Корнеслов - Дмитрий Вилорьевич Шелег

Латинское obstaculum по составу – противостояние, а по смыслу – препятствие.

Но и препятствие, и препинание оба происходят от препинаю, а препинание не может быть ничем другим, как противостоянием. Хоть нам и кажется, что мы различаемся с латинцем, выражая одно и то же понятие разными словами obstaculum и препятствие, но когда две мысли соединяются в одну, то есть в двух языках означают один и тот же предмет, то эти две мысли должны иметь какое-нибудь сходство или связь. Потому что без этого не могли бы соединяться в том предмете.

Antistitium по составу – предстояние, а по смыслу – преимущество: ставить «на перед» есть не что иное, как отдавать первенство или преимущество.

Existere – по составу наше неупотребительное из-стоять, а по смыслу – существовать. Потому что стоять иногда означает жить, пребывать. Глагол existere сокращен из ex-sistere выпуском буквы s, а предлог ех соответствует нашему из или от. И мы часто говорим «где ты стоишь» вместо живешь, пребываешь. Следовательно, латинское изстоять или existere говорит «пребывать от некоего начала». А пребывание от некоего начала, или по латинскому составу existentia, или изстояние, есть не что иное, как существование.

Таким образом, всякое иноземное слово, или большинство из них, не будут для нас чужды. Мы можем разуметь их не по сказанию от учителя или отысканию в словаре, но по разуму, заключающемуся в их корне.

Мы будем знать, что таких слов не счесть: стат или штат, статуя, статут, конституция, институт, станция, инстанция не составляют никакого преимущества тех языков пред нашим.

Заговор по-французски и по-английски – complot. Их частица com соответствует нашему предлогу со. Это видеть можно из многих слов: combiner, comagnon, composition, что по-нашему будет: сочетать, сотоварищ, сочинение. Корень же plot – это наш плот, как в словах сплотить, плотина, плотно. Итак, если составить слово соплот, то оно будет значить то же, что их complot – наше заговор, то есть соединение, совокупление, как бы сплочение многих вместе.

Один язык производит от общего корня две и более ветвей, а другой – ни одной. Латинец, например, выражает нашу ветвь стоять двумя единокоренными ветвями stare и sistere. Отсюда двоякие ветви constare и consistere, и обе значат состоять, но первая больше в смысле сопребывать – adstare и adsistere. Эти слова слышатся как assistere, что дает слово пристоять или стоять при ком-то.

Тихомир догадался:

– Можно понимать слово assistere как помогать. А отсюда – ассистент.

Тимофей усмехнулся:

– Теперь вдумайтесь. В нашем языке, а значит, и в жизни, кругом иноземные, стоящие надсмотрщиками ассистенты вытесняют родных помощников-соработников.

Тихомир укоризненно покачал головой.

Тимофей помолчал немного и продолжил:

– Француз не имеет родоначального глагола stare – стоять. Он выражает его особым, ему одному свойственным, от иного корня, словом debout. Однако, не имея отца, имеет детей, то есть производные от корня st ветви rester, consister, arreter, а раньше – arrester. Француз не выражает нашего глагола стоять единокоренною с нами ветвью, но стойкость, постоянство, расстояние, стоячую воду называет от нашего корня именами: stabilite, constance, distance, l’eau stagnante.

Тихомир подытожил:

– Каждый народ производит ветви по своим соображениям.

Тимофей кивнул:

– Мы, например, от глагола стоять, означающего неподвижность, стали говорить стыть, стужа, стыд. Латинец употребляет слова от других корней, но имеет и от нашего корня ветви. Например, подобные слова stupor и stupefacto, означающие удивление и ужас, stupiditas – глупость.

От того же самого понятия о стоянии как неподвижности почерпнуты наши стынуть, стыд, хотя значат совсем различное. Но удивление и ужас есть остановка, оцепенение.

Немец выражает это чувство от того же корня словом starren, мы в подобном смысле говорим остолбенеть. Равным образом и в слове stupiditas – глупость – нам скорее представляется стояние, медленность, неподвижность, нежели скорость или проворство.

О глупом человеке не скажут: «быстр, как река», а скажут: «стоит как столб». Латинец точно по такому же соображению о неподвижности мог от своего stare произвести stupiditas, по какому мы от своего стоять произвели стыть.

Тихомир сказал:

– Сходство и различие языков часто понимаются превратно.

Тимофей развел руками:

– Это так. Например, латинское dies и французское jour, что в переводе день, не имеют в буквах ни малейшего сходства, но по происхождению и значению одно и то же слово. Напротив, латинское prosto и русское просто числом букв и выговором одинаковы, но происхождением и значением совершенно различны. Латинское происходит от глагола sto – стою – и значит предстою, а русское – от глагола стру – простираю, единокоренное с латинским sterno.

* * *

Все задумались.

Тимофей немного подождал и продолжил:

– Поиск общих корней поведет нас к познанию как своего, так и чужих языков, откроет существующее между ними родство. Тогда во всяком слове – и своем, и чужом – мы будем видеть мысль, а не простой звук с привязанным к нему неизвестно почему и откуда значением. Тогда вернее утвердятся грамматические правила и точнее станет определяющий язык словарь. Тогда не будем мы в нем одно и то же дерево, из одного корня возникшее, рассекать на многие части, принимая его ветви за корни.

Нет, не станем!

Например, не станем слова стою́ и сто́ю разделять.

В этих глаголах виден переход от одного понятия к другому одним только перенесением ударения. Проследим за ходом мысли. Глагол стать, или стоять, произвел ветви достать, состоять. Первая ветвь означает получить, потому что предлог до показывает приближение, прикосновение к какой-нибудь вещи. Следовательно, коснуться до нее или стать при ней – это то же, что иметь при себе или получить ее. Потому под словом достаток стали понимать получение и обладание многими вещами. Вторая ветвь – состоять – произвела состояние, то есть стояние или пребывание в некотором положении относительно имущества, здоровья, чести. Эта мысль породила новые ветви – достояние, достоинство, из которых под первою стали понимать вещественное, а под второю – нравственное.

Таким образом, глагол стою́, по произведении ветви достоинство, сам, как новая рожденная от нее ветвь, изменился в сто́ю и перешел от понятия о неподвижности к понятию ценности вещей.

Тихомир заметил:

– Рассуждая так, мы могли бы понять, что наше, а что чужое.

Тимофей кивнул:

– Послушайте еще один тому пример. От глагола постановляю произведено слово пост. Подобно тому, как рост от расту, мост от мощу. Получается, коренное понятие глагола постановляю превратилось в ветвенное пост по определению к постановленному или установленному для