Молот Пограничья - Валерий Пылаев

— Вам когда-нибудь приходилось видеть шершня, угодившего в пчелиный улей, Игорь Данилович? — вдруг произнес он. — Если нет — наверняка несложно представить: старший брат осы, огромный крылатый хищник, самой природной раскрашенный в грозные цвета. И его враги. Тоже сильные и тоже наделенные острыми жалами — однако лишенные той храбрости, которая из всех насекомых присуща лишь шершню. В честном бою он, пожалуй, одолел бы любого. — Орлов покачал головой и вздохнул. — Но шершень один, а пчелы нападают вместе. И даже если пять, шесть, десять из них погибнут, исход…

— В вас пропадает великий баснописец, Павел Валентинович, — раздраженно бросил я. — Но уж не знаю, зачем вам вдруг понадобилось пояснять очевидное. Я и так уже понял, что для Москвы и его величества императора Пограничье — лишь улей с насекомыми. Они будут с интересом наблюдать, кто кого одолеет, однако вмешиваться… Впрочем, меня куда больше интересует другое: что вы — лично вы станете делать, если шершень все-таки не пожелает улететь подобру-поздорову? — Я остановился и взглянул Орлову прямо в глаза. — Если он решит откусить головы всем бойцовым пчелам до единой, а потом прогрызет улей и загонит свою жало в брюхо их пчелиному патриарху?

Орлов нахмурился. Впрочем, злобы или недовольства в его взгляде я так и не увидел. Его сиятельство честно отрабатывал положенный по чину оклад, пытался предупредить меня и даже выдумал весьма поэтичное сравнение, однако, похоже, ничуть не расстроился от того, как все вышло и чем закончилась беседа.

На мгновение в темных глазах напротив мелькнула искорка. Которая, впрочем, тут же потухла: как человек государя, Орлов, разумеется, никоим образом не мог поощрять то, о чем я разве что не заявил прямо.

— В таком случае, я скажу, что этот шершень — самый упрямый и отважный сукин сын из всех, кого я когда-либо знал, — тихо проговорил он, протягивая мне руку. — И от всей души пожелаю ему удачи на суде.

Глава 24

— Снести бы тут все… — задумчиво протянула Полина. — И заново отстроить.

Из дюжины зданий в Гром-камне срочного ремонта требовали… да, пожалуй, все. Причем пяти он был необходим лет этак двадцать назад, и еще два явно проще было поставить с нуля, а все, что осталось от когда-то крепких срубов — пустить на дрова. Будь воля Полины, она потратила бы все заработанные на трофейном золоте и шкурах деньги на обновление усадьбы.

Но я не спешил проявлять щедрость. Судя по обстановке, в первую очередь сейчас следовало подумать о дружине. Не хотелось даже спрашивать, когда дядя последний раз платил своим людям. Рамиль, Жихарь и Федот сумели раздобыть сносную форму, а остальные ходили в таких обносках, что даже самые неудачливые и бестолковые из вольных сталкеров в Тосне, пожалуй, выглядели поприличнее их.

С оружием было ненамного лучше: мечей, топоров и прочих боевых колотушек в оружейной хранилось человек этак на пятьдесят, но большая часть годилась разве что в переплавку или вообще на выброс. Ни шлемов, ни нормальной брони — только ржавые кольчуги и растрескавшиеся кожаные жилеты с пластинами, которые весили столько, что даже здоровяк вроде Рамиля ушел бы в таком не слишком далеко — и уж точно не быстро.

Штуцеров в Гром-камне нашлось всего шесть — считая драгоценный дядин «холланд», и два из них скорее напоминали залежавшиеся музейные экспонаты. Еще один, если верить слухам, валялся по частям где-то в кузнице, но мы с Жихарем сумели отыскать только приклад, расколотый то ли зубами, то ли копытами какого-то очень недоброго таежного зверя.

Три ружья, арбалеты, пара луков, отцовский револьвер… И все — на этом богатства арсенала рода Костровых заканчивались. Иными словами, у меня не хватало не только людей, но и вообще всего, включая патроны. И вздумай кто-нибудь из добрых соседей плюнуть на предупреждение Орлова и заявиться в гости прямо сейчас, оборонять вотчину и сам Гром-камень было бы попросту нечем.

А в том, что это случится, сомнений уже не осталось: после позавчерашней стычки с Константином Николаевичем его почтенный батюшка наверняка осерчал на меня еще больше. И уже вовсю прикидывал, как бы наведаться в Отрадное с парой-тройкой десятков упакованных в броню дружинников и раз и навсегда поставить точку в недолгом противостоянии Костровых и Зубовых. Воля государя и наличие между нашими вотчинами владения упрямого и крепкого старика Горчакова могли отодвинуть дату предстоящей расправы, но положение вещей уж точно не меняли.

Воевать придется. Вопрос — когда?

— Снести? Да полно вам, Полина Даниловна. — Возмущенный голос Жихаря выдернул меня из невеселых раздумий. — Как можно? Крепкие домишки еще, хоть и старые. По сто лет, считай, стояли — и еще постоят!

— Не постоят, — вздохнул я. — Половину по-хорошему и правда под снос давно пора. Трубы менять надо, электричество дотянуть. Но для начала хотя бы срубы новые поставить — под гараж и под сарай.

— И под коровники, — напомнила Полина. — Один уже весь косой стоит, а во втором к зиме точно крыша провалится.

Жихарь недовольно засопел, но спорить с хозяйкой, конечно же, не посмел — хоть всю последнюю неделю и чувствовал себя чуть ли не первым человеком в усадьбе — после Костровых, конечно же. Он уже успел занять при мне место телохранителя, денщика, водителя, порученца по всем нужным и не очень вопросам, а теперь, похоже, метил еще и в советники.

Я не возражал — соображал парень неплохо, а уж в жизни на Пограничье смыслил побольше моего. Неплохо знал народ в Отрадном, Тосне и даже Орешке, готов был носиться по делам сутки напролет, и его бурную энергию, как ни крути, определенно стоило направить в нужное русло.

И иногда слегка ограничивать.

— Вот чего. Возьми у Полины Даниловны сто рублей, бери машину и дуй в Ижору к Горчакову. Затребуй бревен на лесопилке, сколько надо на два сруба… Матерь с ним — на три, лишними не будут. — Я махнул рукой. — А потом в Отрадное… У нас в строительстве кто-нибудь соображает?

— Боровик, ваше сиятельство, — отозвался Жихарь. — Он, считай, всю заимку своими руками поставил, мы только бревна таскали. Сейчас руки уже не те, конечно, да и глаза…

— Бери Боровика с собой. — Я кивнул и неторопливо направился в сторону кузницы. — Пусть в Отрадном плотников присмотрит,