Молот Пограничья - Валерий Пылаев

Неудивительно, что стайка чиновников на небольшом возвышении в конце зала чувствовала себя не в своей тарелке. Даже сам градоначальник Орешка — граф Петр Петрович Милютин — то и дело озирался по сторонам, и присутствие неподалеку нескольких Одаренных офицеров из гарнизона его ничуть не успокаивало.

Близко посаженные глазки нервно бегали туда-сюда, а нос забавно подергивался, делая лицо его сиятельства все большим похожим на испуганную крысиную мордочку.

— И это наш судья? — усмехнулся знакомый голос за моей спиной. — Жалкое зрелище.

Белозерский даже не пытался говорить тише — и, похоже, совершенно не стеснялся своего отношения к предстоящему процессу. То ли тоже слышал разговоры про щедрые взятки, то ли заведомо считал все происходящее фарсом.

А может, просто знал куда больше меня — просто не спешил делиться.

— Увы, — усмехнулся я. — Не похоже, чтобы его сиятельство Петр Петрович здесь решал хоть что-нибудь.

— И хозяином Пограничья называют вовсе не его. К сожалению. — Белозерский чуть понизил голос и обернулся к двери. — На вашем месте я бы скорее рассчитывал на графа Орлова. Он кажется порядочным человеком.

Я тоже взглянул в сторону входа в зал, но вместо гостя из государевой канцелярии увидел только белобрысые макушки Зубовых. Братья оставили дружину на улице, и в ратушу вошли в сопровождении всего пары человек в штатском. Тощего вертлявого хлыща в костюме не по размеру и с круглыми очками на носу — видимо, поверенного. И второго — невысокого, чернявого, с близко посаженными глазами и аккуратной бородкой.

Сердце пропустило удар. Кулаки сами собой сжались, и я даже подался вперед, едва удержав себя на месте. Заметив мой взгляд, Мамаев улыбнулся и чуть склонил голову в издевательском приветствии, проходя мимо. Основа внутри забурлили мощью аспекта, и я, пожалуй, не постеснялся бы прямо при свидетелях вырвать позвоночник его благородию барону.

Не будь у меня уверенности, что чего-то такого Зубовы от меня и ждут. Теперь все встало на свои места — и их подозрительное спокойствие, и неуверенность судьи, и даже отсутствие главы рода — Николая Платоновича. Похоже, его сиятельство не слишком-то рассчитывал на купленные показания свидетелей и честную победу в суде — и задумал очередную гадость.

Но какую?..

— Что с вами, Игорь Данилович? — Белозерский легонько коснулся моего плеча. — Вы будто самого черта увидели.

— Можно сказать и так, — проворчал я, провожая чернявого взглядом. — Вы знаете этого человека?

— Нет. Впрочем… — Белозерский прищурился, разглядывая три спины в пиджаках. — Мне приходилось слышать о бароне Мамаеве, хоть он и не задержался в Новгороде.

Его светлость явно не слишком-то хотел обсуждать моего старого знакомого — однако наверняка что-то да знал. Иначе не стал бы хмуриться и морщиться так, будто в зал притащили ядовитую змею.

— Кто он? — тихо спросил я. — И что ему здесь нужно?

— Не знаю, — с явной неохотой отозвался Белозерский. — В столице Мамаева считают… В общем, ходят слухи, что он из тех благородных господ, что не стесняются испачкать свой титул и фамилию всякими сомнительными делами.

— Это я, пожалуй, знаю и так. — Я кивнул дяде и без особой спешки зашагал по проходу, который разделял ряды сидений в зале. — А можно подробнее, Константин Иванович?

— Похищения, взятки и прочая дрянь… Дуэли, конечно же. — Белозерский скривился. — Не знаю, что из этого на самом деле правда, однако барон, без сомнения, человек в высшей степени опасный.

Дуэли, похищения, взятки… А заодно и, похоже, скупка трофеев у вольников и поиски невесть чего за Пограничьем. Мамаев, очевидно, делал за Зубовых ту работу, которой их сиятельства брезговали. И наверняка его появление здесь тоже что-то означало.

К примеру — очередную пакость. Из тех, что непременно сопровождали каждую нашу встречу.

— Занимайте места, милостивые судари и сударыни! Мы уже четверть часа как должны были начать!

С кафедры раздался стук судейского молотка и сразу за ним — голос. Высокий и противный, как визг пилы — под стать крысиной морде. Его сиятельство Петр Петрович все так же суетился, и даже к самому процессу так и не потрудился привести в порядок если не мысли, то хотя бы слова. Церемониал и вступительная речь, в которой назывались участники и описывалась суть процесса, дались Милютину не без труда — одному из младших чинов то и дело приходилось подсказывать.

Пока я пробирался к скамье подсудимого, кто-то в зале чуть ли не в открытую посмеивался над градоначальником, однако мне почему-то стало не до веселья. На нашей с дядей стороне уже готовился выступить Горчаков, одно слово которого для собравшихся в зале благородных господ наверняка стоило куда больше бессвязной болтовни вольных искателей и парочки продажных урядников. Однако ни Зубовых, ни их поверенного это, похоже, нисколько не волновало. Я еще раз внимательно осмотрел зал и понял, что они даже не потрудились привести всех свидетелей.

Будто и вовсе не собирались вызывать их на кафедру.

— С учетом всех обстоятельств, считаю, что нам следует начать со стороны обвинения. Суд вызывает первого свидетеля. — Милютин набрал в легкие воздуха и нервно, едва не сорвавшись на визг, возвестил: — Его благородие барона Виктора Георгиевича Мамаева!

Когда чернявый поднялся со своего места и зашагал к кафедре, в зале вдруг стало так тихо, что стук ботинок по доскам отражался эхом от стен. Все тут же смолкли, будто Милютин отыскал у себя по судейским столом какой-то волшебный рубильник. Князья, чиновники и горожане только молча переглядывались, тараща глаза — такого никто из присутствующих явно не ожидал.

Кроме Зубовых — они все так же сидели, будто каменные изваяния. Разве что у младшего на лице мелькнуло выражение, полное злобного торжества. Парень уж точно не забыл, как я недавно размазал его, да еще и при свидетелях — и готовился отомстить.

Чужими руками, разумеется.

— Виктор Георгиевич! — снова заговорил Милютин, когда барон занял свое место напротив меня. — Насколько суду известно, вы также присутствовали в Тосне в тот день, когда Игорь Данилович…

— Присутствовал. — Мамаев кивнул. — И готов свидетельствовать. Именем всемогущей Праматери клянусь говорить правду.

Я поймал тяжелый и встревоженный взгляд дяди. Наверняка он сейчас думал о том же, о чем и я: дело принимало крутой оборот. Одно дело — показания вольных искателей и урядников, и совсем другое — слово