Пламенеющие храмы - Александр Николаевич Маханько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здесь я с вами заодно, дорогой Ами. И не я один. Нас множество во всей Женеве.
– Но сделать это нужно, увы, не силой оружия. Если кому-то вдруг захочется решить дело одним ударом кинжала, то это будет провалом. Суд сочтёт это убийством, а то и попыткой переворота. Мы же не можем нарушать законы города, ибо сами создали их как основу силы и свободы Женевы. Если мы хотим добиться цели, нам нужно свалить Каина идейно. Чтобы не только мы и наши друзья поняли весь ужас и извращённость его доктрины, а все жители и особенно генеральное собрание. Только так можно заставить Каина вместе с его святошами убраться из города.
– Сколько лет прошло с того дня как он появился в нашем городе и сколько копий было сломано. Кто только не пытался это сделать, а всё зря. Победить Каина в идейном поединке, дорогой мэтр Перрен, невозможно. Даже лучшие кардиналы Рима признали в этом своё фиаско. Боюсь, этот способ неосуществим, ибо даже если и сыщется человек, способный переубедить весь город, то одолеть Каина в диспуте ему всё равно будет не по силам, если только он не сам лукавый. Пробовали многие, не получилось ни у кого. Так что ваш modus operandi не более чем иллюзия. К сожалению. Только не нужно споров, дорогой Ами. Все наши слова не будут стоить и захудалого су, если они не превратятся в действие
На какое-то время оба замолчали. Оба мэтра, почётные и уважаемые граждане Женевы, прекрасно понимали свою ситуацию. Спорить было не о чем. Но и смириться с тем, что они вот-вот могут оказаться чужими в своём родном городе, они тоже не могли.
– И тем не менее, дорогой Филибер, мы должны попробовать.
– Помилуйте, Ами! В который уж раз и на те же грабли. И кто же тогда выступит оппонентом? Не вы ли сами?
– Да как вам сказать, – Перрен непроизвольно понизил голос и огляделся, – наши друзья в Париже известили меня, что в скором времени у нас в Женеве появится такой человек.
– Как?! – от неожиданности Вертелье даже остановился, -Кто же он? Откуда? Да и верно ли?
– Тише, прошу вас! Не кричите так сильно! – Перрен ещё раз огляделся. Рядом никого, но всё же. – Сведения верные. Люди, которые мне это сообщили, не имеют привычки шутить в такого рода делах.
– Но кто же это?
– Неизвестно. Очевидно, что какой-то иноземец. Сообщили только, что он появится в самые ближайшие дни и сам заявит о себе. Нам нужно будет только поддержать его.
– И это всё? Негусто. А я уж подумал, будет что-то стоящее, – Бертелье разочарованно вздохнул, – сами-то вы, что об этом думаете, дорогой Ами?
Перрен помолчал, разглядывая блики на лужах. Признаваться, что у него, генерал-капитана и командира, нет четкого плана действий, не хотелось.
– В любом случае выждем несколько дней. А там время покажет, как действовать.
– Снова ждать? Надоело, Ами!
Бертелье в сердцах пнул башмаком не ко времени перебегавшую дорогу крысу. Известие о persona incognita его взволновало, а необходимость снова выжидать вернула былую досаду. Дальнейший путь по улицам оба мэтра молчали. Наконец ноги сами вывели их к собору Св. Петра. Подходило время вечерней службы. Жители квартала кто поодиночке, кто компаниями понемногу начали сбиваться в мелкие ручейки, которые, наводняя собой многие проулки, сливались в потоки крупных улиц и полноводными реками неслись к одному месту – к собору Святого Петра. Ремесленники, лавочники, купцы, извозчики, чиновники, менялы, прачки, подмастерья, аптекари все спешили занять своё место под сводами храма. Любой, рискнувший пойти в другом направлении, мог сразу отправляться в тюрьму. Всё, как предписано ордонансами.
Публика попроще, исподволь перешептываясь и толкаясь, торопилась поскорее войти в храмовый портал, чтобы занять внутри место поудобнее. Господа посолиднее не спешили так, как все остальные. Подойдя к храму, они останавливались немного в стороне, чтобы без суеты поприветствовать друг друга, переброситься парой слов о делах, о семье, о погоде. Оба наших мэтра, чтобы не нарушать этикета, также чинно присоединились к компании горожан, многие из которых, таких же, как и они сами, называли себя либертинами. Впрочем, называться они могли как угодно, могли ненавидеть самого Кальвина, но явиться на службу в храм обязаны были вовремя.
– Ой, смотрите-ка, кто это? Не иначе наш Каин соизволил объявиться.
Мэтр Бертелье произнёс это нарочито громко, указывая тростью куда-то в сторону. Все, кто находились рядом, немедля обернулись. Из тени боковой улицы к храму приближалась высокая согбенная фигура человека в развеваемом ветром чёрном таларе. Это шёл Жан Кальвин, персона, чьё имя чуть не ежедневно слетало с уст каждого жителя Женевы. Не гражданин, но первый человек этого города, глава Церкви, «женевский папа». Кто-то упоминал его с уважением и благоговением, а кто-то и с ненавистью. Когда-то он был одним из многих и почти никем. Больше десяти лет назад власти Женевы, приметив ум, стойкость и веру этого молодого француза, призвали его, чтобы спасти свой город, разбитый войнами, коррупцией, безверием и пороками. Кальвину удалось утвердить в городе евангельскую веру и бесконечными трудами своими воссоздать новую Церковь. Его же стараниями во многом был переустроен и мирской уклад жизни города, управление городским хозяйством и казной. Женева наконец-то ожила и укрепилась, а в душах жителей утвердились спокойствие и лад. Городские власти, боясь возвращения хаоса, признали в Кальвине спасителя и почти что подчинились его воле, принимая его советы как указы и облекая их в форму законов. Кальвин же, чуждый почестям и славе, стремился только к одному – торжеству веры и неукоснительному следованию ей всеми прихожанами, то есть всеми без исключения жителями Женевы. Для этого он словно заковал её в невидимые стальные цепи – «Церковные ордонансы». Невыполнение любым прихожанином, будь то мальчишка-подмастерье или первый синдик города, этих предписаний грозило всевозможными карами – от словесного увещевания до смертной казни. Кальвина
