Секта-2 - Алексей Колышевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После небольшой паузы Игорь продолжил:
– Чтобы наконец покончить с вопросом об отношениях каббалы и философии, мне остается добавить, а отчасти и повторить, что, по мнению каббалистов, философия – это всего лишь учение, которое пытаются развить люди из своих фантазий в отрыве от действительности. Философ, берущий стакан и рассуждающий о том, какой он еще может быть формы и есть ли он вообще, вызывает у каббалиста насмешку, хотя сам каббалист весьма охотно занимается тем же самым и отнюдь не называет это занятие «философствованием». На своих фантазиях, по мнению каббалы, жалкий философ пытается не только построить теорию, но и заново обратить свои фантазии в материю, воплотив ее в нашем мире. И вот тут кроется ошибка, и это ошибка всех прогнозов человечества и всей философии, которая загоняет нас в тупик. Поэтому каббала никогда не отрывается от материи, от того, что точно находится перед каббалистом, от того, что он ощущает. Философия для каббалиста ничего не значит еще и потому, что в ней, по его мнению, нет ничего, основанного на четком опыте, и все философы делают выводы, как им только заблагорассудится. И сегодня, среди окончательного и милого сердцу всякого каббалиста тотального разгула пошлейшего бескультурья, философскому подходу наступает конец. Само слово «философствовать» означает пустое, никчемное занятие. Каббала еще много тысяч лет назад вступила в борьбу с философией и предсказала, что все наши проблемы – войны, революции и тому подобное – происходят из-за того, что мы занимаемся не только материей, но и отвлеченной, выдуманной формой. Не стоит думать, что каббалисты – мирные парни и могут защищать свои убеждения лишь на открытых научных диспутах, никому, кроме них самих, не интересных. Через масонские ложи, тайно, исподтишка, интригуя, стравливая, лавируя, как скользкие угри, каббалисты всегда добиваются своего. Результат их ненависти к философии сегодня известен всем и каждому. Около двух тысяч лет назад они, полные бессилия перед величием некоего философа, сына Гиркана-плотника и горянки Мирры, распяли его на Лысой горе и тем обрекли целый народ на бесконечные скитания. И в то же самое время каббалисты философствуют на тему того, что было бы, если бы у человека вместо рук были, скажем, щупальца, а вместо головы, пардон, заднее место. Как бы он тогда ощущал этот мир? Само собой, имея вместо головы совершенно другое, человек и действительность воспринимал бы абсолютно иначе, но дело даже не в этом. Суть здесь в тех противоречиях, которые возникают между отношением каббалы к философии и ее одновременным обращением к этой самой философии. Здесь все как у отца каббалы – дьявола: запутано, двулико, обманчиво и противоречиво, и вся каббала соткана из постине дьявольских противоречий, взятых в свое время на вооружение не кем иным, как иезуитами: «Одно говорим, другое делаем». Есть здесь и кое-что похлеще, что лишний раз выставляет напоказ дьявольскую гордыню и цинизм каббалистов: «Мы можем философствовать, не называя это философией, нам можно. А все остальные, которых мы называем профанами, – они вообще ничего не могут, кроме отправления естественных надобностей и стремления получить максимальное удовольствие наиболее коротким путем. Их эгоизм, жадность, тупость и незнание всегда будут нам на руку, и совершенно необязательно и даже недопустимо, чтобы среди профанов процветала философия». Раньше таких сжигала инквизиция, и каббала содержалась в тайне. Зато теперь все могут изучать каббалу, тогда как сравнительно недавно это было просто невозможно себе представить. Но вернемся к сути каббалы, вскроем этот красивый, усыпанный непонятными для профанов символами ларец, вскроем его грубо, нежданно-негаданно, сломав замок, пока никто этого не видит, иначе нам не поздоровится и каббалисты сотворят с нами нечто ужасное – примерно то же, что сделал величайший каббалист-волшебник Лив бен Бецалель с помощью великого слова, переданного каббалистам по цепочке еще от Моисея. Бен Бецалель создал Голема – гигантское и безжалостное существо из глины, монстра-убийцу, который после каждого своего преступления обращался в пыль, и никто не мог напасть на его след, так же как никто и никогда не найдет тех, кого каббалисты подошлют к нам, если мы не будем вести себя с предельным вниманием и осторожностью.
– Выходит, что у каббалиста и душа какая-то своя, особенная, обладающая невероятными свойствами? – робко спросила Настя.
Игорь, проигнорировав ее вопрос, демонстративно поглядел на часы и вздохнул:
– Увы, первый урок подошел к концу, а равно и наша встреча. Мне пора, меня ждут в Москве дела такой важности, что никак нельзя опаздывать. Вам тоже нечего здесь засиживаться. Ваш вчерашний знакомый отбыл отсюда еще рано утром, а без него и без меня находиться даже за этим забором смертельно опасно. В гнилых домах встречаются далеко не такие безобидно царапающие твари. – Он выразительно посмотрел на Рому. – Так что счастливого пути. Полагаю, что мы еще встретимся. Скажите, вам понравился мой рассказ? Интересно? Вам хотелось бы идти дальше?
– Очень! – ответили они ему одновременно.
– Тогда по возвращении вас обоих ждет много интересного. Адьос!
И не успела Настя пригласить его третьим в свой автомобиль, как Игорь стал медленно, на глазах таять и спустя короткое время полностью исчез. Впрочем, не прошло и секунды с момента его исчезновения, как он вновь, теперь уже резко появился и обратился к окончательно пораженным молодым людям:
– Вот, кстати, пример того, чего может достичь человек, долгое время практикующий каббалу. Путешествовать на любые расстояния, используя иные измерения. Это вам от меня в качестве непреодолимого искушения. До встречи в академии каббалы, Настя. И вы тоже, молодой человек. Вам, кстати, не мешало бы над манерами поработать. Все. Теперь совсем ушел.
IIIОбратно ехали молча, и Рома выглядел очень подавленным. Он вел машину так, словно недавно закончил автошколу, и пару раз создал аварийные ситуации, сопроводжаемые визгом чужих тормозов, клаксонной истерикой, матерщиной… Насте было стыдно перед ним, ведь что ни говори, а получается, что она его провела, заманив в эту чертову дыру, а реакция ее при виде Гериного трупа вообще не шла ни в какие ворота…
– Настя, – наконец нарушил он свое молчание, – скажи мне начистоту, кого из нас ты любишь? Меня или этого трупака – своего бывшего, душа которого, если верить этому адскому человеку, поселилась во мне?
– А ты ему не веришь?
Рома вздохнул:
– И хотел бы не верить, но теперь уж ничего не получится. Я в детстве читал книжку про голову профессора Доуэля. Там бабе одной, погибшей в автокатастрофе, пришили чужое тело прямо к голове, так она не верила, что с ней такое могло произойти. Я сейчас себя чувствую, как та баба, и понимаю, что все это правда.
– Рома, я не стану тебя обманывать, я не скользкая и хладнокровная лживая гадина, я обыкновенная честная русская женщина из хорошей семьи, с немного искривленной линией жизни. Я люблю в тебе Кленовского, своего бывшего мужа, но я люблю и тебя, ведь вы так с ним похожи. Ваши судьбы словно шли до поры до времени параллельно. Да, он разбередил спокойное болото, в котором я сидела, словно никому не нужная царевна-лягушка, но я безумно благодарна ему за это. Не будь его, не было бы и сочности в моей жизни, была бы она похожа на засохшее пирожное. Поэтому я на твой вопрос ответить однозначно не в состоянии. Ты ревнуешь меня к прошлому? Тогда скажи, а ты-то меня любишь?
– Я люблю, – очень твердо ответил он. – Мне кажется, что мы с тобой знакомы всю жизнь. Хотя я теперь и не знаю – это я тебя люблю или тот, кто во мне живет.
– Тем более надо сделать все, чтобы достать это копье и в конце концов стать каждому самим собой! Если, конечно… – Настю посетила какая-то неожиданная мысль, и она замерла на полуслове.
– Что «конечно»? Ты имеешь в виду, «если все это не часть какой-то очень большой игры, затеянной взрослыми пацанами»?
– Вот именно, – вздохнула Настя. – Но ведь у нас этот шанс единственный. Нельзя одному человеку жить с двумя душами.
– Нельзя. У меня порой такое чувство, что меня вот-вот разорвет пополам. Хотя мне иногда очень хочется забросить все к чертовой матери, и пусть оно катится, куда захочет. Не знаю, стоит ли ввязываться в это дело или послать все подальше и продолжать жить, как жил. Деньги же есть. Получается, что это твоего бывшего деньги. Нам с тобой хватит надолго, хотя, – пустился Рома в рассуждения, – смотря как тратить. Если, к примеру, по сто тысяч долларов в год, то хватит лет на…
– Да замолчи ты! Что за монолог рожденного ползать, который не может летать? У нас с тобой есть шанс начать совершенно другую жизнь. В ней вообще о деньгах не нужно будет думать! По-твоему, я не права? Пойми же, что я просто хочу помочь. Мне почти так же тяжело, но я не сижу дома и не пропиваю себя, оплакивая миражи былого. Мираж не в силах стать чем-то осязаемым, во всяком случае до тех пор, пока ты ничего не будешь знать о духовном мире и не научишься уходить в него всякий раз по собственному желанию. Меня безумно увлекает идея узнать про окружающий мир столько, сколько в состоянии будет вместить моя черепная коробка. Так что я собираюсь заняться каббалой всерьез и предлагаю тебе последовать за мной. Ты согласен?