Украденный фокус. Почему мы страдаем от дефицита внимания и как сосредоточиться на самом важном - Йоханн Хари

просто-напросто ничего не знаем об отдаленных последствиях. Это факт». Большинство людей (как и я сам) исходят из того, что эти лекарства прошли испытания и признаны безопасными. «Но исследований о долгосрочных последствиях для развития головного мозга было не слишком много, – сказал Джеймс. – Это вызывает особую озабоченность, поскольку мы с легкостью назначаем их детям. Наши дети – самая уязвимая часть населения, поскольку их мозг еще только развивается… А эти лекарства действуют непосредственно на мозг, так ведь? Это вам не антибиотики».

Джеймс рассказал, что самые лучшие долгосрочные исследования проводились на животных, и их выводы заставляют серьезно задуматься. Они показали, что если молодая крыса получает «Риталин» в течение трех недель (это эквивалентно приему человеком в течение нескольких лет), то полосатое тело ее головного мозга, отвечающее за подкрепление и поощрение, существенно сокращается в размере [196]. Джеймс считает, что не следует исходить из того, что эти лекарства действуют на людей точно так же, как на крыс, и подчеркнул, что их прием приносит определенную пользу. «Но надо понимать, что есть польза, а есть риск. Сейчас мы руководствуемся только краткосрочной пользой».

Побеседовав с другими учеными, я также узнал, что положительные результаты приема этих лекарств на удивление скромны, хотя и вполне реальны. Профессор детской психиатрии Хавьер Кастелланос из Нью-Йоркского университета сказал мне, что лучшие исследования последствий приема стимулирующих препаратов показали нечто важное: они помогают ребенку лучше справляться с повторяющимися задачами, но не повышают его обучаемость. Если честно, я ему не поверил, но потом прочитал об этом в научной работе, на которую сторонники назначения психостимуляторов ссылались как на эталонную в области исследований СДВГ [197]. Дети, принимающие стимулирующие препараты в течение 14 месяцев, улучшили свои результаты по учебным тестам на 1,8 %. В то же время дети, которых просто инструктировали на протяжении того же периода времени, улучшили свои результаты на 1,6 %.

Не менее важно, что по имеющимся данным первоначальные позитивные эффекты от приема психостимуляторов недолговечны. У человека развивается толерантность к препарату: организм привыкает к нему, поэтому для достижения того же эффекта нужна более высокая дозировка. В конечном итоге достигается максимально разрешенная для детей доза.

Чарлз Чайслер, сомнолог из Гарвардского университета, поделился со мной, что сильно встревожен широким распространением этих препаратов, ведь одним из главных последствий приема является недосыпание. А это очень плохо сказывается на развитии головного мозга в юном возрасте. Все его знакомые молодые люди употребляют эти лекарства, чтобы готовиться к экзаменам ночами напролет: «Молодежь попросту подталкивают глотать все эти амфетамины, и я сразу вспоминаю об опиоидном кризисе. Разве что об этом никто не говорит. В моей молодости людей, которые продавали детям амфетамины, сажали в тюрьму. Но все обстоит ровно так же, как было с опиоидами, – никто этим не занимается. Это маленькая грязная тайна нашей страны».

Большинство американских ученых (а я побеседовал с большинством самых авторитетных специалистов по СДВГ) говорили мне, что считают назначение психостимуляторов безопасным, а польза от них перевешивает возможные риски. Большинство из них утверждают, что активная контраргументация (которой, собственно, я и занимаюсь на этих страницах) опасна: это приведет к тому, что родители станут скептически относиться к рецептурным психостимуляторам, а, следовательно, их дети будут напрасно страдать и жить в целом хуже. Ученые также уверены, что это может заставить кого-нибудь резко прекратить прием препарата, что чревато тяжелым абстинентным синдромом. Но среди специалистов остального мира нет такого же единства взглядов, и можно гораздо чаще встретиться с противоложным отношением к такому подходу или его откровенным неприятием.

* * *

Многие люди уверены, что трудности с вниманием у ребенка обусловлены в основном расстройством физиологического характера, по одной весомой причине: их убеждают в том, что это следствие генетики ребенка. Выше я упоминал, что профессор Стивен Хиншоу говорил, что «гены ответственны за 75–80 % этой проблемы», а иногда называют и еще более пугающие цифры. Если это действительно так, то преимущественно биологические подходы кажутся более целесообразными, а методы, которые отстаивают Сами и его единомышленники, представляются лишь дополнительными опциями. Углубившись в этот вопрос, я пришел к выводу, что в действительности все обстоит сложнее и необязательно так, как напористо утверждают стороны этой поляризованной дискуссии.

Меня заинтересовало происхождение статистических данных о том, что СДВГ в подавляющем большинстве случаев обусловлен генетическими отклонениями. От ученых, которые продвигают эту статистику, я узнал, что она не является результатом прямого анализа генома человека. Практически все эти данные получены гораздо более простым способом – так называемым близнецовым методом. Берется пара идентичных близнецов, и если одному из них поставлен диагноз СДВГ, задается вопрос: есть ли аналогичный диагноз у другого? Далее берется пара неидентичных близнецов, и если одному из них поставлен диагноз СДВГ, задается вопрос: есть ли аналогичный диагноз у другого? Так повторяется множество раз, пока выборка не будет достаточно велика для анализа цифр.

В основу этого подхода положено простое соображение: все исследуемые пары близнецов растут в одних и тех же домах с одними и теми же родителями, таким образом, различия между ними нельзя отнести на счет окружающей обстановки. Они объясняются их генами. Генетически идентичные близнецы намного больше похожи друг на друга, чем неидентичные, поэтому, если среди них выявляется нечто более распространенное, делается вывод о генетической составляющей этого явления [198]. Насколько это зависит от генов, можно понять по величине разброса. Уже много лет этот метод применяется самыми авторитетными учеными.

Всякий раз, когда ученые изучают СДВГ таким путем, они неизбежно заключают, что идентичным близнецам этот диагноз будет поставлен с гораздо большей долей вероятности, чем неидентичным. Это устойчивый результат более чем 20 таких исследований [199]. Именно на этом основано мнение об очень высокой вероятности генетической предрасположенности к СДВГ.

Однако небольшая группа ученых задалась вопросом: нет ли у этого метода серьезного изъяна? Я поговорил с одним из таких ученых, психологом из Северной Калифорнии Джеем Джозефом. В обоснование своей точки зрения он привел целый ряд фактов. Научные исследования в другой области показали, что на самом деле идентичные близнецы воспринимают окружающее иначе, чем неидентичные [200]. Идентичные проводят друг с другом больше времени. Такие близнецы чаще бывают озадачены своей схожестью, ведь даже люди путают их. Они психологически ближе друг к другу. «В их окружении больше общих аспектов… Они больше склонны копировать поведение друг друга. К ним относятся в большей мере одинаково. Все это ведет к более схожему поведению, каким бы оно ни было», – сказал Джей.

Поэтому, по его мнению, различия, которые выявляются во всех этих исследованиях,