Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень

– Внутри какая-то дрожь, на устах молитва, – повторил Щусев.

– Молодец, читаешь хорошо, но достаточно, – Мария Викентьевна забрала у сына книгу.

– Почему? – воспротивился мальчик. – Дай еще почитать! Книга такая красивенькая, бордовая, и про войну пишется.

– Не надо нам ни про какую войну! – повышенным тоном сказала мать. – И зачем отец ее купил?

– Зачем-зачем! Читать! И вообще! Чтобы я не слышал больше указаний, что мне делать и как делать! – Алексей Викторович, выдернув книгу из рук жены, ушел к себе в кабинет.

Он целиком прочитал «Дневник». То плакал, то смеялся от чтения.

«Келейник-монах остался с офицерами в другой комнате. Один офицер предложил ему папиросу; монах осторожно взял, приподнялся на цыпочки, посмотрел, не видит ли настоятель, затем сел на корточки за дверь и начал быстро курить, показывая знаками, что если увидит настоятель, то будет бить его. “Ох, – подумал я, – грех-то везде находит себе место”».

Или другое, совсем не комическое. Страшное.

«…В углу палатки ползает без сознания солдат с простреленной головой – к удивлению, еще жив. Рядом с ним стоит на четвереньках пожилой солдат с простреленным животом; он лечь не может, повернул ко мне голову и слабо-слабо говорит: “Батюшка, отслужите молебен, а из кармана выньте пятнадцать копеек, поставьте после свечку: я верующий, вот приобщиться бы хотел, да рвет каждую минуту!”

Между ранеными, как ангелы, ходят сестры милосердия, отмывают кровь, перевязывают раны. Только и слышишь их голос: “Голубчик, не хочешь ли чайку? Ты не озяб ли? Что, очень болит? Ну потерпи, вот через часик все пройдет!”»

Щусев наяву видел эти картины. И бои, и солдат, и раненых, будто ангелов – сестер милосердия… В тяжелых условиях войны, где солдаты и офицеры рисковали жизнью, отец Митрофан усмотрел, насколько русский человек любит свою Родину и с готовностью отдает за нее жизнь.

А через пару месяцев поступил заказ от великой княгини на постройку церкви. Поэтому, когда Щусев встретился с будущим настоятелем храма отцом Митрофаном Сребрянским, он уже был с ним заочно знаком.

И когда впервые они вместе сели пить чай, Алексей Викторович поближе подвинул священнику блюдечко с лимонами.

– Можете и за меня съесть, – улыбнулся Щусев, – вы их дико любите, я знаю.

В удивленных глазах священника зодчий прочитал вопрос, но отвечать не стал, что про лимоны он прочитал в его дневнике: «Я узнал по секрету, что Михайло, зная, как я люблю лимоны, сел в поезд и уехал за ними за 50 верст. Спасибо им, этим истинно добрым душам; участие их до глубины души трогало меня».

В 1909 году проект храма опубликовали в «Ежегоднике Общества архитекторов-художников». И уже никто не сомневался, что этот собор будет архитектурной жемчужиной Замоскворечья.

– Как интересно задуман проект, – сходились в едином мнении специалисты, – обитель не будет отделяться от города, а органически вплетется в его ткань.

Большая Ордынка. Название такое дано, потому что из Кремля шла дорога в Орду. Также здесь жили ордынцы – тяглые люди, возившие дань ханам. Так это или нет, неизвестно. Историки утверждают разное. Например, Карамзин в «Записках о московских достопамятностях» указывает: «На месте кремлевской церкви Николы Гостунского было некогда Ордынское подворье, где жили чиновники ханов, собирая дань и надсматривая за великими князьями. Супруга великого князя Иоанна Васильевича, греческая царевна София, не хотела терпеть сих опасных лазутчиков в Кремле… Новое подворье для ордынцев было определено как раз на Серпуховской дороге, которая вела в Орду».

Щусев, задумывая храм, решил, что он будет заимствовать доордынские мотивы, но цитировать архитектурные памятники древности зодчий не собирался.

Собор, учитывая условия территории, пришлось поместить апсидой к входу в обитель. Прием нехарактерный в практике возведения храмов в монастырях. Но! Здесь особое место, и многое может и даже должно быть нехарактерным.

Сама по себе обитель милосердия – тоже нехарактерное явление. Елизавета не собиралась строить монастырь. Предполагалось населить обитель не монахинями, но и не сестрами милосердия. Тоже сестрами, только крестовыми. Эти сестры будут призваны помогать больным и бедным, а также оказывать помощь и утешение страждущим и находящимся в горе и скорби. В обители планировались лазарет для раненых русско-японской войны, лечебница для бедных больных, аптека. Обитель хоть и помышлялась со строгим укладом, но без пострига в монашество, и это оставляло девушкам возможность выбора. В любой момент они могли вернуться к полноценной светской жизни, выйти замуж.

Архитектура обители, и в первую очередь храма, должна была соответствовать духу общины. Зодчему предстояло возвести такую обитель, чтобы она воодушевляла сестер на подвиги милосердия, устремляла, сподвигала их к служению ближним. И поэтому в поисках архитектурных форм Щусев отказался от статичности в пользу внутренней динамики.

Казенным десятником на стройку взяли молодого специалиста Александра Михайловича Нечаева, к которому впоследствии Щусев прекрасно относился, хотя поначалу не принял его в свой рабочий круг.

– Они с Нестеровым так близко стоят друг к другу, что между ними не втиснешься, как ни пытайся, – однажды пожаловался Нечаев Аркадию Германовичу Вальтеру – основному помощнику Щусева при постройке обители. – Я к Щусеву со всей душой, а он ко мне с неприязнью.

Вальтер посмотрел на Нечаева грустными глазами. Они почти всегда у него были такими. Аркадий Германович часто бывал подвержен меланхолическому настроению, а еще темные круги под глазами добавляли некой трагичности его образу. Но это вовсе не мешало ему быть и хорошим человеком, и грамотным специалистом.

– На самом деле Щусев – великолепная личность, – сказал Вальтер. – Но со своими особенностями, конечно. А куда, голубчик, без них? – Он высоко поднял свои прямые брови и вздохнул.

– А чего он ко мне так относится, будто я сошка какая-то мелкая? Я, между прочим, казенный десятник, а не… не знаю кто. В общем, не тот, как он обо мне думает.

– Я не думаю, что он вообще о вас много думает, – усмехнулся Вальтер. – А что касается его самого, то те, кто поверхностно с ним знаком, могут вообразить себе, что он замкнут, придирчив, не всегда справедлив.

– Во-во, точно! – Нечаев утвердительно закивал головой. – Такой он и есть.

– Это он такой в деловой обстановке и с малознакомыми людьми, которым не совсем еще доверяет. На самом деле, если вступить с Щусевым в более теплое общение, вы увидите, что он веселый, яркий, интересный человек. И я вам помогу познакомиться с ним таковым.

Благодаря заступничеству Вальтера молодой Нечаев стал хоть и младшим, но полноправным членом общества архитектора. Отношения еще больше улучшились, когда Алексей Викторович увидел нечаевские старания и профессионализм, несмотря