Круглый год с литературой. Квартал второй - Геннадий Красухин

Заимствуя образ, Пушкин явно апеллировал к читателю, у которого стихотворение Жуковского было на слуху (оно напечатано незадолго до того, как Пушкин сел писать «Я помню чудное мгновенье…»). Но с другой стороны, этот образ живёт в пушкинском стихотворении и независимо от своего создателя, живёт вместе со стихотворением Пушкина, едва ли не будучи его смысловым центром.

Ведь недаром у женщины, которая олицетворяет для Пушкина «гения чистой красоты», черты – «небесные». Недаром исчезнув, её «мимолётное виденье» лишило жизнь поэта полнокровности, обесценив его существование именно тогда, когда особенно обостряются ощущения прочности или непрочности связи человека с жизнью, с миром, – «в глуши, во мраке заточенья…» В данном случае герою стихотворения пришлось напрягать все свои душевные силы, чтобы выйти из того летаргического состояния, в котором очутился герой «без божества, без вдохновенья / Без слёз, без жизни, без любви».

Но такова великая сила его потребности во всём этом, что он сумел вырваться из порочного круга сумрачности своего существования, сумел прорваться к свету:

Душе настало пробужденье…

Собственно, ради этого и написано стихотворение: пробудившейся душе снова («опять») явилась та, кто олицетворяет собой «гений чистой красоты», воскрешающий для человека «и божество, и вдохновенье, / И жизнь, и слёзы, и любовь». Оцените смысловой ряд некоего катрена, который составили рифмы двух заключительных четверостиший: «пробужденье – виденье – упоенье – вдохновенье». Этот катрен как бы стал итогом стихотворения, его выводом, запечатлев состояние человеческой души, соприкоснувшейся с величайшей ценностью – с «гением чистой красоты»!

Аврора Дюдеван (в девичестве Дюпен) умерла 8 июня 1876 года будучи известной французской писательницей, выступавшей под мужским псевдонимом Жорж Санд (родилась 1 июля 1804-го).

Я читал на пороге детства и юности её роман «Консуэло», и он показался мне сентиментальным.

Значительно позже я прочитал книгу Андре Моруа «Лелия или жизнь Жорж Санд» и устыдился тому, что из-за детских своих впечатлении не захотел читать другие романы французской писательницы, которых оказалось невероятно много. Однако чтение других произведений Жорж Санд у меня, что называется, не пошло. Я не смог дочитать её «Индиану». Не дочитал её роман «Мопра».

Тем не менее, зная, что на родине её почитают и что у нас есть немало её поклонников, склоним головы перед памятью этой писательницы, оказавшейся невероятно плодовитой: одних только романов у неё больше пятидесяти!

9 ИЮНЯ

В 1978 году «Комсомольскую правду» возглавил Валерий Ганичев, комсомольский функционер, о котором все знали, что он член так называемого Русского клуба, могучей организации ксенофобов и антисемитов, действующей тогда полуподпольно под руководством функционеров из ЦК партии. Сейчас, как и положено бывшему комсомольскому работнику, Ганичев – истовый православный, заместитель главы Всемирного Русского Народного Собора (глава – патриарх Кирилл), автор романа или романов о флотоводце Ушакове, которого церковь с подачи Ганичева канонизировала, председатель мрачного Союза писателей России и т. п. А в 78-м Ганичев привёл в «Комсомолку» своих людей в редколлегию, которые занялись выдавливанием оппонентов из газеты.

Так оказались у нас в «Литературной газете» бывшие звёзды «Комсомольской правды» – Юра Рост, Гена Бочаров, Нелли Логинова. Так оказался нашим сотрудником и Юра Щекочихин, – Юрий Петрович Щекочихин, родившийся 9 июня 1950 года.

В «Литературке» он работал в таком же, как и в «Комсомолке», отделе расследования. В перестройку его возглавлял, стал членом редколлегии.

Повторяю, Щекочихин и в «Комсомолке» был звездой, но именно у нас он в одно прекрасное утро проснулся знаменитым на всю страну.

Это случилось в 1988 году после публикации его статьи «Лев изготовился к прыжку». Формально она имела соавтора – начальника Шестого управления МВД СССР по борьбе с организованной преступностью, коррупцией и наркобизнесом, полковника Александра Ивановича Гурова, который и предоставил Юре убийственные и оглушительные доказательства того, что в СССР существует разветвлённая сеть хорошо организованных бандформирований. Сейчас это, может быть, никого не удивит: только заткнувший уши не наслышан о так называемых ОПГ – организованных преступных группах, действовавших и действующих в России. Но в то время об этом писать не смели. Наличие организованной преступности отрицалось категорически. И вот – выходит «Литературка», где высокий милицейский чин подтверждает наличие в СССР мафии.

А через несколько номеров новая статья тех же авторов «Лев прыгнул»!

Наверняка, благодаря этим статьям в то революционное время оба автора стали народными депутатами: Юра – СССР, Гуров – РСФСР. Оба избрались и в Государственную думу. Щекочихин от фракции «Яблоко».

Я ушёл из «Литгазеты» на два года раньше Щекочихина – в 1994 году. Он перешёл в «Новую газету», там тоже возглавил отдел расследований, стал замом главного редактора.

К этому времени чума бандитизма и коррупции перекинулась на провластную верхушку страны. Расследовать преступления, санкционированные сверху, стало смертельно опасно. Когда Юра занялся расследованием «мебельного дела» (дела «Трёх китов»), затрагивающего интересы силовых структур, последовали анонимные звонки с угрозами.

Что угрозы не были пустым устрашением, показало активное участие Щекочихина в «Общественной комиссии по расследованию взрывов домов в городах Москве и Волгодонске и проведения учений в городе Рязани в сентябре 1999 года», созданной по инициативе позже убитого депутата Сергея Юшенкова. Комиссию возглавил правозащитник Сергей Ковалёв, а Юра стал её активным членом.

Он почувствовал себя плохо. Как депутата, его положили в кремлёвскую больницу. Дальше передаю слово его коллеге по «Новой газете», заместителю главного редактора Сергею Соколову:

«Он умирал стремительно и страшно. За две недели превратился в глубокого старика, волосы выпадали клоками, с тела сошла кожа, практически вся, один за другим отказывали внутренние органы. Врачи в коридорах «кремлёвки» шептались о том, что его отравили; судмедэксперты в частных беседах говорили то же самое. Однако все ставили свои подписи под официальными документами, подтверждавшими естественный характер смерти».

Как писали в военных похоронках, геройски погиб 3 июля 2003 года на своём посту, защищая… кого? Да нас с вами! От кого? Подумайте.

9 июня 1918 года умерла Анна Григорьевна Достоевская, жена писателя Фёдора Михайловича, урождённая Сниткина (родилась 11сентября 1846 года). Она пришла к нему юной стенографисткой и очень помогла ему уложиться в кабальный срок, продиктованный Достоевскому его издателем. Уговор с издателем был суровым: не уложишься в срок – это существенно скажется на твоём гонораре. Девушка влюбилась в писателя-вдовца.

Она оставила очень интересные мемуары, названные ею «Дневник». Цитирую из него:

«Восьмого ноября 1866 года – один из знаменательных дней моей жизни: в этот день Фёдор Михайлович сказал мне, что меня любит, и просил быть его женой. С того времени прошло полвека, а все подробности этого дня так ясны в моей памяти, как будто произошли месяц назад […]

У нас давно уже повелось, что, когда я приходила стенографировать, Фёдор Михайлович рассказывал мне, что он делал и где бывал за те часы, когда мы не видались. Я поспешила спросить Фёдора Михайловича, чем он был занят за последние дни.

– Новый роман придумывал, – ответил он.

– Что вы говорите? Интересный роман?

– Для меня очень интересен, только вот с концом романа сладить не могу. Тут замешалась психология молодой девушки. Будь я в Москве, я бы спросил мою племянницу, Сонечку, ну, а теперь за помощью обращусь к вам.

Я с гордостью приготовилась «помогать» талантливому писателю.

– Кто же герой вашего романа?

– Художник, человек уже немолодой, ну, одним словом, моих лет.

– Расскажите, расскажите, пожалуйста, – просила я, очень заинтересовавшись новым романом.

И вот в ответ на мою просьбу полилась блестящая импровизация. Никогда, ни прежде, ни после, не слыхала я от Фёдора Михайловича такого вдохновенного рассказа, как в этот раз. Чем дальше он шёл, тем яснее казалось мне, что Фёдор Михайлович рассказывает свою собственную жизнь, лишь изменяя лица и обстоятельства. Тут было всё то, что он передавал мне раньше, мельком, отрывками. Теперь подробный последовательный рассказ многое мне объяснил в его отношениях к покойной жене и к родным.

В новом романе было тоже суровое детство, ранняя потеря любимого отца, какие-то роковые обстоятельства (тяжкая болезнь), которые оторвали художника на десяток лет от жизни и любимого искусства. Тут было и возвращение к жизни (выздоровление художника), встреча с женщиною, которую он полюбил, муки, доставленные ему этой любовью, смерть жены и близких людей (любимой сестры), бедность, долги…