Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень

– Казалось бы, Сергей Александрович – брат одного царя, дядя другого, принадлежал к самой высокой социальной группе в стране, – разговорился за столом Щусев. – Повидал я много помпезных усадеб, а здешнее поместье весьма скромное. И сам дом! Никакого стиля. Пардон. Язык мой – враг мой. Но что должен добавить: кругом какое-то завораживающее очарование.

– А пойдемте в лес за грибами, – неожиданно поступило предложение от несколько смутившейся княгини. – Мы их всегда собирали. Иной раз с Сергеем Александровичем по двести, а то и по триста белых находили.

– Не может быть! – не поверил Щусев. – Столько в природе не бывает.

– А я говорю, бывает! – легонько топнула ножкой княгиня.

– А пойдемте! – загорелся он, жадный до всего. – Проверим.

– Вот, наш милый архитектор Тчусев, – Елизавета говорила с небольшим налетом английского акцента, – согласен, а вы, господин художник?

Нестерову не хотелось тащиться в лес по грибы. Он замялся. И когда Елизавета отвлеклась, делая распоряжения прислуге, шепнул Щусеву:

– Ну что я, как идиот, в своем котелке буду по лесу фланировать? Но не хочется и обидеть хозяйку.

– Пожалуй, я бы остался, если позволите. Набросал бы кое-какие эскизы. Да и не грибник я вовсе, – отрекся он окончательно, когда Елизавета Федоровна закончила давать распоряжения.

Княгиня нисколько не стала возражать. Для Щусева же было велено принести одежду, чтобы мог гулять по лесу. И, переодевшись, Алексей Викторович, Елизавета Федоровна и еще двое слуг отправились по грибы.

Гуляя с корзинкой в руках, внучка английской королевы Виктории рассказывала о здешних местах, об их укладе жизни, когда был жив ее муж.

– Знаете, Алексей Викторович, а ведь здесь, в этих лесах, в этом краю, и произошла моя первая встреча с Россией. Настоящая встреча. Вы понимаете, о чем я?

Щусев посмотрел в проницательные глаза женщины, сменившей четыре немецких имени на одно русское. Затем притянул к себе еловую ветвь, вдохнул ее хвойный аромат. Оторвал несколько иголок и сунул в рот, пожевал. Вот здесь, в этих местах, состоялось первое знакомство принцессы Гессен-Дармштадтской, ставшей уже великой княгиней царствующего дома Романовых, со страной, с простым русским народом, здесь родилась ее любовь к России.

– Сделайте храм проникновенным, – неожиданно сказала Елизавета Федоровна. – Проникновенно русским. – Она помолчала. – И вы это можете, я чувствую.

Грибов не насобирали, пришли обратно с пустыми корзинами. Под насмешливые взгляды Нестерова. «А мы не за ними и ходили», – подумалось Щусеву.

– Зато тут кое-кто время зря не терял, – художник показал наброски парка Ильинского.

– Я всегда говорил, что Нестеров в первую очередь – пейзажист, – сказал Щусев, разглядывая листы.

– В первую очередь Нестеров – это Нестеров! – гордо парировал художник.

Весной 1908 года зодчий представил проект будущей церкви в техническо-строительный комитет хозяйственного управления при Святейшем Синоде митрополиту Московскому Владимиру. Проект одобрили.

Мало того, в том же году на художественной выставке в Вене в павильоне Сецессион, устроенной Густавом Климтом и сообществом художников-авангардистов, проект Покровского собора был высоко оценен архитекторами-специалистами и получил премию.

Комитет по строительству храма, учрежденный великой княгиней, возглавил Николай Васильевич Глоба, директор Строгановского художественно-промышленного училища, «человек с блестящими глазами и весь в постоянных хлопотах», как про него сказал Сомов. В комитет также вошли Нестеров и Щусев.

– Правильно, что Глобу выбрали начальником стройкомитета, очень промыслительно, – заметил Алексей Викторович при разговоре с заказчицей. – В новгородских говорах «глоба» означает «кладка».

А закладка собора состоялась в праздник Вознесения Господня 22 мая 1908 года. Планировалась она немногим ранее, но в апреле произошло наводнение. Гигантское бедствие случилось в канун светлого праздника Пасхи. Уровень воды поднялся на девять метров. Река затопила старую Москву: Болотную площадь, Якиманку, Хамовники, Пятницкую улицу и многие другие. Чтобы спасти Третьяковскую галерею, специально возвели кирпичную стену перед ней. Люди, как в Венеции, катались на лодках по желтого цвета воде. Почему желтого? Да потому, что оказался затоплен химический завод Ушакова, запасы краски растворились в воде. А в какой-то момент река стала сладкой. Это затопило сахарный завод Гепнера. Паводок унес со складов 350 тысяч пудов сахара.

Поскольку шла Пасхальная неделя, то москвичи, чьи дома стояли в воде, разговлялись после поста на крышах своих жилищ. Ставили самовар и принимали гостей.

Было подсчитано, что за время этого вселенского потопа сто километров улиц и переулков ушли под воду. Пострадали больше 160 тысяч москвичей. А сколько строений затоплено, разрушено? Много народу осталось без крова. Поэтому все жилые помещения на территории будущей Марфо-Мариинской обители Елизавета Федоровна предоставила пострадавшим от наводнения.

А как только вода ушла, тогда и состоялась торжественная закладка. От Щусева не ускользнуло, как волновалась Елизавета Федоровна. Ее приехали поддержать родственники – высочайшие особы – старшая сестра принцесса Виктория с дочерьми Луизой, будущей королевой Швеции, и Алисой с мужем, греческим королевичем Андреем. Их имена, имена присутствующего духовенства – в служении преосвященного Трифона, епископа Дмитровского, протоиереев Константина Зверева и Митрофана Сребрянского, а также художника Нестерова и архитектора Щусева были выгравированы на серебряной доске и будут положены в фундамент.

– Хорошо, что сейчас эпоха православия, – тихонько сказал Щусев Нестерову. Тот недоуменно покосился. – Язычники, ну не придурки ли? В фундамент замуровывали младенцев.

– Алексей Викторович, – с нажимом зашептал Нестеров, – у всех тут ярко молитвенное настроение, а вы… Нашли время и место о язычниках говорить.

– Так я и говорю, что мы, православные, вместо младенцев или животных краеугольные камни замуровываем. Я сейчас даже представить себе не могу, чтобы привели жертвенного агнеца и ка-а-ак полоснули ему по горлу. Кровища кругом, бедное животное в конвульсиях! – И Щусев мелко затряс головой и плечами, изображая жертву.

Нестеров аж поперхнулся:

– Треснуть бы вас по спине со всей силы, так, знаете, от души, по-кумовски, по-родственному.

В прошлом году в апреле у Нестерова родился наследник, и Щусев стал восприемником его чада Алеши. Своего сына художник назвал, разумеется, в честь вот этого архитектора-весельчака, у которого у самого четыре месяца назад, в январе, родился сын Миша, в честь него, Нестерова, названный, и художник стал крестным младенца Щусева.

– Да прекратите вы! Тоже мне, цыганочка с выходом, – прошипел Михаил Васильевич. – Ну что вы, право, милый Алексей Викторович, мозжечок не туда поехал на радостях? Вон, уже высокие особы на нас смотрят как на паяцев. А мы, между прочим… – Нестеров не успел договорить, кто они «между прочим», как к ним обратилась принцесса Виктория. Она очень походила лицом на свою сестру, только младшая, Элла, была помиловидней и благородства больше, но то же узкое лицо, удлиненный нос, высокая, статная, стройная. Одним словом, породистые. И обе походили на