Молот Пограничья - Валерий Пылаев

вредина решила снизойти и прогуляться до кузни, а не отправить кого-то из прислуги. Я перебрал в уме Орлова, Фогеля из Таежного приказа в Тосне, кого-нибудь из однокашников по кадетскому корпусу, младшего Зубова — и даже старшего.

И не угадал. Тот, кто терпеливо дожидался меня напротив кузни, подперев плечом сосну, положением был куда выше любого из них.

И все же зачем-то решил заглянуть лично.

— Осваиваешь работу кузнеца, кадет? — улыбнулся Белозерский. — Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу князя с молотом.

— Вы считаете, это недостойный труд?

Я тоже решил обойтись без расшаркиваний — раз уж его светлость сам с порога решил перейти на ты. В случае Зубова или даже Орлова это было бы почти оскорблением, однако великий князь Новгородский по возрасту годился мне чуть ли не в дедушки, так что его фамильярность скорее означала расположение.

Или хотя бы то, что разговор предстоит неофициальный. Иначе Белозерский вряд ли выбрал бы вместо дорогущего костюма одежду попроще — чуть потертый на лацканах кожаный плащ, свободные штаны и ботинки на высокой шнуровке. Самые обычные — вроде тех, что носил я сам.

Оглядевшись, я заметил и машину — здоровенный черный внедорожник. Для поездки на Пограничье от лимузина его светлость благоразумно отказался. То ли не хотел без надобности заявлять о своем присутствии, то ли…

— Недостойный труд? — с улыбкой повторил он. — Нет, почему же. Говорят, сам конунг Рерик в свое время был не прочь помахать молотом.

Прозвучало весьма двусмысленно, однако задеть меня подобным сравнением Белозерский не мог — да и, пожалуй, не хотел.

— Что привело вас сюда, Константин Иванович? — поинтересовался я.

— Всего лишь вежливость и любопытство. Если ты имеешь в виду усадьбу.

— Я имею в виду Пограничье. — Я расстегнул ворот рубахи, чтобы хоть немного остыть после кузни. — Люди вашего положения редко ездят так далеко без надобности.

— Пожалуй, — вздохнул Белозерский. — До меня дошли слухи, что тебя собираются судить за убийство человека, который служил роду Зубовых. Может, на этих землях мое слово стоит чуть меньше, чем в Новгороде, однако я посчитал своим долгом явиться, чтобы сказать его за тебя.

Видимо, где-то на этом месте мне следовало рассыпаться в благодарностях, однако желания… скажем так, не возникло. Белозерский казался порядочным человеком, неплохо знал отца и, кажется, даже был расположен ко мне лично, но уж точно не настолько, чтобы катить две сотни километров до Пограничья исключительно по доброте душевной.

— Значит, вы верите, что я был в своем праве? — осторожно поинтересовался я.

— И даже не сомневался — с самого начала. — Белозерский склонил голову. — Сын Данилы Кострова — не тот человек, который способен на подлость.

— Вы хорошо знали отца?

— Достаточно хорошо, чтобы иметь все основания ему доверять. И чтобы он доверял мне. — В глазах напротив на мгновение мелькнула искренняя печаль. — Надеюсь, что и с тобой мы тоже поладим.

— Если вы имеете в виду отцовский долг — он будет выплачен. — Я чуть сдвинул брови. — Уж не знаю, о каких сроках шла речь, но…

— Если тебе интересно — я имел в виду вовсе не это, — буркнул Белозерский. — Не сочти за оскорбление, но для моего рода сумма в пять с небольшим тысяч рублей не так уж и велика. И я бы даже скорее назвал ее не займом, а… Как насчет того, чтобы считать это вкладом в дело твоего отца?

— За который вы пожелаете получить свою долю? — усмехнулся я.

Белозерский даже не нахмурился — видимо, моя прямота пришлась ему скорее по нраву. Или по меньшей мере избавила от необходимости подбирать слова и осторожничать, чтобы ненароком не задеть чье-то там излишне болезненное и выпирающее самолюбие.

— А почему бы и нет? — Он пожал плечами. — Разумеется, я не стану требовать, чтобы ты продолжил поиски, но если у тебя все же возникнет желание…

— Вы будете не против узнать об этом первым, — закончил я. — Ведь так? Вынужден разочаровать вашу светлость: отец не оставил никаких записей — и я понятия не имею, что он пытался найти в Тайге.

— Я тоже не знаю. Но догадаться, полагаю, несложно. — Белозерский на мгновение прищурился, будто просвечивая меня насквозь. — Речь идет о сокровище. Новое месторождение золота, кресбулат, жив-камни… Или еще что-то. Достаточно ценное, чтобы рисковать за него не только жизнью, но и судьбой семьи.

И достаточно ценное, чтобы за него умереть… Или убить. Дядя считал отцовскую затею блажью, однако я с самого начала думал иначе.

Впрочем, великому князю Новгородскому об этом знать пока не обязательно.

— При всем уважении к вашей светлости, — ответил я, — это звучит слишком похоже на сказку.

— Может, и так. — Белозерский не стал спорить. — Но твой отец не был наивным искателем приключений или дураком. И уж тем более не был безответственным хозяином и главой рода. Тот Данила Костров, которого я знал, никогда бы не стал гоняться за призраками.

Ответить мне оказалось нечего, и чуть ли не минуту мы молчали. Разговор оставил странное послевкусие, однако сам Белозерский произвел скорее приятное впечатление — снова. Хотя бы тем, что не стал юлить и сказал все прямо, как есть.

И в этом с него стоило взять пример.

— Я обещаю вашей светлости выплатить долги отца, — проговорил я. Четко, веско, чеканя каждое слово. — Но не стану обещать держать вас в курсе дел моей семьи. И какими бы ни были мои дальнейшие планы, первым делом следует разобраться с судом.

Белозерский поморщился, едва слышно вздохнул, однако наседать, конечно же, не стал — то ли решил отложить все беседы до более удачного момента, то ли просто поленился. Тем более — как я сам верно заметил — сейчас у меня были проблемы посерьезнее какого-то там сокровища в Тайге.

— О да, — невесело усмехнулся он. — Суд. Который еще надо пережить.

Глава 25

На этот раз Орешек показался… другим. Может, оттого, что ратуша стояла в самом центре старого города, а не на берегу, как Таежный приказ. Двухэтажное каменное здание — одно из немногих, сохранившихся чуть ли не со времен Ивана Грозного — выглядело ровесником крепости на острове. Хоть и было построено лет