Секта-2 - Алексей Колышевский

Он невероятно преобразился с той их первой встречи, когда она с легкой брезгливостью отметила про себя, что в старом его, немощном теле, в этой неизбежной дряхлости почти не движутся уже жизненные соки. Ей показалось тогда, что в нем словно отсутствует кровь, настолько он был бледен и тощ до такой степени, что казался невесомым. Сейчас же на сцене стоял крепкий пожилой мужчина лет семидесяти, с румяным лицом, заметно пополневший, и полнота эта шла ему чрезвычайно. Одет он был превосходно: черная пара (выступающие хрусткие манжеты схвачены серебристыми запонками от модного ювелирного дома), ботинки из окрашенной в черное крокодиловой кожи изумительной выделки и фактуры. Седая копна волос аккуратно уложена – ни следа прежнего хаоса. Борода, окладистая, широкая, словно лопата, и пышная, как свежая белая сдоба, лежала на груди, отливая серебром. И самое главное – руки! Вместо прежних, немощных и худых лапок, схожих с куриными, теперь это были руки здорового человека. Розовая кожа, аккуратные ногти, ни малейшего намека на синие хрупкие вены, узловатые фаланги пальцев и эти неопрятные спутники старости – леопардовые пятна на коже, утратившей за давностью лет и болезнями способность к правильной пигментации.

А вот глаза так и остались прежними холодными голубыми звездами, и взгляд их сейчас, казалось, был направлен в лицо каждого из присутствующих, проникал в душу и мгновенно, ни за что не зацепившись, ибо ничего нового для себя он не видел, отпускал очередного человека, заставляя того расслабиться, перевести дух, словно после длительного погружения без акваланга. Всякий, с кем старик проделывал это, оставался прежним и в то же время был уже не таким, как раньше. Те, кого коснулся его взгляд, выглядели совершенно счастливыми людьми, причем счастливыми хотя и осмысленно, но так, как могут быть счастливы лишь дети, то есть совершенно и без всякой задней мысли. Никто не впадал в истерику, не заливался слезами умиления, не ломал руки, вопя о снисхождении, об особой отметке, полученной от чудесного старика, – это было счастье в покое, в уверенности в себе, в своих силах, в правильности всего, что совершается человеком и что происходит вокруг. Старик одним своим появлением, ни слова еще не сказав, ввел эту изысканную публику в состояние совершенной эйфории счастья и любви. Настя чувствовала себя невероятно хорошо: все мысли ее были чистыми, словно горный поток; казалось, что каждая клеточка организма блаженствовала в лучах этой безграничной радости, душа наслаждалась покоем, ничто не отягощало и не тревожило ее. Законченный циник-материалист, глядя на происходящее со стороны, сказал бы, что все эти люди одновременно употребили какой-то стимулятор, очередное изобретение лукавого, временный преобразователь человеческого сознания, но радость присутствующих, конечно же, не была вызвана действием стимулятора, так как никакому из них не дано передать человеку состояние подобного совершенного счастья. Словно теплая уютная волна накрыла зал, и Настя каким-то очень дальним чувством поняла, что больше всего на свете ей сейчас не хочется, чтобы это теперешнее состояние покинуло ее. И, лишь раз мелькнув, эта мысль вдруг стала расти, увеличиваться в объеме, стремительно вытесняя всю прежнюю, желанную радость, данную этим чудом, этим источником, человеком, стоявшим на сцене, который ровным счетом ничего не делал, а просто, убрав руки за спину, перекатывался с пятки на носок, словно ожидая чего-то.

Мысль о потере счастья пришла одновременно всем, кто находился в зале, и Настя почувствовала, что весь зал, как и она сама, сейчас борется с невыносимой, стремительно разрастающейся внутри сознания безнадежной пустотой. Люди, еще минуту назад выглядевшие совершенно счастливыми, мрачнели, лица их обретали прежнее озабоченное выражение, все возвращалось на круги своя, и вот уже зал был таким, каким в него попала Настя еще до всех этих молниеносных превращений. Все присутствующие выглядели чрезвычайно расстроенными, многие даже плакали – как дети, которых только что жестоко обманули, они готовы были горько и бесконечно рыдать, и тогда старик наконец принялся говорить.

– Как жаль, не правда ли? Как ужасно – вознестись на вершину наслаждения, испытать его с невиданной доселе силой и тут же, допустив пустяковую мысль, никчемный страх, корыстное желание, потерять все и погрузиться в пучину прежних забот еще глубже, потому что теперь вы познали то, что может дать вам каббала. Бесконечное наслаждение. Наслаждение от познания законов природы, именуемой Творцом. От умения многое отдавать и еще больше наполняться. Наслаждение от познания истинной любви, возможной между мужчиной и женщиной лишь так, как возможна она между Творцом и Творением, ведь Творца всегда олицетворяет мужчина, а Творение – это женщина, которой дана невиданной силы связь с природой и дарение ищущей нового тела душе этого самого тела. Наслаждения от осознания своей бесконечной удачи, правильности всех ваших дел, помыслов и поступков, от осознания, что лишь вы правы, лишь вы знаете, что нужно не только вам, но и окружающим вас, а всем им нужна сила каббалы, в которой вы не на секунду не можете сомневаться, ведь это не вера, не религия, а лишь знание об устройстве этого мира. И тот, кто овладеет хотя бы малой частью, начальной каббалой, обретет то невероятное наслаждение, об утрате которого вы вспоминаете теперь с таким искренним сожалением, будто бы я забрал у вас все самое ценное, раздел вас до нитки и пустил голыми по миру. Но я здесь ни при чем. Я лишь показал вам то, к чему следует стремиться, то, зачем нужно изучать каббалу, и то, зачем уже в процессе изучения необходимо распространять ее среди себе подобных, сея свет каббалы там, где никогда прежде не было света. Такова воля Творца, сотворившего свет, управляющего светом и давшего нам каббалу для того, чтобы мы помогли ему утопить всю Землю в этом бесконечном, светлом наслаждении, превыше которого ничего не может быть.

Произнеся эту замысловатую и напыщенную речь, старик уселся за стол, вызвав «бурные, продолжительные аплодисменты», причем сидевший рядом с Настей сенатор, упоенно хлопая, еще и совершенно как в театре кричал что есть мочи «браво».

Старик же, перед которым на стол была поставлена дымящаяся кофейная чашка, сделал глоток и принялся говорить о чем-то, Насте совершенно непонятном, причем, к собственной досаде, она увидела, что вместе со своей непонятливостью находится в абсолютном меньшинстве. Оказалось, что такая вот, к примеру, фраза старика, как «сокращение означает, что малхут мира бесконечности уменьшила свое желание – и исчез свет, потому что нет света без сосуда», да и вообще вся его речь, состоящая из подобной, по мнению Насти, абракадабры, воспринималась слушателями с очевидным заинтересованным вниманием. Было ясно, что все здесь собравшиеся отлично понимают, о чем идет речь, что стариковский мастер-класс для них не более чем еще одна ступень на пути к знанию, которым эти «элитные» люди, судя по всему, всерьез решили овладеть. Из всего, что говорилось, Настя настолько ничего не понимала, что подумала: «Так, должно быть, ощущал себя какой-нибудь строитель той самой Вавилонской башни, вокруг которого вдруг все заговорили на незнакомых языках во время Вавилонского же столпотворения».

Когда же первая, вводная часть выступления закончилась, старик принялся отвечать на вопросы из зала, причем делал это в очень легкой и доступной форме. Под одобрительными взглядами Продана эти ответы Настя тщательно конспектировала, что для нее как для бывшей журналистки было делом привычным. Обобщив смысл сказанного стариком, Настя стала обладательницей следующей информации в ее собственной переработке, снабженной тем, что называется «заметки на полях».

«Согласно каббале, на человека действует шестьсот тридцать одна сила – ровно столько же, сколько действует их в мире вообще, и человек словно лежит на сетке, сплетенной из этих сил, или барахтается в них, как в паутине. На уровне этих сил, не опускаясь в наш низший мир, где царит сплошной материализм, изучает законы мироздания каббала, и благодаря этому она еще много тысяч лет назад знала ответы на множество вопросов, к которым современные науки только подбираются. То, что под силу каббале, можно перечислять сутками напролет, так и не достигнув предела, ибо каббале под силу вещи, как понятные обыкновенному человеку, или профану, так и скрытые от него за непроницаемой стеной, отделяющей мир профанов от других миров, вход в которые для каббалиста открыт круглый год.

Мир профанов – это их личные, полученные благодаря пяти органам чувств ощущения. Так видит мир обычный человек, говоря, что снег холодный, асфальт серый, трава зеленая, а мозоль на пятке замучила сверх всякой меры. Совершенно иначе видят мир, например, животные, и все это оттого, что звериные органы чувств отличаются от человеческих своим качеством и количеством. Зверье имеет другой нюх, иной уровень слуха и совершенно отличный от человеческого вкус, но самое главное – душой животное не обладает, душа есть только у человека, и, развивая ее благодаря занятиям каббалой, человек перестает быть профаном и попадает в духовный мир, откуда глядит на мир низший, на мир, в котором мы живем, со стороны и совершенно беспристрастным взглядом. Взглядом бога.