, «т. к. молодежь сто раз более интересуется успехами доменных печей в Кузнецке или же стрелковыми состязаниями в Красной Армии»[1006]. Газета молодых пилсудчиков «Legion Mlodych» 18 декабря 1932 г. оправдывала польско-советский пакт тем, что «Сталин – это <…> государственный деятель России, а не III Интернационала, и что он ставит интересы своей страны выше всего»[1007].

Однако правящие круги Польши надеялись, что обостряющийся внутриполитический кризис в Германии нейтрализует реваншизм в её внешней политике и будет сформировано новое правительство, которое пойдёт на сближение с Польшей. Выясняя, насколько германские правящие круги склонны к нормализации германо-польских отношений, посланник в Берлине Высоцкий весной 1932 г. после бесед с политиками Германии, несмотря на их отрицательное отношение к соглашению с Польшей, пришёл к заключению, что для германских буржуазных партий более важны вопросы внутриполитической борьбы, а не проблема возврата «потерянных земель». Он сообщил об этом Пилсудскому, который сделал вывод: стоит ожидать не уменьшения «внутренних трудностей Германии, а скорее их увеличения, что естественно ослабит агрессивную силу этого государства во внешнеполитической области»[1008].

2 ноября 1932 г. А. Залесского на посту министра иностранных дел сменил Ю. Бек. Это была не формальная перестановка, а попытка Пилсудского начать преодоление разногласий с Германией.

После формирования в Германии кабинета генерала К. Шлейхера Высоцкий спросил у бывшего рейхсканцлера Папена, «на каких условиях возможно ослабление напряжённости германо-польских отношений без вовлечения в дискуссию тех вопросов, которые связаны с так называемой ревизионистской политикой Германии в отношении Польши». Папен считал необходимым предварительное урегулирование проблемы Коридора, но добавил, что это вопрос «меньшего значения в сравнении с грозящей Европе опасностью социального переворота <…>. Большевизм грозит не только Германии, но и Польше». В Варшаве восприняли эти слова как свидетельство заинтересованности германского руководства в урегулировании на антисоветской основе германо-польских разногласий. В ходе новой беседы Папен сказал Высоцкому, что благоприятным обстоятельством для урегулирования спорных вопросов германо-польских отношений является то, что во главе Германии и Польши стоят Гинденбург и Пилсудский, которые могут договориться «как солдат с солдатом», «без парламента, а может, даже вопреки ему». Встречи с Папеном, по мнению Пилсудского и Бека, показали, что окружение Гинденбурга не против германо-польского примирения[1009].

Активность пилсудчиков развивалась на фоне усилившейся в Германии антипольской кампании. В январе 1933 г. в Берлине и Данциге члены НСДАП и «Стальной шлем» (националистический союз бывших фронтовиков мировой войны) организовали массовые антипольские манифестации под лозунгом «Данциг остается немецким»[1010]. Не отрезвил правящие круги Польши и приход к власти гитлеровцев. Напротив, установление нацистской диктатуры в Германии Пилсудский и его ближайшее окружение рассматривали как важную для себя положительную перемену. Польские правящие круги еще в 1932 г. полагали, что утверждение власти нацистов будет длительным процессом, и в их интересах ослабление германо-польской напряжённости[1011]. Газета «Exspress Poranny» писала 24 ноября 1932 г.: «Польша, лишенная до сих пор соответствующих кредитных предложений на международном рынке, нашла бы их скорее в случае прихода к власти правительства Гитлера в Германии». Польша может «с полным спокойствием относиться к возможности триумфа Гитлера»[1012].

Выражением этих взглядов стал прочитанный 18 марта 1933 г. в Познани доклад польского сенатора Т. Кательбаха, в котором он заявил, что в Германии на смену умирающему прусскому национализму, опирающемуся на авторитет Гинденбурга, идет новый национализм. Для австрийца Гитлера главной внешнеполитической задачей является аншлюс, отметил сенатор, и, «может, в скором времени Берлин станет “пограничным городом”, а его место займёт другой город, переименованный в “Гитлербург”?» «Гитлер, – заметил Кательбах, – понимает опасность агрессии против Польши и не пойдет на неё»[1013].

7.2. Начало германо-польского сотрудничества и крах «Восточного Локарно»

Пришедший к власти в январе 1933 г. А. Гитлер воспользовался этим просчётом